Началась эта история в ту пору, когда в стране нашей российской царил хаос и безработица, в городах – зарплату задерживали, а в деревнях и вовсе денег не видел простой народ.
Вблизи районного центра, в небольшой деревеньке жил-поживал всеми уважаемый дед Гаврила – на все руки мастер. Если что починить – к деду Гавриле, если что сломать – снова к нему. Незаменимый человек был, да к тому же непьющий. Хотя, это вот обстоятельство многих как раз и огорчало. Чем же за работу платить как ни водкой? А дед Гаврила себя принципиальным считал, зарок он дал когда-то в молодости - ни капли в рот не брать. Случилось это после того как жена его умерла. Крепко тогда задумался Гаврила-мастер о жизни и смерти. И вывел свою методу, о которой никому не сказывал, но веру в Бога делами своими старался показать. В церковь ходил, батюшке помогал, посты соблюдал, да жил по совести. Только никому та церковь в полупустой деревеньке не нужна была кроме священника, молодого отца Арсения, и двух человек – деда Гаврилы и хромой бабки Прасковьи.
Хоть жителям той деревни и перевалило за пятьдесят, и самому молодому из них, Фёдору, исполнилось пятьдесят четыре, жили все по-старинке – по советской привычке значит.
Вот однажды под вечер наведался к деду Гавриле из районного центра давний знакомый, сорокапятилетний бухгалтер Алексей. Когда-то давно дружил Гаврила-мастер с отцом Алексея, и, стало быть Лёшку с пелёнок знал.
- Ух, непогодится как – дороги размыло! Здравствуй, дядь Гаврила! – Алексей, заходя в дом, радостно приветствовал старика.
- И тебе не хворать, Алёшка! – хозяин дома встал из-за стола, снимая очки с толстыми стёклами.
Дед Гаврила по обыкновению по вечерам читал Псалтырь, считая за правило перед сном молиться и размышлять о прожитом дне. Вот за этим занятием Алексей и застал старика.
- Ты проходи, Алексей, человек Божий. Сейчас мы с тобой чайку сообразим. - дед Гаврила жестом пригласил гостя пройти в дом.
В небольшом бревенчатом доме, пропахшем смолой и свежей древесиной, чувствовалась рука хозяина. Множество полочек и шкафчиков с различными рабочими инструментами составляли основной интерьер дома. Никаких излишеств – только то, что нужно для жизни и для работы. Рядом с обеденным столом стоял столярный верстак, с неоконченной работой на нём. Гаврила рано овдовел, но женится второй раз так и не решился. И потому холостяцкая жизнь превратила некогда уютный дом в рабочий цех. Лишь старенькие пожелтевшие кружевные занавески на окне, напоминали о какой-то другой жизни, оставившей свой след в этом доме...
Дед Гаврила ловко хлопотал возле самодельной печки - готовил угощение для гостя.
- Как поживаешь, Алёша? Семья как, дети? – продолжая готовить ужин, не оборачиваясь, поинтересовался дед Гаврила.
- Да всё так же – выживаем... – уклончиво ответил Алексей, с интересом рассматривая старую потёртую книгу, лежащую на обеденном столе.
Наконец, когда скромный ужин был готов, дед Гаврила попросил гостя помочь накрыть на стол.
- А это – для снятия стресса – Алексей, с довольным видом поставил на стол бутылку водки, которую предусмотрительно принёс с собой.
- Это ты чего удумал? Какой-такой штресс ещё? А ну давай, убирай эту гадость со стола. – дед Гаврила насупился и, скрестив руки на груди, всем видом своим показывал своё недовольство.
- Да что такого-то? Замёрз я, да и устал. Вымотался за последнюю неделю с этими проклятыми отчётами. – Алексей, запинаясь на каждом слове, как будто тянул время и выжидающе смотрел на старика. – Это ж верное русское средство, дед!
- Ишь, ты! Холера! Средство у него! Убирай, сказано и – точка! – дед Гаврила был непоколебим.
Оба – и хозяин дома и гость стояли около стола, глядя друг другу в глаза, и в этой молчаливой дуэли, сопровождавшейся тиканьем старинных напольных часов, как будто замерло время.
- Дед, да что ты заладил – убирай, убирай! Что ты вообще о жизни-то знаешь?! Сидишь тут, свои церковные книжки читаешь, как в консервной банке со своими деревяшками! А мне вон – выживать приходится, семью тянуть! - Алексей не сдавался, впиваясь своими большими карими глазами в старческие, словно затуманенные болью, глаза деда Гаврилы.
- А ну, пойдём со мной. – старик неожиданно резко шагнул к Алексею, и, схватив его за рукав рубашки, потащил за собой.
Все северные избы испокон века были устроены так, чтобы в суровое зимнее время можно было заниматься хозяйством не выходя из дома. Небольшой сарай был пристроен прямо к дому. Дед Гаврил, энергично пройдя через сени, шагнул в тёмное пространство пристройки. Алексей, сбивая шаг, послушно шёл за хозяином дома. Привычно нащупав рукой нужный предмет, дед Гаврила зажёг керосиновую лампу. Глазам Алексея предстала неожиданная картина – в углу пристройки, прислоненный к стене, стоял обычный деревянный гроб, выстланный изнутри тонким слоем соломы.
- Вона, смотри – это тебе посильнее русского средства будет! – Дед Гаврила подтолкнул несговорчивого гостя вперёд. – Ну-ка, приляг туды!
- Ты чё, дед, очумел?! – глаза Алексея, и без того большие, казалось вот-вот выкатятся из глазниц. Мужчина попятился назад, споткнулся о стоящие грабли и упал на пол. – Куда мне ложиться? В гроб?!
- Ишь ты! Холера! Страшно ему! Ложись, говорю! Сейчас мы тебе быстро твой энтот штресс снимем! – Дед Гаврила протянул руку Алексею, помогая встать.
- Дед, я понял... Я всё понял... Считай, бутылки как и не было. –извиняющимся тоном ответил Алексей, вставая.
- То-то же! – старик добродушно улыбнулся. – Ладно, не серчай, пошли в дом.
Остаток вечера гость и хозяин дома провели за ужином. Алексей молчал, украдкой поглядывая на двери, ведущие в сени. А дед Гаврил спокойно и по-отечески поведал Алексею о своей секретной методе.
- Когда жена моя померла, думал я, что не прожить мне без неё. Рука-злодейка к спиртному сама потянулась. Да-да, ты не удивляйся, запил я тогда - дней десять пил. Никто об этом и не знал. Но потом мне вдруг как обухом по голове... «Что ж я делаю!» - подумал. Осерчал я тогда на себя и с горяча смастерил энтот гроб. Лёг в него, глаза закрыл, руки на груди скрестил и лежу. И вся дурь из меня вдруг улетучилась! Понял я вдруг, Лёшка-Божий человек, всю сермяжную правду жизни! И пошёл я на другой день в церкву нашу. С тех пор как прижмёт меня эта жизнь, возьмёт за грудки – я в церковь. А гроб остался, как память... Вот тебе и вся наука. Метода, значит, такая получается. А ты оставайся, милок. Ночь уже на дворе, завтра с утреца и отправишься обратно в свой райцентр. – дед Гаврила широко улыбнулся и его лицо как будто озарило невидимое солнце. Алексей, почувствовав сердечное тепло, улыбнулся в ответ...
На заброшенную далёкую деревеньку опустилась ночная мгла. Луна одиноко освещала простые деревенские постройки. В окнах домов гасли огни, как будто подмигивая бледноликой луне... Эту ночь навсегда запомнил один человек, в жизнь которого случайно пролился солнечный свет неравнодушного сердца.
(продолжение следует)