Над окошком месяц, под окошком ветер, а в окошке дядя Вася. Не серебрист и не светел.
Силуэт в окне безлик и расплывчат, и он как бы сам себе идеолог и пропагандист сидячего, ничегонеделающего образа жизни.
В убогой, трёхоконной хате нежится немая пустота. Не звучит тальянка, не страдает голос, одинокий, и всё вокруг не родимое, прокисшее, инородное и по безработному подленькое.
Сидит дядя Вася не по статусу своему – нога за ногу, как директор пивоналивной базы после визита к прокурору и смотрит мутными глазами на пустую бутылку, отставленную им только что на подоконник по причине её быстрого опорожнения.