Вы здесь

Правда человеческая — во мне и в другом

Я смотрю на свою человечность (смотрю, как смотрят в зеркало? или как смотрят в окно?) - она всегда одна и та же, хотя и по-разному выражается, выглядит. Что она такое во мне, если я могу на неё посмотреть, но всегда не вполне? Я ли - эта моя человечность? Или она что-то моё? Или даже не моё?
Если человечность - МОЁ, то что такое Я? Вот о чём вопрос «быть или иметь?». Быть человеком - это слиться воедино с тем самым «МОЁ», на которое можно посмотреть отстранённо? Слиться, не сливаясь? О чём свидетельствует дистанция между мной и моей человечностью? Что такое Я и не Я - по отношению к моей человечности?
Моя человечность смотрит на меня, когда я смотрю на неё? И если смотрит, как она смотрит и зачем? Что она видит - с какого ракурса смотрит?
Моя человечность... - а бывает ли не моя? Чужая человечность в каких отношениях с моей?Если моя человечность всегда одна и та же, независимо от внешнего выражения, можно ли сказать то же самое о моём Я, или Я меняется в зависимости от внешней формы? Да, Я как-то связано с внешним самовыражением, но лишь отчасти. На моё Я влияет всё, но влияет не сильнее, чем влияние человечности, которая неизменна. Можно ли это как-то изменить? Можно, если нарушить связь между моим Я и моей человечностью.

Об этом, кстати, и гоголевские «мёртвые души» - портреты травм, причинённых человеческому Я. Кем они причинены? Почему так, именно так, травмированы эти люди? Гоголь хотел найти пути исцеления, но для этого надо было ответить на вопрос «кто причиняет травму?». А что если их травмирует общая для всех социальность? Не та, что в Боге, а та, что в человеке?

Юродивый - тот, кто выбрасывает своё Я, чтобы сохранить в себе свою человечность, которая неизменна, но связь с которой может быть нарушена или утрачена - в связи с изменением Я. Внешнее давит на Я, изменяет его таким образом, что Я (сломанное) может стать преградой.

Что такое это Я, если не ракурс смотрения на свою человечность и пользования ею? Кто чей аватар в отношениях человечность и Я?
Моя человечность и всеобщая (Всечеловек) в каких отношениях друг с другом? Моя человечность и человечность другого общаются - как? В человечности - напрямую или только через Я друг друга мы можем общаться? Смотря о каком общении речь...

Моя человечность - это ракурс смотрения на Всечеловека? Или из Всечеловека? Куда смотрит моя человечность и куда смотрит моё Я? Я, судя по всему, смотрит на человечность - мою и общую (разве разделился Христос?), мою и чужую, и общую.

Человечность - это Христос в нас: Он смотрит на меня, всегда смотрит на меня. А я смотрю на Него. Всегда? Когда смотрю, тогда я и есть Я - отчасти, конечно. А когда я не смотрю на Него, тогда я - не я? А кто? Сколько во мне вероятностей меня и не меня? Зачем они? И в чём тогда моя свобода? Моя свобода - это свобода Я или свобода моей человечности? В каких отношениях эти свободы? 

* * *

Все намереваются реализовать СВОЮ человечность, при этом у некоторых она трансформирована в античеловечность или находится на одной из стадий такой трансформации. Да, античеловечность - это тоже разновидность человечности. Её суть в отрицании человечности других, в запрете на человечность других, а для этого живая общечеловечность предварительно подменяется бутафорской (через подмену понимания базовых ценностей), т.к. живую человечность хранит Бог, а не человек - с Богом античеловеки не спорят, потому что знают Его силу. Они соревнуются с Богом посредством преодоления бога в человеке через человека, со стороны человека. Замена живой общечеловечности на бутафорскую происходит по добровольному согласию большинства. Не без лукавства, разумеется, но добровольный выбор большинства - обязательное условие торжества античеловечности. Бутафория человечности легко модернизируется до античеловечности.

* * *

Люди играют в какие-то свои игры, порой не приемлемые друг для друга, и награждают всех окружающих ролями в своей игре. Они страшно сердятся, когда другой в ней не играет по навязанным правилам или вообще отказывается играть.

Правила игр, как и игры, у каждого свои. Разгадать игру, в которую играет человек, - разгадать человека. Разгадать роль, которую человек предлагает другому - лучший способ разгадать его игру.

Однако есть люди, которые не играют, а живут, по крайней мере их игра выходит за рамки предложенных не только Эриком Берном, но вообще здешними вариациями игр. Если они играют, то с чем-то иным и нацелены на нечто совсем другое, чем привычные самостные игры. Приз в этой «игре» - подлинность, потому, когда она наступает, игры прекращаются, и начинается Песня*.

В каких отношениях Песня и игры, в которые играют люди? Песня всегда про другое.

А Песня - это игра? Как любовь - не игра, но в любви есть место игре, так и Песня - не игра, но с Песней в сердце играется очень весело.

Песня дарит чистоту,  глубину, настоящесть (искренность) и честность отношениям. Песня освобождает от зависимостей, которые  влекут за собой порабощение и стремление играть в самостные игры вместо того, чтобы жить в простоте счастья и близости Другого (и Бога, и человека). Вне Песни близость недостижима. Холод неподлинности пронизывает всё пространство, находящееся вне Песни.

* * *

Подлинное Я человека - во Христе. Христос дарит человеку свободу, в том числе от себя самого - от своей глупости и ограниченности. Во Христе Христом Я преодолевает свои границы, но не как вор, а как Сын - уподобляется. Точка стояния во Христе у каждого своя, потому во Христе личностные различия не упраздняются, а, наоборот, укореняются. Человек растёт бесконечно в своей бесконечности, вечно в своей вечности, которые укоренены в Бесконечности и Вечности Христовой. Христос укоренён в Отце,  Христом и во Христе и личность каждого укореняется в Отце, получая от Него всё необходимое для Вечной Жизни.

* * *

Свободный - не противостоящий, он свободен от противостояний. Всякий, кто противостоит - не свободен. Созидающий - не противостоит, но созидает во Христе. Самость противостоит самости, свобода - творит, утверждает без противостояния и без противопоставления. При этом земная жизнь всегда вовлечена в какие-то игры противостояний и потому лишена свободы. Но можно обрести Христову свободу и пребывать в мире, пребывая во Христе. Это и есть подлинное христианство, суть - юродство.

* * *

Если я нахожусь в противостоянии, то и другой находится в противостоянии. И если другой находится в противостоянии, он и меня втягивает в противостояние. Люди зависят друг от друга, и требуют прежде от другого прекратить противостояние вместо того, чтобы самим прекратить противостоять. Или же врут себе и другому, имитируя отсутствие противостояния, что ещё дальше от подлинности.

Но можно остановить противостояние в себе, независимо от противостояния других. Это и происходит с человеком, когда он обретает Христа и усваивается Христу.

* * *

История добрых дел человека или история его проступков, нарушений и преступлений лучше отражает личность человека. По большому счёту и то, и другое, конечно. Но личность больше выражается в хороших делах - ведь они всегда результат какой-то битвы либо с самим собой, либо с обстоятельствами, либо с демонами воображения окружающих людей, либо с реальными демонами... Чем реальнее добро, которое творит личность, тем реальнее демоны, с которыми она сражается.

Но индивидуальность человека лучше отражают его промахи, ошибки, заблуждения и преступления - т.е.  отступления от условной нормы. На какое преступление вы готовы пойти и что способны украсть - это расскажет о вашей индивидуальности больше, чем самый красивый поступок, потому что покажет свойства данности (а не заданности,  не вектор устремлений). Именно индивидуальность суть неизбежная судьба личности на старте, но человек восходит от индивидуальности к личности - если растёт.

Отсюда христианский призыв видеть в человеке Христа - т.е. конечную, заданную цель любой индивидуальности. Правильно строить отношения с людьми можно только исходя из этой аксиомы - Христос в каждом! Христос в нас и есть Зов Личности, обращённый к индивидуальности.

При антихристе, вероятно, акцент будет перемещён на индивидуальность в пику личности, в помеху движению индивидуальности к личности. Человеческое Я будет пришпилено к индивидуальности намертво, как никогда прежде, а пути к личностному развитию (для большинства по крайней мере) будут перекрыты.

* * *

Приятный и неприятный человек - это о чём? Для кого он приятный или неприятный? Приятный - в смысле удобный? Но что может быть страшнее, чем попытки стать удобным или желание устроить удобным другого? Вернее оценивать человека по наличию жизни в нём - живой он или неживой? И какая жизнь в нём доминирует - какого уровня, на что она направлена. 
Самый верный портрет человека создают его ценности, то, чему он служит всем своим существом, ради чего жертвует и как, собой или другими? Именно этот суд большинству людей не по силам, т.к. одни и те же внешние действия могут быть мотивированы совершенно разными, даже противоположными, антагонистичными друг к другу причинами. Склонные к осуждению, люди всегда выбирают самый неприглядный мотив для некрасивого поступка другого человека, для себя же всегда выбирают самый оправдывающий.
Любить другого - это смотреть на него оправдывающим, а не осуждающим взглядом, ибо первый всегда ближе к правде. Правде двоих - смотрящего и того, на которого смотрят.

* * *

Рассматриваю в поэтическом созерцании отношения двоих: хорошего человека, хоть и не идеально хорошего, и нехорошего человека, тоже не идеально нехорошего. Первый смотрит на второго оправдывающим взором и ошибочно, по своему доброму усмотрению (или самостной прихоти), трактует недоброго - считает его хорошим. Ну точно, как в моём стихотворении «Хорошие люди»:

Все люди хорошие — трудно поверить, но правда.
Окутаны злобой, как дымом, томятся порой
хорошие люди. Гонимы недобрым порывом,
обходят к несчастью любовь и добро стороной.
Хорошие люди, они позабыли об этом
и ходят, и бродят, как злые по белому свету,
и ходят, и бродят, как глупые звери иль черти,
но вы им, хорошие люди, почаще не верьте.
22/07/2016

Я задалась вопросом о том, прав ли добрый человек в своём покровительственном заблуждении и права ли я в приведённом стихотворении. Стихи - это правда мгновения, они о вечном в нас, в то время как поступки требуют и правды методологической, временной, пространственной. Можно быть правым в стихах и неправым в аналогичном действии, когда оно неуместно. У поступка своя поэтическая правда, она - про другое, нежели в стихах, ибо плод у них разный.

Поэтическая правда данного момента, данного созерцания (речь не о стихах), просто видит доброту одного человека и недоброту другого - бесстрастно. Но что вернее с точки зрения Правды Божьей - бесстрастная поэтическая правда или заинтересованная, но обманывающаяся правда другого? Пока у меня есть только правильное направление для хода мысли. И ещё понятно, что в каждом отдельном случае своё правильное решение - алгоритмика не сработает. Минное поле, как всегда - самость (и самость участников отношений, и самость смотрящего на эти отношения, при этом в самом поэтическом созерцании самости нет, но её можно привнести в трактовку увиденного).
Здесь важно уточнить, что оценивая отношения этих двоих, я не оцениванию самих людей, а оцениваю именно алгоритмику поведения - не личность. Я не восхищаю право суда над личностью, но ищу разъяснения своим вопрошаниям, которые всегда обо мне, а не о других. Куда мне себя направлять? Как мне себя корректировать - в какую сторону? Оценивание же хорошести и нехорошести принадлежать не мне, а бесстрастному поэтическому созерцанию, которое смотрит и видит. Безоценочно - просто видит. Это факты вне нравственного контекста - как зелёный или красный цвет.
Отсюда ещё один вывод - о природе поэтического созерцания: оно - не человеческого формата. Отсюда и стиль повествования - не человеческий, во всём сомневающийся, а утвердительный, стиль знающего, что он черпает из первоисточника.
Смотреть поэтически, созерцательно, это видеть всё как есть, но без суда. Оценивать, не оценивая -  оценивать алгоритмику (то, что вообще, что верно для всех), но не личность, которая всегда находится в определенном формате отношений и обстоятельств, влияющих на неё и по-своему деформирующих её.

* * *

Умный человек умеет зажмуриваться, чтобы не видеть в другом мелкое, ничего не определяющее несоответствие каким-то своим представлениям о правильном и нормальном. Да и критериев оценки другого у него практически нет - их порождает страх и собственная неустойчивость. (Общение и оценивание - разное, невозможно общаться и оценивать одновременно. Оценщик ставит себя выше оцениваемого, а для личностного общения важно равенство) 
Однако есть такое мелкое, которое является атрибутом чего-то крупного и неприемлемого - это значимое мелкое. Уметь отличать первое от второго - признак ума.
То есть, есть такое мелкое, обращать внимание на которое - неумно, и есть такое мелкое, не обращать внимание на которое - неумно. Отсюда проистекает и неспособность неумного зажмуриваться - он не умеет отличать важное от неважного, значительное от незначительного. Глупый приспосабливается как может к этой ситуации и потому, как правило, избыточно предвзят.

* * *

Каждый делает, что может, а если не делает, то либо не может, не умеет, либо не желает, либо это вовсе за гранью его разумения. Потому нелепо требовать от другого: будь таким как я считаю правильным.  Если мы действительно правильны сами (праведны), то мы должны делиться с другим праведностью, а не претензиями.  А праведность - это Господь, который суть любовь. Дарите любовь другому и никогда не ошибётесь, потому что даря любовь вы увеличиваете степень целостности другого, себя самого и мира в целом.
Господь живёт в целом, и Он сам позаботится о других, если мы послужим Ему и ближнему. Целостность сама блюдёт праведность своих частей. Частям не следует следить за другими частями - достаточно слушать голос Целого и блюсти себя, чтобы не допустить воцарения самости. 

* * *

Может ли самость творить добро? И случайное добро - добро ли? Кто приписывает себе добро, тот уже недобр и заблуждается относительно себя. Добро способен сотворить только Господь - и добро в нас, и добро в другом, случайное и неслучайное. Человеческое добро - это лишь удержание себя от зла и от самостной доминанты. Последнее в христианской традиции именуется открытием сердечной двери Христу, ибо пока там царит самость, Христос не войдёт.

* * *

Правда человеческая - во мне и в другом. Правда человеческая во мне - важна, а правда человеческая в другом? Она важна для него самого, а для меня - нет, для меня, для Бога во мне, важна только моя человеческая правда. Правду Другого для меня реализовал в себе Христос, так же как и правду мою. Только я должна её усвоить личным усилием воли и дела, правильным выбором и действиями в рамках этого выбора.
Отсюда видно, что когда я бьюсь за правду в другом для себя - грешу самостью, но когда бьюсь за правду в другом ради него самого - тогда я действительно стою в правде.
Правда в другом, как и правда во мне, влияет на состояние мира, потому равнодушие к правде в себе или имитация борьбы за правду в другом, когда другой лишь средство для её достижения - это неправда, чреватая многими другими неправдами, ведущими мир в тотальную ложь и катастрофу.

---

* Песня сердца - Христос в нас.

Дневники 14 января 2021; 18 марта 2018; 21, 26, 31 декабря 2021; 16 января 2022

koppel.pro