Омилия

Я вышла из дома
                   с поникшей душою
и вдруг поняла,
что я оказалась
                в заснеженной сказке!
Которую создал
Творец милосердный
                           для нас, для меня…

Есть в мире грешном имена простые,
Они близки, наверное, что всем,
Они легки, в них сердце не остынет,
Любви искать, что выше теорем.

И семена их тихо вызревая,
Ценнее иллюзорности наград,
Они – ростки от золотого рая,
Там, где листвою раскрывался сад.

Те имена, как истина - простые,
Краса Надежда с Верою,  Любовь,
Легки, согреют так, что не остынет,
Биенье мира в грохоте оков.

Началась эта история в ту пору, когда в стране нашей российской царил хаос и безработица, в городах – зарплату задерживали, а в деревнях и вовсе денег не видел простой народ.

Вблизи районного центра, в небольшой деревеньке жил-поживал всеми уважаемый дед Гаврила – на все руки мастер. Если что починить – к деду Гавриле, если что сломать – снова к нему. Незаменимый человек был, да к тому же непьющий. Хотя, это вот обстоятельство многих как раз и огорчало. Чем же за работу платить как ни водкой? А дед Гаврила себя принципиальным считал, зарок он дал когда-то в молодости -  ни капли в рот не брать. Случилось это после того как жена его умерла. Крепко тогда задумался Гаврила-мастер о жизни и смерти. И вывел свою методу, о которой никому не сказывал, но веру в Бога делами своими старался показать. В церковь ходил, батюшке помогал, посты соблюдал, да жил по совести. Только никому та церковь в полупустой деревеньке не нужна была кроме священника, молодого отца Арсения, и двух человек – деда Гаврилы и хромой бабки Прасковьи.

Дождь летит навстречу солнцу,
Брызжет, струями кипя,
Солнце. Дождь.
Огонь и влага,-
Две стихии,
Ты и я!

Я не прячусь от ожогов,
Пусть любовью обожгусь,
Потерплю еще немного,
Прогоню печаль и грусть!

Не смущайся, друг мой милый,
Ты моим слезам не верь!
Бог в любви даёт мне силы,
В моём сердце – рая дверь!

Весны наряд еще не сшит, а жаль!
Возьму и вышью я зеленым даль,

И тёплым красным я пущу цветы,
И жарким золотом под нитью вспыхнут льды.

Пусть реют птицы на моем панно,
Пусть песнь небес летит в мое окно,

Тепло и ветер прогонят страх,
И так приятно летать в садах,

И долго слушать на склоне дня,
Как тихо дышит земля моя.
 

                                Only You…                     
Ну, скажи, зачем шипы розе?
Какой роза подвергается угрозе?
Есть козлы, бараны с глупою головою.
Они розу путают с травою.
И Люди часто к розам руки тянут,-
И ломают их- и они вянут.
Гибнут розы, поникнув головою-
И становятся обычною травою...
Ну, а роза Розой хочет быть!
Розу нужно трепетно любить!
И тогда в хороший утрешний денек-
Уберет она шипы в стебелек… :)

Пробился из земли на свет росток.
Был, как младенец,
                      беззащитным, нежным.
Растил садовник будущий цветок
И был ему родителем прилежным.

Берег от холода, поил водой –
Ребенок рос и наливался силой
И превратился в стебель молодой,
Как юноша, здоровый и красивый.

я не верю, что время лечит раны,
я не верю, что горе учит жить,
я не верю, что поздно или рано
эту жизнь до дна должен ты испить.

я не верю, что нам нужны ошибки,
я не верю в грусть, в философский шик,
я не верю, что если ты ушибся,
должен друга сам тоже ушибить.

Было тихо и уютно,
допекался день в золе,
хороводили минуты
в циферблате на столе.

И в квартире тонкокожей,
взгляд в раздумья устремив,
Вы помешивали ложкой
небо – цвета спелых слив.

Вы только посмотрите на Ваську-муравья! Слона на себе носит! Такого огромного, что под ним Ваську и не видать. Если посмотрит непосвященный, увидит лишь слона, который плывёт по воздуху сам собой. Но так не бывает, сами собой слоны по воздуху не плавают. Стоит лишь внимательнее присмотреться, и тогда каждый легко убедится: слона несёт на себе муравей!

Зачем муравью слон? А кто ж знает... Васька, небось, тоже не скажет. Ясно одно: такое могло случиться с каждым. Ничего особенного!

Раньше Васька бегал по траве-мураве, как другие мураши — обычным муравьём казался. Только однажды упал на него слон. Прямо с неба упал! Васька поймал его и понёс. Зачем поймал? Так чтобы слон не раздавил его. Вы только представьте, что стало бы с Васькой, кабы слон упал с такой высоты на малюсенького муравья Ваську!

Однажды я узнаю кем была,
И кем могла бы быть,
И кем быть не смогла,
Зачем на этом свете я жила
И отчего в тот день я умерла.
Увижу храм души моей, земной,
Нетленный и нетронутый землёй,
Пойму узор и каждую в нём нить,
Но ничего тогда не изменить.

Пышность храмов. Владычни служенья.
Лепота новомодных икон.
Что останется? Уничиженье!
Слезный дождь из разбитых окон!

Камнелет из толпы разъяренных,
Выбирай: со Христом, или без?
И паденье столпов сотворенных,
И воздвиженья- до Небес!

Бедный батюшка в рваной рясе
На коленях пред ликом икон…
Беспредел беззаконной власти.
И в итоге: они-мы- и ОН!

«Очень жаль!»-
Она тихо сказала,
Навсегда от меня ускользала…

Но из «жали» не выкроишь шали.
Ею плечи твои не накроешь.
И печали в глазах ты не скроешь.

Уныния мертвящий холодок,
Как антипод сердечного горенья,
Пустыннее, чем айсберг-островок –
Не дарит ни отрад, ни вдохновенья.

Уныние владело долго мной…
Пора восстать, прорвавши круг порочный!
Повинен я, что шёл с пустой сумой,
На глас добра избрав ответ: не срочно.

Уныние влечёт меня ко сну:
«Ты утомлён, сейчас бы отдых кстати», –
Но ныне я спешу воспеть весну,
Спешу к истокам Отчей благодати.

14.03.2011 г.

Стихотворение просвящаю всем блокадникам, погибшим в те тяжелые времена.... Недавно узнала, что моя прабабушка (Ольга, крещеная), родила в блокадном Ленинграде мальчика, но тот прожил всего месяц, умер некрещеный. Звали Василий, прошу помолиться, кто сможет, о его упокоении келейно и об упокоении р.Б. Ольги и ее дочери Людмилы, пережившей блокаду. Спаси Господи!

Воет сирена, разрывами
Выгнали тишину,
Там, над седыми обрывами,
В небе – тебя одну

Вижу, дрожащую девочку,
Сжатую, как в тисках,
Над огневыми посевами
Выжжено слово страх.

     Воскресная служба закончилась, и отец Анатолий, приложившись к иконе святого Николая, поспешил домой. Он давно собирался навестить своего друга, который служил в соседней епархии. Во время этих редких встреч они с отцом Виктором вспоминали о совместной учебе в Духовной семинарии, делились радостями и печалями, которые наполняли их жизнь.
     Красно-золотые лучи солнца уже скользили по вечернему небу, когда отец Анатолий выбрался из дому. Новая машина послушно неслась по трассе, а ночь неторопливо разворачивала свое темное покрывало. Мысленно батюшка уже беседовал со своим другом. Редкие огни встречных машин, на мгновение разорвав темноту, уносились прочь. Вдруг, словно огромный белый призрак, в лучах фар вспыхнул грузовик.  Неистово завизжали тормоза, а отец Анатолий только успел крикнуть: «Господи» -  и свет погас.