Омилия

Обделённое наше сословье:
Ждём любви – не хватает её.
Баобабы, дубы и секвойи
Превратились в худое жнивьё.
И шепчу я знакомой секвойе:
«Где, скажи, упованье твоё?»
А она отвечает спокойно:
«Витамины, массаж, мумиё…»
Баобаба сокурсника встретил,
Вопрошаю: «Как ветви, как ствол,
Как жена, как родители, дети?»
А сокурсник мой вперился в пол,
Отвечает с сомнение: «Знаешь,
Выше бизнеса истины нет,
Изувечишь себя, искромсаешь
И, глядишь, – получился паркет»
Дубовитые наши идеи,
Баобабные наши дела!..
Мы толстеем, седеем, глупеем,
Нет, чтоб крикнуть: «Была не была!»
И тряхнуть вековыми ветвями,
И корнями питанье втянуть!
…Ах, секвойя!.. Да что это с вами?

Мой друг!

Коль жизни пройден тяжкий круг
И сердцем чувствуешь ты вдруг,
Что уж пора и на покой,
Встречай достойно финиш свой.

Мой друг!

(Из армянского Евангелия)

 Есть у сильных пытка вековая,
Им все время снится меч стальной,
Их навек огнем своим сковала
Битва славная, став истиной одной.

Ты ведь тоже, дева, ищешь боя,
В ножнах меч хранишь и часто ждешь,
От борьбы рожденного покоя,
От которого, наверно, не уйдешь.

Вот и враг вошел в твои селенья,
Злой, угрюмый воин – ловелас,
Затрещат и вспыхнут вдруг поленья,
В этот редкий откровений час.

Ты достанешь меч своих скрижалей
И споешь о девичьей мечте,
Ведь рука и сердце не устали,
Хоть, наверное, теперь уже не те.

И два воина, закованные в латы,
Как два мира, высший и земной,
Будут биться и звенеть булатом,
И один из них – с твоей душой.

Ловелас не станет мужем верным,
Ты - не распрощаешься с мечтой,
Но в веках останется от меры
Этой правды оттиск золотой.

Есть средь нас невидимые воины,
им все время снится меч стальной,
правда их светла, а кони - стройны,
но в бою все ищут свой покой.

Не до стихов, не до престижа.
И тишина, как западня…
Я, ангел мой, тебя не вижу,
Ты просто выслушай меня,

Сквозь тишину и сумрак ночи,
Среди холодных зимних дней,
Когда сомненье сердце точит
И нет ответа у людей,

А под глазами тень бессониц
От нехороших новостей.
И за душой всего червонец,
И мне давно не до гостей.

Опять судьбу всю перерою,
Затем, сгорая от стыда,
Я до конца тебе откроюсь,
Как никому и никогда…

В плену сплошных противоречий,
Мои слова – не болтовня…
Укрыться не за чем и не'чем,
Ты просто выслушай меня.
2011

Любой храм, тем более монастырь — это уголок Царства Божьего на земле. И все же, есть такие храмы и монастыри, где это ощущаешь особенно остро. Свято-Троицкий Ионинский монастырь г. Киева для очень многих людей стал именно таким — особо любимым островком Православия. Здесь неповторимо тепло и светло каждой душе. Придя сюда на час, хочется остаться на век.
Основанный великим, исполненным благодатной любви, старцем — преподобным Ионой Киевским, монастырь до сего дня хранит печать его святого заступничества и покровительства. А святые мощи его, почивающие в монастыре и соделавшие его «мучеником после смерти» — главная святыня утопающей в цветах обители.

Послушник старца Серафима

Иван Мирошниченко (мирское имя прп. Ионы) родился в 1802 году в местечке Крюков Полтавской губернии (ныне пригород Кременчуга). В поиске духовного руководства 19-летним юношей он отправился к высокочтимому старцу Серафиму Саровскому. Почти 8 лет Иван был верным учеником и безропотным послушником преподобного. Именно по благословению святого Серафима Иван стал послушником Брянской Белобережной пустыни (в 1836 г.), где принял монашеский постриг с именем Иона и был рукоположен во иеродиакона.

Бокал стоял, бокал сиял
Игристым розовым вином.
И сладкий голос мне шептал:
«Давай, не думай, что потом.

Ты посмотри какая ночь,
Такого не увидишь днём.
Никто не смог тебе помочь,
Бери, не бойся, мы вдвоём!

И лёгкий праздничный кураж
В себе почувствуешь самом,
И боль растает, как мираж,
И жизнь забьёт в тебе ключом!

Забудь, не думай ни о чём!
Всё то, что после, то не в счёт –
Давай, гори оно огнём,
Паденье выльется в полёт!»…

Остатки сил, обрывки фраз.
И лица редкие друзей,
И ты, мой добрый иерей,
Как не хватает вас сейчас!

Бокал стоял, бокал сиял
Игристым розовым вином.
И перед ним – добром ли? злом?
Я оправдание искал…
2011

Есть у России заступник смиренный:
Савва,  молитвенник наш преподобный,
Душу омывший слезой умиленной,
Стаду Христову наставниче добрый.

Следовал Савва духовно учителю:
Сергий* давал все ему наставления,
Сергий и Савва в небесной обители,
Молятся ныне о нашем спасении.

Он основал на Стороже** обитель
Вскоре, по просьбе князя Георгия***,
Савва и ныне ее покровитель,
И чудеса там случались премногие.

Помнят те стены французов нашествие,
Храм разорить басурмане задумали,
Но сохранил монастырь свой от бедствия
Савва святой… Как-то ночью безлунною

Савва явился вдруг их предводителю
Италиянскому принцу Евгению****,
Очень просил оградить от грабителей,
И обещал он в сраженьях спасение.

Утром, увидев икону святого
В храме, Евгений ему поклонился,
Просьбу исполнил, и вскоре живой он
И невредимый домой возвратился.

То рассказал его сын в назидание,
Он к нам приехал к мощам приложиться,
Чтобы исполнить отца завещание,
И преподобному здесь помолиться.

Размах крыла — он важен для полёта:
размах от сердца
иль размах от зада.

Махающего, знаем, ждёт награда:
для сердца
или же для зада.

Размах крыла — решающий в полёте:
кого зовёте вы —
туда и приплывете,

откуда черпаете
вдохновенье —
туда и принесёт
судьбы теченье.

Размах крыла —
он
важен для полёта.

Подходя к дому, Ивакин заметил, что окна его квартиры ярко освещены. Значит, Инна уже вернулась с работы и привела из детсада Сашку… Что ж, в этом нет ничего удивительного: на дворе уже седьмой час вечера. В эту пору они обычно ужинали. Николай ускорил шаг. Наверняка, Инна с Сашкой ждут не дождутся его возвращения. Вот только стоит ли объяснять жене, почему он пришел домой так поздно? Может, отделаться банальным объяснением: «задержался на работе»? Хотя почему бы не сказать Инне правду? Она поймет — муж не мог поступить иначе. Но, разумеется, он утаит от нее свои страхи и подозрения. Не стоит понапрасну беспокоить Инну — в конце концов, все это может оказаться лишь плодом его воображения, цепочкой случайных совпадений… если бы только эта цепочка не была на удивление стройной, словно вышедшей из-под рук какого-то зловещего умельца…

Для нашего блага, для нашего счастья давайте
дадим себе обет, что с сего дня, от сего часа, от сей минуты,
мы будем стараться любить Бога уже выше всего
и исполнять Его святую волю!
прп. Герман Аляскинский

Дедушка Герман жил в лесу среди огромных елей и векового мха. Деревья спасали от сильных шквалов ветра, обрушивающихся на Еловый остров со стороны океана. А мох помогал сохранить тепло в небольшой лачужке, построенной ему молодым и крепким иноком Иоасафом, что из русской миссии, когда тот навещал его в первое лето. Мох лежал теплым ковром на полу его маленького домика внутри, мох покрывал зеленым покровом крышу снаружи. Оттого домик сразу и нельзя было отличить от обыкновенного холмика, коих в лесу хватало.

В путях земных ещё не обессилив,
Питая верность с нежных детских лет,
Моя душа принадлежит России –
Держав иных её не манит свет.

Мне здесь дано начать судьбы дорогу,
Вобрав навек тепло родимых мест,
Служить Руси плодами дел и слогом,
Во дни скорбей не бросив Божий крест.

Служить Руси, храня любовь и память,
Представить счёт не смея дерзко ей.
Иначе как пред Господом предстанет
Моя душа, избравши тлен страстей?

А кто стыдится быть России сыном,
Кто видит только грязь, ошибки, гнёт…
Кто угождал – Руси стрелявшим в спину, –
Тот слишком низко мыслит и живёт.

Хранит Господь: ещё не обессилив,
Питая верность с нежных детских лет,
Моя душа принадлежит России –
Держав иных её не манит свет.

2.12.2010 г.

Где-то в царстве-государстве
(Близком ли, далёком)
Триста лет стоит чудесный
Царь-дворец высокий.

Малахитовы палаты,
Окна расписные,
Львы гранитные у сада,
Будто бы живые.

А в палатах тех богатых
Молодец прекрасный
Изводился горемыка,
Тосковал несчастный.

Матушка-царица в горе,
Царь-отец в волненье,
Нет во царстве том покоя
Даже в воскресенье.

Сверкает радугой негаснущей над нами
Венец Божественных чудесных дарований,
Но в нем не каждому становится заметным
Жемчужный бисер тишины новозаветной.

Умы и прежде посещало вдохновенье,
И в тишине являлись дивные творенья.
До Рождества Христова тишина молчала,
А с Вифлеемскою звездою зазвучала.

Когда Спаситель наш молиться удалялся,
Весь мир таинственно за миг преображался.
Росою травы на закате умывались,
И отблески зари к стопам Его склонялись.

Душа коварная лобзаньем предавала
Учителя врагам. Безмолвно ночь стекала
С оливковых ветвей на плачущую землю,
И скорбь нежданная была по всей вселенной.

Когда рука солдата гвозди в Крест вбивала,
От боли тишина неистово кричала.
Спешила смерть победу праздновать особо,
Но просчиталась: Иисус воскрес из гроба.

Рассвет вершины неба озарил покоем,
И воздух радостью Божественной напоен.
Грядущий день стучит лучами в стекла окон
И возвещает миру о любви святой, высокой.

14.12.2011г.

Декабрь. Дождливо. Несерьёзно
Зима пришла, не торопясь.
И по ночам уже морозно,
А днём плюс восемь, лужи, грязь.

И небо землю то и дело
Кропит водою с высоты.
И скука прячется умело
Под разноцветные зонты.

А может я всё перепутал
 И, сданный временем в ломбард, 
В озябший город почему-то
Неряшливый ворвался март…
2011

Две пожилых женщины на лавочке у подъезда. Они сидят неподвижно на плоских поролоновых подушках, в теплых пальто и шалях, и глядят вперед, на искрящиеся сугробы двора. Одна, не поворачиваясь, громко произносит какую-нибудь фразу. Другая, так же глядя вперед, ей отвечает. Они не смотрят друг на друга – нагляделись за много лет.
Одна из них – Ангорьевна. Вообще-то ее зовут Анна Григорьевна. Но имя обкаталось на языке соседей от частого торопливого произнесения и получилось слово, в котором чудится что-то мягкое и теплое – ангорское. Ангорьевне это слово к лицу: ее взгляд, полные щеки, улыбка - мягкие и теплые, рядом с ней всем делается уютно и не хочется торопиться..

Практика у Вани – студента педагогического факультета – закончилась досрочно. В летнем оздоровительном лагере он, работая вожатым, особо не надрывался. Поэтому начальник лагеря пообещал Ивану троечку за практику и тактично попросил ехать домой.
Домой Ваня не поехал – ему хотелось отдохнуть от ежедневных домашних скандалов, а отправился в гости к тетке, которая была младшей сестрой его матери. Позвонив, он предупредил о своем приезде, а часа через три был уже на месте. Светлана, так звали тетю, племяннику сначала обрадовалась. Но через два дня она и вся ее семья уже стали тяготиться незваным гостем, который только и делал, что смотрел телевизор, сидел за общим компьютером или с плеером лежал на диване. Да еще выходил покурить каждые полчаса. Чтобы хоть как-то его растормошить, Света решила съездить с племянником на дачу. Тем более, что уже созрела малина и ее срочно нужно было собирать.

Под утро, сон нарушив тонкий,
Меня незримо кто-то звал.
И голос был, как у ребёнка,
Он мне доверие внушал.

И, растворяясь в этом звуке,
Не понимая – сплю,не сплю,
Куда-то вверх тянулись руки
И мне казалось – я в раю…
2011