Дедушка Герман, София и бычок

Для нашего блага, для нашего счастья давайте
дадим себе обет, что с сего дня, от сего часа, от сей минуты,
мы будем стараться любить Бога уже выше всего
и исполнять Его святую волю!
прп. Герман Аляскинский

Дедушка Герман жил в лесу среди огромных елей и векового мха. Деревья спасали от сильных шквалов ветра, обрушивающихся на Еловый остров со стороны океана. А мох помогал сохранить тепло в небольшой лачужке, построенной ему молодым и крепким иноком Иоасафом, что из русской миссии, когда тот навещал его в первое лето. Мох лежал теплым ковром на полу его маленького домика внутри, мох покрывал зеленым покровом крышу снаружи. Оттого домик сразу и нельзя было отличить от обыкновенного холмика, коих в лесу хватало.

Ещё у дедушки был огород на опушке леса — там было больше всего солнца. Осенью отец Герман подготавливал грядки — перекапывал сухую илистую почву и сверху укладывал большие листья ламинарии, а по-простому морской капусты. Морской капусты в океане премного, и в ноябре во время отливов весь берег лагуны покрывался зелеными, желтыми, синими и даже красными листьями, которые Дедушка собирал и оттаскивал поближе к своей лачужке. А затем сортировал — мягкую молодую светло-салатовую зелень он оставлял на жарку, темно-красную, кружевную капусту — на зимние заготовки, а длинные желтые и зеленые листья и жгуты шли удобрением на огород.

К весне морская капуста перегнивала, обогащая почву ценными витаминами. Тогда Дедушка сажал на грядки картошку, морковь, свеклу, репу и щавель, сеял ячмень, за которыми ухаживал все лето, чтобы осенью собрать урожай. Овощи он хранил в землянке, вырытой в дальнем углу лачужки, покрывая их сухими еловыми иглами — так они могли простоять до самого мая. Там же Дедушка хранил и ведра с ягодами — клюквой да морошкой. А грибы развешивал на нитке под потолком — оттого в его домике всегда стоял терпковато-сладкий аромат.

В середине лачужки стояла печка, уходя трубой в потолок, около печки тачан, на котором спал Дедушка. Тачан был покрыт старой оленьей шкурой с полинялой от времени шерстью. Подушкой Дедушке служили два кирпича, которые лежали под шкурой у изголовья постели, так что их никто из частых гостей дедушки не мог видеть. Одеяла не было, его заменяла деревянная доска, днем, лежавшая на печке. Она была точно в рост отца Германа. Эту доску Дедушка хранил, чтобы затем покрыть ею свои смертные останки.

В углу иконы Спасителя и Богородицы, привезенные им из России, были освещены оранжевым глазком самодельной лампадки. Лампадка никогда не гасилась. А над лампадой висело резное распятие — его вырезал отец Иувеналий. Хороший был монах, ретивый, все хотел проповедовать веру русскую среди местных жителей. Говорят, его убили шаманы возле реки Кускоквим, на континенте… Упокой, Господи, душу раба Твоего! — крестился дедушка, глядя на распятие.

В стене было одно круглое окошко, возле него Дедушка соорудил себе столик. За этим столом он и кушал в положенное для трапезы время, и работал днем, и читал по вечерам. Там же он и писал письма на далекий Валаам, откуда сам был родом, ибо в этом северном русском монастыре, он родился, как монах.

Но такие письма писались всё реже. Зачем писать, вспоминать о былом? Теперь его домом стал этот остров на далекой Аляске, здесь он и найдет свое упокоение. Такова Воля Божия. Раньше был монастырь с его суровой братией, ежедневными службами, послушаниями. Сейчас — одиночество жизни на острове среди Тихого океана. Аминь.

Одиночество не страшило Дедушку. За свою жизнь он привык к нему и даже полюбил быть один. В тишине он находил покой и сосредоточение. В тишине жила молитва, в ней обитал Сам Бог.

-И как Вам не скучно на своем острове одному? — как-то спросил его веселый матрос из русских.

-Скучно? — удивился отец Герман. — Но я там не один! Нет! Там есть Бог, как и везде есть Бог! Там есть ангелы святые! И можно ли с ними соскучиться? С кем же лучше и приятнее беседы, с людьми или с ангелами? Конечно с ангелами! — воскликнул в простоте сердца Дедушка.

И это была правда: в тишине его острова — разговаривали ангелы, пели херувимы, служили серафимы… Как ему было не любить эту тишину?!

А люди… Как то, давно-давно, после его пострига в монастыре в России один старец сказал ему: «Ты теперь монах — а монах значит один. Людей не ищи, они сами тебя найдут…»

Ближнего Господь посылает каждому. Так нужно. Для спасения. Это старец понимал, и людей, хоть и не искал, но не избегал и любил также как свою тишину — с трепетом и благоговением.

И то, что говорил его старец, оказалось правдой — люди сами находили дедушку. И словно дети малые просили совета, слова доброго, ласки. А то и помощи. Особливо полюбили отца Германа алеуты — они, беззащитные и бескорыстные, были открыты душою и по-своему чисты, но оттого часто претерпевали беды от русских поселенцев. «Я нижайший слуга здешних народов и нянька…». — писал Дедушка на Кадьяк в Русскую Миссию, прося милосердия для алеутов. А алеуты в ответ на заботу отца Германа его лаского назвали дедушка (а по-своему — Аппа). Так имя это и прикрепилось к старику-монаху — Дедушка.

Алеуты приплывали на Еловый на своих кожаных байдарах, привозя старцу рыбы, грибов, ягод. Дедушка всем был рад, неспешно бродил с гостями по берегу океана, внимательно выслушивая их счастья и горести. А потом угощал горячим чаем с душистым клевером и со своими крендельками, испеченными из картофельной муки, заводя разговор о спасении души. Старец никого не отпускал без слова живительного. За этим словом к нему и приезжали. Знали — дедушка Божий.

Одно время Дедушка забрал на остров двадцать мальчишек — сирот, чьи родители умерли во время очередной заразы, привезенной в местные селения русским кораблем. Мальчишки жили в отдельном просторном домике недалеко от лачужки Дедушки и помогали ему по хозяйству — огород вскопать, дрова наколоть. А вечерами отец Герман учил их закону Божию и русской грамоте. Вместе они соорудили часовенку, назвав её в честь Валаамских святых — преподобных Сергия и Германа. И дедушка стал называть Еловый — Новым Валаамом.

Но мальчишки быстро выросли и покинули старика, многие обзавелись семьями и теперь лишь изредка навещали своего Аппу. И он снова был один.

Впрочем, нет, не один — к нему еще приходили звери — хорек прибежит, горностайка, белочка. А однажды в начале весны — диво случилось- медведь пришел. С Кадьяка, видимо приплыл или с острова Афогнак, что соседствуют с Еловым. Мишка был бурый, с черными блестящими ягодками глаз и с пустым брюхом. Сразу было видно — голодный. Ничего, дедушка, не испугался. Чего зверей бояться, они порою и мудрее людей и даже человечнее. Просто так зверь никогда вред не принесет. А за заботу всегда добром отплатит. Отец Герман рыбу красную, что ему накануне алеуты привезли, медведю вынес. «Кушай, брат, кушай! Скоро лосось вернется, сам будешь ловить, ишь отощал как за зиму…».

А тут ещё одна невидаль приключилась, что сильно изменила весь образ жизни дедушки.

Сразу после Пасхи то было. Ранним утром, после молитв на Светлой Седмице отец Герман ходил встречать рассвет на берег океана. Там, наблюдая за бушующей стихией, старец пел псалмы и размышлял о Воскресении Христа, о Его силе и Величии и о нашей, людской, слабости и ничтожности. Побродит он по берегу, посмотрит, какие птицы уже прилетели, сходит на свой огород — там выведает — не можно ли уже копать и гряды формировать, до речки дойдет — рыба не вернулась ли. А затем уже домой к себе, в лачужку, самовар кипятить и чай пить.

В то утро бродил он также по берегу да тут видит — лодочка маленькая. И кто-то её на берег тянет, всё вытянуть не может. Подбежал дедушка — за веревку схватился и быстро лодочку вытянул, словно она скорлупка какая. Он ведь хоть и маленький и сухонький был, но с молитвою в нем силы только прибавлялось. Лодочку вытянул, осмотрелся, а ему из-под капюшона лицо улыбается круглое, юное совсем.

-Христос Воскресе! — дедушка тоже улыбнулся. — Ты что же, мальчишка, один ко мне так рано? Пойдем, чаем тебя угощу.
У гостя щеки краской налились. Смотрит на Дедушку в робости. Тут ветер с воды налетел, капюшон его скинул от лица, а там волосы длинные высыпались на плечи.

-Девочка я. Алеутка. — отвечает смущенно гость на довольно хорошем русском. А сама промокла видимо во время своего путешествия — жмется от холода.

-Девочка? — удивился дедушка. — Ну, пойдем, девочка, пойдем, прозябла ты, вижу, чаем тебя угощу, хоть женского пола я по одиночке и не принимаю у себя, но ты вижу — мала совсем, да и я старик. Господи благослови.

Накипятили они чаю и беседу завели. Девочка отогрелась, сидит тихонько, а дедушка ей про Бога рассказывает, про воплощение Сына Его Единородного, про жизнь вечную. Она глазенками своими смотрит на дедушку, кивает. И от слов его хорошо ей так сделалось, что никак уходить от отца Германа не хочется. И стала она его уговаривать:

— Дедушка, прими меня к себе, я помогать тебе буду, учиться от тебя. А там, в деревне — плохо мне, там, дедушка, погибну я одна.

Стал тогда отец Герман стращать её жизнью тяжелой да трудами непосильными, а та лишь головкой качает: — Всё снесу, только оставь меня.

И оставил её старик.

«Слава судьбам святым милостивого Бога! Он непостижимым своим промыслом показал мне ныне новое явление, чего здесь на Кадьяке я, двадцать пять лет живши, не видал — ныне после Пасхи одна молодая женщина, не более двадцати лет, по-русски хорошо говорит умеющая, прежде совсем меня не знавшая, и никогда не видевшая, пришла ко мне и услыхала о воплощении сына Божия, и о вечной жизни, столько возгорела любовью ко Иисусу Христу, что никак не хочет от меня отойти. Но сильною просьбою убедила меня, против моей склонности и любви к уединению, несмотря ни на какие предлагаемые ей от меня препятствия и трудности, принять ее.

И более уже месяца у меня живет и не скучает, я с великим удивлением, смотря на нее, поминаю Спасителево — «что утаено от премудрых и разумных, то открыто младенцам». — писал письмо отец Герман другу своему и сыну духовному на Кадьяк.

Девочке той оказалось уже около двадцати — алеуты всегда выглядят моложе своих лет. Отец Герман дал ей русское имя — София за её детскую премудрость — она была по-детски проста и искренна и умна своим сердцем. София труда не боялась и скоро и правда стала хорошей помощницей дедушке. Вместе они подчинили домик, в котором раньше жили мальчики сироты, в нем сейчас и обосновалась София.

За год София совсем освоила русский язык, обучилась грамоте и даже читала с дедушкой молитвы по-славянски. Она была приветлива к людям, приезжающим за словом и советом к дедушке, особенно к женщинам, и вскоре к ней самой пристали несколько девушек из алеуток, всё больше из несчастных бедных семей, которые также желали жить в простоте и молитве с ними на Еловом острове. Отец Герман и их не прогнал, а София под его руководством соделалась их наставницей, расширяя огородство и приучая своих учениц к трудолюбию. Учительство и забота о других пошло на пользу Софии. Она быстро окрепла и повзрослела душою. Ведь говорят, сам научаешься только тогда, когда научаешь других.

Девушки жили дружно, уважая и почитая отца Германа. Тот же несмотря на годы, не оставлял труда и все тяжелые работы по хозяйству ложились на его уже сгорбленные плечи.

Много забот стало у дедушки, но много и радости о спасаемых душах. Глядя на этих девушек-алеуток, он вспоминал женские монашеские общины в России, и что скрывать, иногда ему приходили мысли о создании своего монастыря. Но он гнал их от себя.

«Какой из меня старец и духовник, самому бы на покой. — думал Дедушка и вздыхал. — Я ведь еще Бога и любить не начал…»
Порой старик скучал по своей былой тишине и одиночеству. В такие моменты он брал четки и шел в лес, где долго бродил, пока силы к жизни деятельной вновь не возвращались к нему.

Но бывало дедушка, мягкий по характеру, становился строг со своими ученицами. Обучение требует послушания, а незрелое послушание — строгости.

Однажды София со своими девушками хотела поехать на другой остров за морской капустой. Это было в воскресный день. Отец Герман сказал им: «Не уезжайте вы сегодня, а завтра».

Но когда старец по своему обыкновению уединился в лесу, девушки говорили между собой, что целую неделю не было хорошей погоды и будет ли завтра — один Бог знает. Да уехали без благословения старца. И настигла их беда.

Уже довольно далеко отъехав от берега, их байдарка наскочила на подводный камень, кожаная обшивка байдарки прорвалась, и одна из девушек утонула.

Когда опечаленные, они вернулись, старец призвал их к себе и промолвил: «Вот, что значит преслушание и прекословие!» Они упали на колени и просили у него и у Бога прощения. Отец Герман простил их, а затем признался: «Когда я утром выходил на берег морской, то на том самом месте видел человека, сидящего на камне и плещущего руками воду, и много безобразен был он собой. И понял я, что беда будет, ежели вы пойдете в воду…»
С того дня девушки уже не смели в чем-либо ослушаться дедушку.

Был и другой случай, еще больше укрепивший в Софии и её ученицах любовь и доверие к отцу Герману. Однажды на Еловом острове произошло наводнение. Надо сказать, что по соседству на острове еще жило три семейства и пару одиноких алеутов — учеников дедушки. Жители в испуге прибежали к келье отца Германа. Дедушка перекрестился, снял со стены икону Божией Матери, и не спеша вынес её, поставил на морском берегу и стал молиться. После молитвы он сказал людям: «Не бойтесь, далее этого места, где стоит святая икона, не пойдет вода». И наводнение, будто послушавшись слов старика, тотчас прекратилось.

«Так и делай теперь — проговорил старик Софии. — Ставь икону на берегу при опасности. Царица Небесная будет Вам заступницей от стихии водной». Что и сбылось на деле впоследствии не раз.

Молвы стали ходить об «общине Германа и Софии» среди алеутов. И ещё чаще, чем прежде стали приезжать байдары с гостями. В воскресные и праздничные дни, многие приезжали к ним для молитвы. Отец Герман в деревянной часовне читал часы, Апостол, Евангелие, а София с девочками пела. После молитв все алеуты рассаживались кто на лавки, а кто и на пол, и Дедушка начинал с ними разговор о Боге, о вечности, рассказывал истории из Пролога и жития святых. Беседы были эти просты и увлекательны, отец Герман имел дар слова, и алеуты любили его слушать.

В одно из таких праздничных дней глава алеутской семьи, что жила по соседству, под визг и радостные возгласы детей принес что-то в мешке и положил его под ноги отцу Герману. Отец Герман нагнулся, открывая мешок, а там — новорожденный теленок. Рыжий весь, только ухо одно белое. «Белуха ты мой!» — назвал дедушка теленка.

Белуха рос быстро. Поначалу за ним ухаживали София да девушки, но потом сам отец Герман взял на себя это попечение. Белуха отца Германа уважал и слушался его, как родного отца, хоть и вырос уже, превратясь в огромного быка.
Бывало, утром выйдет отец Герман на берег океана помолиться в тиши, а за ним Белуха плетется. Бык старику не мешал, робко идя за ним. Дедушка же его увидит, остановится.

— Ну иди-иди сюда. Хороший мой! — хлебушка ему припасенного вынет. А пока тот жует, гладит его тихонько. — Вот ты, бык, тварь Божия, ведь понимаешь все, как друг… Белуха.

Были у Белухи свои послушания — он помогал сестрам ворошить огород и таскать с прибрежья стволы деревьев, прибитые волнами. Для этого к его шее привязывали самодельный плуг или плетеные сани. Бычок был сильный и легко справлялся с работой.

А его особым удовольствием было катать на этих санях-салазках алеутских детишек в воскресные дни.

Так и жили они — дедушка Герман, София с девушками и бык Белуха на острове Еловом. В общине их было уже порядком двенадцати девиц-алеуток. Жили они, потихоньку, с молитовкой. Уже годков десять вместе и прожили.
Пока старцу не пришло время помирать.

Незадолго до своей смерти старец позвал к себе Софию и Герасима — своего ученика из местных алеутов, что жил на Еловом.
«Когда я умру, вы похороните меня рядом с часовней. — давал наказ Дедушка. — Убейте немедленно моего быка, он мне довольно послужил. Похороните же вы меня одни и не сказывайте о моей смерти в Гавань, гаваньские не увидят моего лица. За священником не посылайте и не дожидайтесь его — не дождетесь! Тела моего не обмывайте, положите его на доску, сложите на груди руки, закутайте меня в мантию и ее воскрилиями покройте мое лицо и клобуком голову. Если кто пожелает проститься со мной, пусть целует крест, лица моего никому не показывайте. Опустив в землю, покройте меня бывшим моим одеялом» — при последних словах старик взглянул на свою доску, что хранил для этого случая.
Когда отец Герман почувствовал, что приближается время его упокоения, он приказал Герасиму зажечь свечи перед иконами и читать Деяния Святых Апостолов. Через какое-то время лицо его просияло и он громко произнес: «Слава Тебе, Господи!»

— Что такое? — встревожился Герасим, думая, что кончина старика близка.

— Подожди пока читать, Господу угодно продлить мне ещё жизнь. На неделю.

Через неделю опять были зажжены свечи и тот же Герасим читал Деяния Святых Апостолов. Дедушка лежал на своей лавке, скрестив руки на груди, со спокойным, даже радостным лицом. София в его ногах сидела на полу и плела четки. Тихо преклонил старец свою голову, келья наполнилась благоуханием и отца Германа не стало. Так блаженно почил он сном праведника на 81 году жизни, 15\28 ноября 1836 года.

В этот же вечер жители селения Катани, которое находилось на острове Афогнак, видели над Еловым необыкновенно светлый столб, который шел от земли к небу. Пораженные чудесным явлением алеуты сказали друг другу: «Видно, отец Герман оставил нас» и стали молиться.

Хоть и ждали кончины старца, но смерть всегда горька и неожиданна. София и Герасим, поглощенные горем утраты, совсем забыли про Белуху и сразу же не выполнили наказ старца. Да и жалко было убивать этого уже стареющего верного быка.
Бык затосковал и на следующий день с разбегу стукнулся лбом о дерево и упал замертво.

Несмотря на предсмертную волю отца Германа, его ученики не решались и сами похоронить дедушку, и послали гонца на Кадьяк.

Когда русские узнали о смерти старого монаха, тут же был сделан для отца Германа гроб, и несколько человек из священства отправились на Еловый для отпевания и погребения. Когда они доехали до пристани, подул страшный ветер, полил дождь и началась ужасная буря. Несмотря на то, что переезд до острова Елового занимал всего два часа, никто не решался пуститься в море в такую непогоду. И поездку отложили.

Буря продолжалась целый месяц, и все это время тело отца Германа лежало в теплом доме — лачужке, где он жил последние двадцать лет, на лавке, со сложенными руками на груди и открытым лицом. Но от него не было ни малейшего запаха, и лицо почившего оставалось таким же тихим и мирным, как было при жизни. Только будто ещё мягче и светлее сделались его черты.

Наконец, через месяц, один смелый русский поселенец решился на путешествие и на своей маленькой каяке доставил гроб на остров. Он был единственным человеком, приехавшим с Кадьяка, и жители Елового во главе с Софией и Герасимом пропели панихиду около гроба и предали земле останки старца. Это было 13/26 декабря. Так исполнилось последнее желание отца Германа — чтобы его похоронили сами ученики.

После погребения преподобного ветер тот час же стих, и поверхность моря сделалась гладкой как зеркало.

Со смертью старца дикие звери и птицы перестали селиться у его келлии, и даже огород отца Германа уже не давал прежний урожай. Все быки и коровы в селении на Еловом перевелись, и до сего дня никто не смеет больше заводить скотину.
София с девушками недолго прожила на острове. Вскоре пришел и её черед уходить. Её похоронили у ног дедушки — как его верную ученицу и духовную дочь.

И кажется Новый Валаам опустел. Но это не так.

Живая любовь и память о дедушке, о его Софии, ученицах и их бычке сохраняется и по сей день верными алеутами, выращенными своим нянькой отцом Германом, и передается как драгоценность из уст бабушек и дедушек в сердца молодых внучат.

Старец Герман прославлен в лике святых преподобных в 1970 году, 9 августа.

ПРИМЕЧАНИЕ:

• Основано на устном предании, письменных источниках и житии святого преподобного Германа Аляскинского.
• В рассказе используются реальные письма святого.
• Все имена, кроме имени бычка — истинны.