Омилия

 Легка печаль теперь, лишь ветер,
Касаясь вод, стремится прочь,
Был темен мир, но вмиг стал светел
Из края в край, и тает ночь

И рвутся клети, камни стали
Почти как пыль, раскрылась высь,
Христос воскрес! Оковы пали
И с криком по небу неслись

Живые птицы. Моря шепот
Почти как гром разносит весть,
Христос Воскрес! Лавины грохот
Конец изрёк оковам. Несть

Ни боли больше, ни плененья,
И ярким, праведным огнём,
Отныне плавятся сомненья.
И мы поверили вдвоём,

И мы поверили всем миром,
Надежда есть, и соль времён
Насытит землю. Правды лира
Споёт о счастье. И огнём

Сойдет Пасхальным радость света,
Христос Воскрес! Стремится ввысь
Душа людей. А там- комета,
А там – надежда, поклонись

Той жертве светлой. Живы в Боге
Мы здесь пока. Христос Воскрес!
И встали звезды у порога
Царя царей, Царя Небес!

На часах почти одиннадцать вечера. Скоро там, за светящейся в темноте Останкинской башней, в древнем храме Святой Троицы начнется ночная служба, а я лежу с высокой температурой. Угораздило же так свалиться с бронхитом – в последний день перед Пасхой.
Я смотрю в окно: хочется увидеть звезды, ясность и глубину неба, - признаки торжественности этой ночи. Но небо в серых тучах, по стеклам мерно стучат дождевые капли.
За стеной в соседней комнате слышатся громкие голоса и смех. Общежитие бедное, часть комнат сдается, и я не знаю многих обитателей нашего этажа. Прислушиваюсь к звукам за стеной: празднуют Пасху? Нет, голоса пьяные, лексика не нормативна. А как хочется, чтобы хоть кто-нибудь сейчас рядом праздновал Пасху!
Чтобы не унывать, пытаюсь представить, как в далеком отсюда Полевском люди с куличами и пасхами в корзинках идут по темным улицам, пахнущим ночной сыростью. Во дворе освещенной церкви паркуются машины. Внутри уже теснота и легкая толкотня, нежно пахнет розами на Плащанице и куличами…

За годы своего пребывания в Церкви мать Конкордия заучила железное правило. Как бы ни сложились обстоятельства, но Великий пост надо провести в своей келии как в малом затворе. Именно в этом она черпала свои духовные силы на целый год.
Каждый год, простившись со своими подругами, прихожанами и клирошанками, монахиня на семь недель становилась другим человеком. Ее не видели в магазине (хлеб в это время она пекла сама), из домика она выходила лишь в храм, никакого паломничества в дни поста не совершала, помня слова святых пустынников, что невозможно вернуться в келию таким, каким вышел из нее.

Мироносицы жены
В мир приносят весть:
Смерть и ад побеждены,
И Христос Воскрес!

Муки претерпел за нас
Бог, взойдя на крест,
Всех от вечной смерти спас,
И в три дня воскрес!

Ад пленен, восстал Адам,
Мир ликует весь:
Возсия прощенье нам,
Ведь Христос воскрес!
 

Как кокон бабочки — пустые пелены,
И вот, свершилось Чудо из чудес:
Исчез из гроба, из зловещей тишины,
Поправший смертью смерть! Христос Воскрес!

                            * * *

Сегодня Пасха! Праздник радостный и светлый!
Сегодня Пасха! Всё ликует и поёт!
Невинной Жертвой из Кровéй Новозаветных
Перед Отцом Сын Непорочный предстаёт!

Его любви, Его смирению нет меры.
Он Невместим, но умудряется войти
В сердца людей земных, наполненные верой.
Сегодня Пасха! И Господь уже в пути!

Сегодня Пасха! Души рвутся в небо птицей,
В простор заоблачный, к прозрачной высоте.
С молитвой пламенной к Отцу весь мир стремится,
Омывшись Всéнощной, в Пасхальной чистоте.

Сегодня Пасха! Колокольный звон повсюду,
Косынки белые, корзинки, куличи.
«Христос Воскрес!» — несётся возглас многолюдный,
В ответ «Воистину Воскрес!» — земля кричит!

Небо летнее — небо синее,
Небо серое — небо зимнее,
То ты низкое, то высокое,
То ты близкое, то далёкое.
Над равнинами да над кручами,
То ты чистое, то за тучами,
Молчаливое, непонятное
И пасхальное благодатное.
Всё глядишь на нас, распростёртое
Над живущими и над мёртвыми,
В звёздном крошеве, ясноглазое.
Мы с тобою навеки связаны.
2003–12

Весеннее солнце щедро изливает свет и тепло на все сущее. Природа, истосковавшаяся по его заботливой ласке, мгновенно откликается набухшими почками, зелеными побегами, птичьими трелями… «Всякое дыхание да хвалит Господа».

Дождем умытые, оживают и городские улицы. Разноцветные яркие бумажки, фантики, обертки, еще недавно самодовольно красовавшиеся на тротуарах, обочинах дорог и даже деревьях, как-то враз сникли и спрятались, посрамленные, в трещинах асфальта, ямах и сточных канавах. Под небесным душем сошла с них вся эта вычурная значимость и спесь, и заняли они подобающее им место.

Так и в душе христианской мало-помалу воцаряется порядок. Потрудившись Великим постом, омытая слезами покаяния, выходит на свет Божий весны своей — очищенная, просветленная, радостная.

Дорогие мои лица,
Дорогие голоса!
Омилийцы, омилийцы!
Вот и Пасха — чудеса!
Все бежим в своих колесах,
Все мы — белочки судьбы…
Но в Омилии — серьезно! —
Распрямиться сможем мы.
— Распрямиться, разобраться,
Ума-разума набраться,
С православным поболтать,
Поздний вечер скоротать…
Здесь весенний ветер реет,
Здесь витаем в эмпиреях…
Знать, Светлане, и Андрею
В Светлый праздник — исполать!
Дивный воздух из Эдема
Каждый вечер здесь вдохну…
И «Спасибо!» скажем все мы
За Омилию-страну!

Сердечно поздравляю с наступающим Светлым Христовым Воскресеньем царственную чету удивительной страны Омилии — Светлану и Андрея — и всех омилийцев, милых моему сердцу.
С любовью Нижегородская Омилийка (а похристосуемся завтра)

Бывали дни: злой дух меня тревожил
И сердце каменело от тоски.
Мороз бежал по нежной коже,
И обручем сжимало мне виски.

Но я смотрела с верой на икону:
Просила, — Господи, меня Ты успокой.
И даруй жить по — Твоему закону.
И благодатью сердце мне покрой.

Я видела любви святые очи
И со стыда сгорала перед Ним.
А Богородица взглянула в сумрак ночи:
Христос, как прежде, был гоним.

И я взмолилась: Господи, помилуй!
Возьми же мое сердце навсегда.
Все в мире глупо: деньги, слава, милый.
Есть только Ты — пречистая вода.

Было время, «творцы» анонимок,
Ночь глотая и дым папиросы,
На других сочиняли доносы…
Красным цветом последний путь вымок…
А сегодня — пора невидимок,
Дядек, тёток, юнцов желтоносых.
Эти сами приходят, без спросу,
Что им нужно? Дешёвый мой снимок?

2012

«Вот и лето прошло…»

Самая волнующая на земле, а может, и на небе, тайна — откуда приходит любовь: к цветку, к человеку, к поэту. Никогда точно не знаешь — надолго ли она: на мгновенье, на год, на жизнь. Любовь сама себе закон и благодать, она свободна и всесильна.

Стихи Арсения Тарковского я полюбила сразу и навсегда. В маленьком кинотеатрике на окраине Киева в 1982 году показывали фильм Андрея Тарковского «Зеркало». Это было событием для города, — в то время имя великого режиссера произносились полушепотом, и было своеобразным паролем — так узнавали своих.

«Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как Богоявленье»,

Пусть звучат голоса Тарковских

«Пусть звучит голос Андрея, пусть звучит голос Арсения Александровича, пусть они звучат!» — говорит Ольга Самолевская, организатор юбилейного вечера Андрея и Арсения Тарковских, прошедшего 9 апреля 2012 года в Киевском Доме кино.

В нынешнем году праздник двойной — великому режиссеру Андрею Тарковскому исполнилось бы 4 апреля 80 лет. А у его отца — великого поэта Арсения Александровича Тарковского в июне круглая дата — 105-летняя годовщина со дня рождения. Боюсь лишний раз произнести слово «юбилей» не только потому, что эти цифры никак не рифмуются с этими удивительными, творческими и вечно юными людьми, не только потому, что кинокритик Александр Рутковкий очень резко высказался против «всякой юбилейщины», которая никак не вяжется с именами этих гениев, но и потому, что вечер получился по-настоящему поэтическим и возвышенным.

В этот день в Берлине было солнечно, но уже прохладно. Сентябрь, все-таки. Вздыхая, я вышел на балкон, и решительно положил на бок оба горшка с саженцами. Ложкой выковырял из них землю вместе с ростками. Авось, на новом месте приживутся…

Всю дорогу на электричке я осторожно держал в руках тяжелый пакет. Ехать нужно было на другой конец города, до самого Шарлоттенбурга. На выходе из метро снова заплутал: не на ту сторону вышел. А что я, виноват, что они такие одинаковые? Осень выдалась жаркой.

Пока дорогу искал, подобрал еще несколько каштанов. Они здесь валялись везде. Где каштаны росли. Вот и нужные ворота….

Мне показали подходящее для посадок место. Вдоль забора. Кое-где земля была достаточно сырой, в других местах — суховатой. Но выбора у меня не было: другого участка никто не предложит.

Совок для посадки был вполне удобный, но нагибаться приходилось часто, да и солнце палило сильно. Осень выдалась жаркой. Вроде, посадил все. Но совесть местами болела: гарантии, что все саженцы выживут, не было никакой.

Я вздохнул: оставалось только ждать.

Звёзд сегодня на небе — грошú,
Ночь на время осталась без дéла.
И в природе бывают пробелы,
Но страшнее — пробелы души,

Мысли-мухи — вразброс — ни о чём
И корёжит судьбу от сумятиц,
И знобит от тринадцатых пятниц,
Да гори они синим огнём!

Сколько мрака скопилось внутри,
Словно пыли на старой фуфайке!
Исповедую всё, без утайки,
Встречу батюшку сам, у двери…

2012

Маслúчная гора. Кровавый пот.
А сад благоухающий цветёт…
С небес глядит испуганно луна.
Грядёт событий бедственных волна.

Ещё немного, и взойдёт на Крест,
На Свой Страстной Голгофский Эверест,
Тот, Кто безгрешен, Тот, Кто чист и свят,
И будет за грехи других распят.

Не смерти Он боится, не скорбей –
Придавлен злом, пороками людей.
Отцом на время брошен, одинок…
Скорбит смертельно неповинный Бог.

Друзья уснули – те, кого просил
Не спать, держаться из последних сил.
Одно лишь слово Сына, и Отец
Отменит казнь, трагический конец.

Но добровольно Он взойдёт на Крест
И бросит вызов аду, Свой протест.
И жертвой миру станет Божий Сын.
Никто, кроме Него… Лишь Он Один…

09.04.12

 Еще печаль не так сильна,
Хотя давно легла на землю,
Еще пока душа вольна
Сказать любви своей: «Приемлю».

Еще пока возможен шаг
Назад от этой крестной муки,
Хотя разменян на пятак
И предан Бог толпе. И руки

Что деньги взяли, всё дрожат,
Глаза горят огнём беспечным,
Иуды знак толпою взят,
Но проклят временем навечно.

Страстной четверг. Природа ждет
Не то надежды, или света,
И каждый лист, почти как гнёт,
Несет мгновение. Билеты

Давно зевакам царь раздал,
Земной страны. Но Царь Небесный
Один лишь ведал, как призвал,
На Муку Сына. Всё известно

Как лес нагой рыдал и пел,
И в колокольной боли храма,
Ребенок радугу узрел,
Толпа же та не знала срама.

И в исступлении зевак
Свершалось чудо вечной сути,
Христос, распятый за пятак,
Взошел на трон. А вьюга крутит,

Срывает листья с тех дерев,
Что трепетали в миг страданья,
Царя царей. Скрипучий хлев
Ему был домом. Мирозданье

Заметки в дневнике после чтения святых отцов.

Отечество моё не здесь,
                     оно — за облаками.
Пришельцы мы, но если
                                 вера есть,
то Бог наш не оставит нас,
Он с нами.

Так будем терпеливо крест нести,
нам в жизни данный,
                       биться со грехами
упорно, неотступно, как с врагом.
Чтобы Христос коснулся нас
                           молитвой и слезами.

Тишина разлилась по церковным углам,
Все притихли, лишь теплятся свечи.
Нежный дым из кадильниц – густой фимиам
Лёг к молящимся людям на плечи.

Скорбь на лицах у всех, скупо слёзы блестят –
Вспоминаются Страсти Христовы.
И слова режут сердце, набатом звучат,
И в глазах муки Крестные снова.

Как же, Господи, мог Ты всё это стерпеть?
Сколько силы в Тебе и смиренья?
Невозможно представить, тем паче смотреть
На страданья Твои и мученья!

Иглы нáмертво впились – Твой «царский» венец
Обрамляет главу Пресвятую.
Ты – Единый Безгрешный, но Бог, Твой Отец,
Выбрал долю Тебе непростую.

Ты всё знаешь, и воля Отца для Тебя
Есть закон, что исполнить придётся.
Ты сознательно терпишь, всех грешных любя,
А в груди сердце трепетно бьётся.

Нет живого кусочка на теле Твоём –
Изуверы исправно старались.
Очи кровью залиты, но даже при том,
Все глумились и злобно плевались.

Эппштайн. Маленький городок возле Франкфурта. Не того, что на Одере, на границе с Польшей. А на Майне. В Западной Германии.

Городок маленький и живописный. Горы Таунус. Развалины старинного замка. Речка, ставшая ручейком. Одна часть города — в долине, другая — разбросана по горам. Хотя, в этих местах, самая высокая гора — меньше тысячи метров высотой. И то в стороне. По всем этим горам тропинки проложены, чтобы туристам было удобнее. Через гору перейдешь — и новый городок. Все они аккуратные, чистые, одинаковые. Грибов в лесах много, ягод тоже. Ведь местные жители их не берут: боятся отравиться. Привыкли все съедобное в магазинах покупать. Однажды я зашел в местный магазинчик, и увидел старинную гравюру: вид Эппштайна: стаи уток плавают по пруду. Судя по рисунку, пруд этот образовался после того, как местный ручеек перегородили плотиной. Сама плотина была четко прорисована на гравюре. Да, все меняется: сегодня этот ручеек утка бы вброд перешла.