Омилия

— А я тебя знаю. Мы весною встречались, не помнишь? Ты мне тогда...

Только скользя по поверхности чувств, можно думать, если с кем-то встретился, значит, нужен ему. Конечно, и так бывает. Но самое драгоценное в каждой встрече — премудрость Божия, которая открывается, если все свое в тебе хотя бы на миг умолкает, научаясь внимать. Встреча с человеком, знакомым или нет, это дар Божий.

— Спасибо, внученька, не очень-то я голодный... Домой, наверное, вечерю несешь... Что ж на работе-то задержалась? Время позднее... Спасибо. Уж забыл, когда бананы ел... Не смотри, что такой потрепанный — я не грязный. Немножко погреюсь в вашем подъезде и пойду, нельзя мне к теплу и комфорту привыкать: время, ох, как мало осталось... Руки мои? Больные они, но не заразные. Уже затягиваются раны, поэтому и потемнели.

В мир Рождество сошло с Небес,
Повсюду слышатся колядки.
Цепочкой праздничных чудес
Явились радостные Святки.

Христос родился – ночь светла!
Звезда зажглась на Небосводе,
И в такт звонят колокола –
Любви, гармонии, природе.

Ночь морозом звенит, звёзды ярче, чем прежде.
Четвертушка луны завалилась на бок.
В эту зимнюю ночь без привычной одежды
Замерзает земля – ей бы снéга чуток.

Ей укрыться б немного пушистым покровом,
Отогреться под шубой январских снегов.
Но, увы, снега нет… лишь с морозом суровым
Разгулялась зима вдоль речных берегов.

Рождество

Смотрю на край родимый робко –
Светла, как дитятко, душа.
Скрипит мой путь легко и ровно,
Вокруг снежинки мельтешат.

Спешу волхвом я к колыбели,
Дрожу безродным пастухом.
Ветра о чём-то мне пропели,
И двор пропел мне петухом.

Застыла легкая прохлада,
Шуршит пожухлая трава,
Но пронеслась окрест молва:
Звезда у стен земного града,
Путь показав седым волхвам,
Упала к Вифлеему - радость!
В пещере тишь и благодать,
Младенцу шепчет тихо Мать,
Слова Любви. Вода, как градом
По стенам капала, и рядом
Ребенок ручкой теребил
Кусочек ткани – ряд светил,
Уже растаял утром ранним,
И не устала только Мать,
Качать Его - Дитя ласкать.

В хлеву души ютится Рождество
призывом в Божий храм преобразиться.
Христу-Младенцу будет нелегко
в душе воловьей Богом нарядиться.

Осёл и Вол, вспашите эту землю,
согрейте ниву жаждой и теплом!
Пусть Господу она отныне внемлет
и засевается Его Добром!

Господня Пашня пусть заколосится,
Его Посев пусть прорастёт в века,
пока Младенец радостно резвится
на материнских трепетных руках.

Рождение Христово! Ночь святая.
Слеза горячая скатилась по щеке…
От Благодати Божьей сердце тает,
Как воск свечи, которая в руке.
И хвои запах, и церковный ладан -
Все наполняет душу торжеством!
Мне новогодней мишуры не надо.
В моей душе – Святое Рождество!

Посвящается Т.К.

В великолепьи огневом, в божественных словах,
Мир с малолетства обуян восторгом рождества:
«Да будет свет!..» Уже тогда, как таинство из тайн,
В густой мерцало темноте созвездие Креста.
В среду космических поэм и солнечных систем
Вплелась окраина. В неё, в заштатный Беф Лехем,
Волхвов опережая ход маяк кометой плыл.
И тысячи сверхновых звёзд жёг иродовый пыл.
Маяк, нанизан на зенит времён, без сил потух...
«Родился Царь»: изрёк мудрец. «И друг»: сказал пастух,
Расслышав ангельскую песнь. Печатью древних книг
Ночной озолотил вертеп младенца первый крик.
Не галактический закон явился в стан овец —
Простой ребёнок, как и все — счастливый дар Небес.
Усталым отливал теплом свет материнских глаз:
Малыш — вполне предвечный Бог и претерпевший Спас —
Уснул, наевшись молока. Ладонями Отца
Дитя укрыло в холода дыхание тельца.
Притихло мирозданье, тссс — Его ждут впереди
Скитанья, лезвия камней и гвозди чёрных дыр,
Молитвы гефсиманской рок, скопление Креста —
Сопит Еммануил. Спит мать. С улыбкой на устах. 

С наступающим праздником, дорогие Омилийцы.

— Отец Петр, та обстановка, в которой родился Христос, с бытовой точки зрения ужасна. Его Матери не нашлось никакого жилья, чтобы родить, не говоря уже о повитухе. Ребёнок родился зимой в пещере с животными, все равно, что сейчас в неотапливаемом подвале с кошками. Почему Бог допустил такие крайности для своего Новорожденного Сына? В этом есть какой-то скрытый смысл? Ведь среднестатистические роды даже в тех условиях не были столь драматичными с бытовой точки зрения.

— Всякий раз на Рождество после ночной литургии в нашем крошечном деревенском храме я отправляюсь в коровник. Плохо пахнет, жарко, грязновато, бессмысленные коровы стоят и жуют свою жвачку... вот в таких, совершенно лишённых всякой романтики условиях (а вовсе не в кукольных прилизанно-глянцевых «вертепах») родился Христос. Не нашлось молодой женщине на сносях места в гостинице; пришлось идти в хлев и рожать там.

Вы спрашиваете — есть ли в этом какой-то скрытый смысл?

* * *

Как сбросить груз седых веков?
Ну как изгнать остатки боли?
Ведь сердцу хочется снегов,
Мороза на Сочельник, что ли…

Я сыт дождями января.
Опят зима творит бесчинства.
С погодой нет в душе единства,
И хлипко фонари горят.

До Рождества рукой подать,
Крадётся ночь облезлым зверем,
И льётся дождь, бежит вода.
И в зиму город мой не верит.

Отчего так радостно, 

На душе светло?

Всякое дыхание 

Славит Рождество!

Мне больно, милая моя, родная,
Когда со светлой грустью вспоминаю

Все чувства, что забыты. Оживают,
Но сердца чистоты не воскрешают.

Ты солнышком весны порой вишневой
Пыталась нежной флейтой камышовой

Явиться в мир, чтоб отразить его в зеницах,
Любить, любимой быть, как небом птица.

Явилась, но тебя не флейтой ждали.
Не солнцем, не весной тебя встречали.

Говорят, что ныне не модно
Стих творить в гармонии правил.
Говорят: «Пишите свободно!
Кто над нами нормы поставил?»

И предстал, как день непогожий –
Нелогичен, груб, неопрятен –
Новый стих, на стих не похожий.
Он кричит! Но голос невнятен.

В нормах – не скупое наследство,
Не тюрьма, где душно и страшно.
Нормы – это верное средство
Донести о вечном и важном.

Так звучи же ясно и нóво,
Слово, облечённое в рифму, –
В рифму, доносящую слово
Сердце покоряющим ритмом! 

11.03.2011 г.
 

     «Ти-тá, ти-тá, ти-тá, ти-тá…», - перестук колёс поезда напоминал n-стопный ямб. Столичный поэт Владлен Востоков, перекуривая, стоял в тамбуре вагона и задумчиво глядел на мелькавшие в окне степь, перелески, поля… Но вот бегущая картинка поменялась, и равнина уступила место горам. Урал! В памяти всплыли сказы Бажова, образ Хозяйки Медной горы, Данилы-мастера. Владлен вернулся в купе. Забравшись на свою, верхнюю, полку, поэт прикрыл глаза и постепенно, убаюканный ритмом стучащих колёс, провалился в сон…
     Пробуждение, перекус, перекур, разговоры, опять сон – так пролетели трое суток, и Владлен прибыл на родину в маленький провинциальный сибирский городок.

Не шали, сынок мой милый,
тише - папа спит.
Погляди в окно - красиво
белый снег блестит.
И летят снежинок стаи,
вот и Новый год.
Папу мы будить не станем -
пусть он отдохнет.
Папа спит, такой хороший,
под щекой - рука.
С папой вы очень похожи -
два моих сынка.
Мы заварим чай на кухне,
посидим вдвоем,
только пить мы чай не будем -
папу подождем!