Омилия

  Мышонок Шустрик очень любил дождь, вернее то, что дождь  оставлял после себя – огромные лужи. Такие лужи Шустрик называл «океанами». Еще были «моря» - лужи, что поменьше, и совсем маленькие - «просто лужицы».
Шустрик разыскивал длинные веточки и присаживался  рядом с какой-нибудь приглянувшейся лужей. Затем он опускал веточку в воду и принимался старательно елозить по дну. При этом мутные брызги  разлетались во все стороны, оставляя на штанишках и кофточке  маленького мышонка грязные пятна.
Шустрика этот факт никак не огорчал, а даже наоборот – он старался, чтобы брызг становилось как можно больше. Ведь это так весело!

Помоги мне остаться верным,
И от вражьих сетей огради.

Дай мне, Господи, быть не первым,
Сквозь соблазны суметь пройти.

Задыхаюсь от чёрной гари —
Дай мне, Господи, лишь глоток!

От творенья до гнусной твари
Сделать просто один шажок.

Помоги мне остаться верным
В потемневшем от грязи мирý.

И тогда я не стану пленным
Вечной тьмы в час когда умру.

У меня на столе есть одна фотография,
на ней улыбается девочка с рыжими хвостиками,
она держит в руках своего друга -
плюшевого мишку -
она улыбается, а глаза у неё грустные-грустные.

Эта девочка - мой давний друг и порой я пишу ей письма,
я пишу: "Здравствуй! Как поживаешь, родная.
У меня всё в порядке,
ты знаешь, я стала мамой?"

Девочка с фотографии, кажется, мне кивает.

Я пишу: "У меня есть сын, он также как ты улыбается,
у него на щеках ямочки как у тебя, веришь?
И глаза точь-в-точь, так говорят, случается.
Ну а я... я стала такою взрослой,
вряд ли меня узнаешь!"

Птицею с распахнутой душой
Устремляюсь к тебе, святый отче!
Управляют путь долгожданный мой
Твои небесные очи.

В сердце храня удивительный свет
Ясного доброго взгляда,
Несу голубых васильков букет
По улицам теплым Петрова града.

Нежные лазурные цветы
На фоне улиц каменных,
Словно блики Твоей чистоты,
Батюшка наш Иоанне.
 

Отец, сколько помнила Марина, на ногу всегда лёгкий, стремительный. И в сорок таким был и в шестьдесят, и в семьдесят пять. Но в последние два года куда что девалось — спина по-стариковски сгорбилась, ходил тяжело… Оглядываясь в детство, Марина первым делом видела отца на волейбольной площадке. Работал он на деревообрабатывающем заводе, коротко — ДОЗе. Там девочку Марину всякий раз охватывал восторг: пилорама распускала брёвна на плахи, станки превращали их в гладкие тёплые доски… Визжали циркулярные пилы, от сушильных камер веяло жаром... И вкусно пахло свежими стружками, опилками... «Здесь самый полезный воздух!» — с гордостью говорил отец. После второго класса на летних каникулах Марина часто прибегала к отцу на работу. Город строился, пиломатериал шёл нарасхват.

Разрывают мою Украину,
Христианский, великий народ.
Укрывает нетающий иней
Полосу окаянных невзгод.

Мне родные до каждого вздоха
Мудрый Харьков и сказочный Львов,
Слышу сердцем как Родине плохо
От незримых, кровавых оков.

Помолюсь я Небесной Царице.
Белоснежным умоюсь снежком…
Утонула в майдане столица,
И беда постучалась в наш дом!
 

Глава 4 АНГЕЛ ХРАНИТЕЛЬ

Ее звали Юлия, жену Владислава. Они встретились на студенческой вечеринке. Поводов выпить было несколько: Татьянин день, окончание сессии, начало каникул, день рождения хозяина квартиры, которого большинство гостей видело в первый раз. Сейчас Владислав не мог вспомнить, чья это была квартира. Случайно там оказался. Он был зол на товарища, затащившего его на эту попойку. Угрюмо сидел в кресле, в темном углу комнаты, и ловил на себе призывные взгляды девчонок.

Девчонки стремительно пьянели, громко разговаривали и повизгивали. Владиславу становилось всё противнее, он только ждал повода уйти. Когда бестолковое веселье стало перетекать в непотребство, одна из девушек решила покинуть компанию, и Владислав вызвался ее проводить. Так они и познакомились.

Чтобы заставить человека работать против собственной культурной парадигмы в рамках любого психоисторического процесса нужно не много по меркам настоящего времени: лишить его памяти о прошлом, понимания настоящего и предложить тусклую картинку небытия вместо будущего, обозначив ее как неизбежность исторического процесса. Метафизика времени в этом случае сузится до инстинктов сиюминутного выживания. Человек, лишенный человеческого, займет уготованное ему место обезьяны. Кто-то, хитро улыбнувшись, скажет, что так и было. Собственно говоря, так всегда и происходило. Сложная комбинация уровней управления дополнялась краткосрочными задачами капитала по сохранению сложившегося паритета сил или его изменения.

Калерию Ивановну пригласили в гости, на крестины внука. От таких предложений не отказываются, тем более, что прошло уже около двух месяцев с тех пор, как она навещала сына. Так сложилось, что молодые жили в другом городе, и общение шло больше по телефону, иногда – спасибо техническому прогрессу – по скайпу. Но сердце все равно тосковало по двум родным мальчикам – взрослому сыну и недавно родившемуся внуку. Хотелось обнять, просто побыть рядом. Материнская любовь срока давности не имеет и не прекращается, когда дети вырастают.

— Твой Бог — бессилен, Клотильда!

К удивлению Хлодвига, его жена ничего не ответила. Она опустила глаза и слегка побледнела, словно его слова причинили ей боль, но она ничего не сказала. Это воодушевило короля продолжать с большим напором:

— Твой Бог тебе не поможет. Его Самого распяли. Он бессилен. — Хлодвиг произносил слова четко и хладнокровно, будто наносил удары в поединке. — Ты, верно, ждешь, что совершив свой обряд, ты спасешь нашего ребенка. Что после Крещения произойдет чудо, и сын совершенно выздоровеет, да?

На войне-то чудеса!
Пуля-дура, как оса,
Жалит тело белое —
Прямо в сердце смелое.

В церкви тоже чудеса,
Тело Бога и краса,
Лепота старинная,
Житие былинное.

На иконах — чудеса —
Слезы с кровью, как роса,
Лики святы, рученьки
Обложили кучненько.

А в душе-то чудеса —
Опустились Небеса.
Слезы покаянные
В душу окаянную.

Боже Святый, помоги!
Русь больную исцели,
Протяни же вервие
Греции и Сербии!

Глава 3. ЛИКА

Она торопилась на лекцию, лавировала среди снующих студентов. Бросила взгляд на часы и в тот же момент наткнулась на летящего на всех парах Петю. Оба одновременно наклонились поднять выпавшие из рук тетради и неожиданно столкнулись лбами. Рассмеявшись и потирая лбы, разбежались в противоположных направлениях. И только на лекции Лика обнаружила среди своих тетрадей чужую. Пришлось после занятий идти в соседний учебный корпус искать хозяина тетради — аспиранта Свешникова П.

Лика часто вспоминала эту первую встречу. В тот день они вместе шли к метро и рассуждали о Джойсе. Ее поразило, как просто и убедительно говорит Петр. И как уважительно относится к ее мнению. Она совершенно не боялась показаться неосведомленной или вовсе глупой, чего всегда страшилась на студенческих диспутах. За разговорами забыли спуститься в метро, опомнились только когда подошли к станции «Проспект Вернадского». И они решили пройти еще одну остановку до «Юго-Западной».

Посвящается Богоявлению

Воздух розово-священный
Дарит небо нам с утра.
И плывёт, звеня, Крещенье
Мимо каждого двора.

Вновь морозец долгожданный
Разукрасил купола.
Далеко, над Иорданом,
Мирно кружат два крыла.

Пройдёт зима, и снова – те же зимы,
Такая лютая, безмолвная тоска
настигнет мир.

Слова – невыносимы,
Дела безумных – жизнь, да с молотка...

Настанет ночь и будет днём казаться,
И всех слепцов обманом сокрушит.

Нам жизнь дана, чтоб в ней не потеряться,
Господь своих от мрака сохранит.

Непохожий на всех, одинокий Петрушка:
мерзкий кокон — наружность, душа — махаон.
Для чего же уродливой, глупой игрушкой
волей мастера сделался именно он?

Быть потехой, уморой — удел не из лёгких;
Махаону б — луга, не раёшный фонарь.
За «ха-ха» развесёлым — Петрушкины «охи»,
и тоску гримирует румян киноварь.