Омилия

Ты флейта, милая, ты скрипка!
Едва коснусь – и тотчас звук,
Вибрируя, слетает зыбко
Из-под моих неловких рук.
И потрясенья не пытаясь
Сокрыть, смычком восхищена,
Паришь ты, трелью наслаждаясь.
Не всем такая блажь дана.
Ты – красота, ты – упоенье,
Неординарен твой талант.
И создаётся впечатленье –
Тебе не нужен музыкант.
Не нужен… Двери отворяю,
В келейную ступаю мглу,
Себя молитвой проверяя…
А скрипка старится в углу

Нас разделяли и друзья, и города,
Непонимания безжалостные руки.
Быть вместе мы старались не всегда,
Но неизменно ощущали боль разлуки.

Ты постоянно был в сетях одних страстей,
Меня терзали и калечили другие.
На перекрестке наших двух путей
Стояли ангелы намерений благие.

Мы не вошли – ворвались на одном
Дыханье сердца в храм Любви, но под венцами
Мы не стояли. А рубиновым вином
Не причащались – жажду утоляли.

Как одиноко! В чаше – пусто. Есть вина.
Но не любви святой причастного вина.

Представляю начало жития преподобного Сергия, изложенное для детей 8–10 лет. Такую работу пишу впервые, и мне бы очень хотелось узнать мнение читателя — можно ли так пересказывать житие святого? Интересно ли будет детям читать? Спасибо!

БРАТ

«Уж не знаю, Кириллушка, что за дитятко у нас будет» — тихонько говорила мать отцу. Они со Стефанкой только вернулись из церкви. Было воскресение. Отец приболел немножечко и на Литургию с ними не пошел. И сейчас Мария, так звали Стефанкину маму, в белом праздничном платке и в широком голубом платье, прикрывающем её круглый живот, сидела с отцом на скамеечке возле дома и рассказывала происшедшее в храме, а Стефанка рядом возился с котом. «Мы на службе в притворе стояли с другими женами, батюшка из алтаря вышел Евангелие читать, и тут как младенчик-то во чреве моем заверещит! — мать легонько погладила живот.

СОЛНЫШКО

На востоке круглый год
Утром солнышко встает,
Умывается дождем,
Катит огненным шаром

По небесному пути,
Чтобы к западу прийти.
Вечерком ложится спать
В облака – свою кровать.

ЛУНА

Ночь на небе темно-синем
Испекла румяный блин?
Из космической корзины
Прикатился апельсин?

Или блюдце золотое
Засияло в вышине?..
Фантазировать, порою,
Так занятно при луне!  

ЗВЕЗДЫ

В небе черном, бархатистом
Звезды яркие блестят,
Ночь мерцаньем серебристым
Украшает свой наряд.

Свет таинственный, далекий,
Призывая и маня,
К устремлениям высоким,
В небеса зовет меня. 

Быстро проходят этапы жизни
Счастью навстречу… но чаще – мимо.
Душу к иной устремив Отчизне,
Тикает время необратимо.

Как отличить нам святое семя
От пустоцвета хлопóт бумажных?
Судьбы людей превращает время
В реку, куда не вступают дважды.

Мало кто, проповедь зла отринув,
Дар чистоты сохраняет с детства,
Верным Отцу пребывает сыном…
Многим же – сразу подай Наследство.

Кто ты? Насколько далёк от рая?
Где твоё имя и как звучало?
Все мы умрём,
                        и тогда познаем:
Смерть – полноты бытия начало.

15.09.2010 г.
 

Машина с песком уже подъезжала к деревне, а упрямый замок на воротах ну никак не хотел открываться. Битых полчаса мы с соседкой Люсей безуспешно взывали к его совести, крутили, вертели, смазывали маслом, уговаривали и даже угрожали. Тщетно. Совершенно выбившись из сил, начали было искать альтернативный вариант разгрузки машины за пределами участка, как вдруг раздалось спасительное:

— Помочь?

Пьеса для детей среднего и старшего возраста ко Дню славянской письменности и культуры

Действующие лица: Константин (Кирилл), Мефодий, Константин в детстве (мальчик лет 10), правитель мусульман со свитой, мусульманский мудрец, немецкий священник.

Сказитель (напевно)
(Если ребенок умеет обращаться с гуслями, можно вступление сопровождать игрой на гуслях)

Взять бы гусли мне, гусли звонкие,
Гусли звонкие, сладкогласные,
Спеть бы песню мне о былых годах,
Песню чудную, песнь прекрасную.

Вас потешу я словом искренним
О делах давно уж минувших дней,
Родилась когда наша письменность,
Слово Истины воссияло в ней!

Часть 1. Детство братьев

Ищет крошки голодная стая,
И узором покрыто стекло…
Много праздников глупых я знаю,
Много пиршеств никчемных прошло.

Жизнь празднуя от безнадеги,
Мы сблудились, скурились, спились,
Не несут нас короткие ноги
К горизонту, в небесную высь.

Голос разума – тише и тише –
Тщетно морщится узенький лоб…
Дремлет голубь на кромке под крышей,
Вспоминая всемирный потоп.

Кот был голый. То есть — совсем без шерсти. Порода такая «сфинкс канадский».

Кот лежал на тощей подстилке в тесной клетке витрины московского зоомагазина. На ценнике была обозначена и порода и цена. Вот из-за цены-то и сидел кот весь свой недолгий век за решеткой. Он уже достиг тут половой зрелости, но не имел ни одного шанса, чтобы ею воспользоваться. Не было у него и клички. Просто кот, даром, что породистый. Даже птичек он мог видеть только в клетках напротив. Те беззаботно чирикали тропическими голосами и прыгали по жердочкам в клубах ароматов сухого корма для животных. Разноцветные рыбки за стеклами аквариумов бестолково суетились под монотонное бурчание компрессора. В соседней клетке круглые сутки тряслась ливретка, считающая себя собакой. Природное недоразумение, а не собака, если здраво рассудить. Ярусом ниже спал, уткнувшись носом в описанную пеленку, щенок таксы. Молодой еще пока. И поговорить-то нет с кем.

И сказал Господь: "Идите,
Пойте по миру любовь!",
Будет часто с неба литься
Облаков седых покров.

То дождем, совсем отвесным,
То туманами, как сном,
Иль сиянием чудесным
Опалиться, как огнем

Вся планета и застынет
Неподвижной в этот миг,
И былое вновь нахлынет,
И прольется к Богу крик.

И ребенок улыбнется,
И заплачет царь седой,
Сгинет ночь и не придется
Ждать обещанный покой.

А пока…мы будем плакать,
Мерить время, как простор,
Да искать, как дара, знака,
Разбирая мыслей сор…
 

Вот я пред тобою стою безоружна.
Отныне лукавство и хитрость не нужны.

Всей жизнью своей до сего дня платила
За ложь и неискренность. Нет больше силы.

Хотеть не хотела - сполна получила
За то, что кумира себе сотворила

Из лжи во спасенье. Но где оно? Где же?
Есть ложь. А вопросы остались все те же.

На них я сама за тебя отвечала:
Спасала любовь. А на деле - теряла.

С пути и тебя, и себя уводила
Так долго. И жить не жила - колесила.

Сегодня, как с глаз пелена, заблужденье
Исчезло о святости лжи во спасенье.

Я страха лишилась и боли потери:
Кто любит, всегда доверяет. И верит!

Спасайся от лжи! Вот и все о спасенье.
Любовь – это вера без тени сомненья.

Тебе возвращаю твои же вопросы.
Мои на них были ответы - лишь слезы.

Где плакала я, там, возможно, копая
Лет триста спустя, урожай собирая,

Найдет кто-нибудь моих слез бриллианты -
Зарытые заживо в землю таланты.

Мое сердце с тобою, когда без гроша
Ковыляет твоя, да в потемках, душа.
И летит не ко мне, и идет не к Нему,
О тебе расскажу лишь Ему одному.
Он отнимет слезу, что в подушку всю ночь.
Он бы мог и тебе, да не хочешь, помочь.
А я буду просить Его даже во сне.
И тогда, когда мысли чужие во мне
Захотят поселиться и сердце мое
Разорвется от боли, а их воронье
Черной тучей слетится клевать мой покой.
Я люблю тебя, милый, единственный мой.

Вдаль бежит вода речная,
На волнах меня качая.
В жаркий полдень так приятно
Вдруг нырнуть в поток прохладный,

Под водой парить, как птица,
Хороша, свежа водица!
Плыть в прозрачных струях нежных
Так легко и безмятежно!

Смех у берега и крики,
На воде – от солнца блики
Искрами слепят глаза,
Да мелькает стрекоза… 

Туман растаял, паутинки –
Куда ни кинешь беглый взгляд,
Как будто в воздухе висят
Повсюду: во дворах, на рынке,
Осенней радостью блестят.
И даже в девичьей корзинке,
В которой персики лежат.

А ты в последнюю надежду,
Вложив остаток бренных сил,
Когда и свет уже не мил,
И вера – точка жизни между
Весной и холодом могил,
Рукой послушною с одежды
Взяв паутинку, говорил:

Мои часы идут иначе,
В них часто – всё наоборот:
И день один, что целый год,
И год – как день на старой даче,
Где молодеешь от хлопот,
Копая, бегая, рыбача…
То скачет время, то ползёт.

А паутинка – миг живёт,
Но этот миг так много значит!

2011

Захотелось
             по дорожке
Погулять
           сороконожке
И детей
          с собою взять,
Их у мамы
               ровно пять.

Нужно им обуть
                 сапожки –
Сыро на дворе
                немножко.
Пятеро по
           сорок ног –  
Сколько нужно
            всем сапог?!

Без конца мелькают
                         ножки,
Громко щелкают
                     застежки,
Нет свободной
                   ни минуты…
Час проходит –
                все обуты!

— Кролик сбежал! — влетела я в трапезную, где сестры уже пили чай.

— Как сбежал?

— Все же сбежал?

— Молодец какой!

Оживились сестры. Матушка молчала.

Я заламывала руки: «Сбежал, сбежал… Подкоп вырыл. Даже не знаю, как я проглядела-то…»

В нашем маленьком сельском монастыре, где мне посчастливилось жить больше года паломницей, животных было немного: три собаки, которые охраняли территорию монастыря, две кошки — любимицы Матушки, да дюжина кур, что несли нам яйца. Другой живности Матушка на заводила — сестер берегла, итак их всего четверо, а работ невпроворот — когда ж управиться еще и с живностью? Но тут Матушке на именины кто-то подарил пару крольчат разного пола. Крольчата были такие забавные, пушистые и лопоухинькие, что Матушка умилилась и подарок приняла великодушно. А заботу о крольчатах доверила мне. «Пускай, спасается!» — благословила Матушка.

Июль был великолепен. Природа, расстаравшись, показывала всё, на что способна. Пышное цветение, медовые ароматы, сверкающие небеса, стремительные птичьи полеты, порхающие бабочки и жужжащие огромные стрекозы, утренние свежие росы и вечерние неповторимые зори, - все это вызывало в моей отроческой душе бурю неведомых доселе эмоций. Тянуло на подвиги, но... все было "как всегда". Так и пройдет лето, думала я, и ничего не случится. Даже вспомнить будет нечего. Совсем. Погода пропадает зря! И дачные подруги разъехались. Ну что ты будешь делать? От скуки взялась за карандаш и начала рисовать. Таланта у меня особо не было, но сам процесс понравился, и я даже стала везде носить с собой пожелтевший детский альбомчик на случай какой-нибудь интересной художественной находки.

Мой друг, пишу тебе письмо
Горит свеча в моей пустынной келье,
И на меня печально смотрят ели-
Пушистые соседки за окном.

Я рассказать хочу тебе о том,
что к нам на остров птицы прилетели,
и их сладкоголосые свирели
симфонию играют за окном.

Пока писала я тебе письмо,
на ветку ели две синицы сели,
и будто что-то мне сказать хотели-
я растворила им своё окно.

И всё,что было за моим окном,
Вдруг очутилось в и стало частью кельи:
И птицы две, и трели их, и ели...
Об этих за и в - моё письмо.
Прошу тебя, открой своё окно!

2009

У меня есть знакомая Анна Шулейт — она художница из Бостона, США. Рядом с ее домом находилась психиатрическая больница — огромное старинное здание, построенное в 1856 году. В детстве она часто гуляла по парку рядом с больницей и заглядывала в окна, пытаясь увидеть в них кусочек такой непонятной для нее жизни. А потом Анна уехала в другой город учиться. И вернулась уже много лет спустя. И в окнах больницы уже не горел свет, в нем больше не было жизни — здание пустовало, его собирались сносить. И почему-то моей милой Анне стало грустно. И, видимо, угадав сочувствие, это заброшенное одинокое строение вдруг заговорило с ней.