Омилия

В горах Джинала был маленький оазис, окруженный со всех сторон горными вершинами, холмами, как колыбелька или ладошки, соединенные в лукошко. Это было уютное местечко с добротно выстроенным домиком, источником ключевой воды и вечнозелеными цветущими деревьями. И жил там Захар со своими родителями. По какой-то неизвестной причине родители ушли от людей в горы, устроили там себе свой особенный мир, а о прошлом никогда не говорили. Захар думал, что такая жизнь она и есть с ее зазаборными трудностями и радостями. Но родители Захара умерли, стало на душе его тоскливо, одиноко. Предчувствовал он, что где-то есть другой мир, его туда тянуло, поднадоела собственная скорлупка, улиткина ракушка. Родители Захара выучили тому, что считали нужным, да и книги кое-какие в доме имелись.

Ты, наверное, помнишь, читатель, историю про мою подругу Анжелку, её новогодне-рождественское приключение, «комнату страха» и «подземелье» и о том, что я обещала тебе рассказать, как Анжелка пришла к православной вере? Я выполняю своё обещание. Но рассказ мой не будет коротким, как не стал коротким путь моей подруги к вере.

Так часто бывает, когда человек молод, полон сил, и перед ним открыто множество путей, ведущих в будущее, он почему-то выбирает самые широкие, манящие своей загадочностью и неизвестностью. Одна из таких дорог называется «мистика» и «эзотерика».

Несколько лет назад, в июле, я провел часть отпуска в одном из санаториев на Средней Волге. Уединение, беззаботность, красота тамошних мест подействовали умиротворяюще. Появилось желание вести что-то вроде дневника, записывать впечатления, мысли, события. Его и предлагаю вниманию читателя. Это моя первая проба в данном жанре.

Вся печаль и всё обаяние родной земли, вся ее скорбная история и ее смутные надежды нигде не овладевают сердцем так полно и властно, нигде с такой щемящей настойчивостью не просят образа и выражения, как на Волге, особенно в тихий, сумрачный, немного мглистый вечер, с догорающим закатом и с надвигающейся из-за дальних вершин холодною, темною, быть может, грозовою тучей.

В. Г. Короленко «Художник Алымов»

Мне не надо ни жить, ни влюбляться, 
Ни писать мне стихи о любви, 
И с мечтою своей распрощаться, 
Успокоив себя:  С'ect la vie ?  

Нет! Приходит в Хабаровск весна,
Расцветают опять абрикосы. 
Так и я — расцветаю сама
И желаю растить свои косы, 

Свои песни пропеть о заре — 
я закатами раньше страдала. 
Моё время — со мною в поре. 
И я жить — вам твержу — не устала!

Наш странный мир устал быть монолитом,
И мы в сомненьях погрязаем вновь.
Где ропот заменяет нам молитву,
Там зависть заменяет нам любовь.

И полнолунью доверяя страхи,
Напрасно ищем ко спасенью путь…
А впереди лишь топоры да плахи,
И нету сил, чтоб всё назад вернуть. 

День закатом наполнится,
Отшумят голоса,
Вновь ушедшее вспомнится —
Не сомкнутся глаза.

Прикоснусь на мгновение
К жару Ваших волос
И, оставив сомнения,
Объяснюсь я всерьёз!..

Тишина необъятная.
Сник Луны силуэт.
Ночь, бессонницей смятую,
Вновь сжигает рассвет.

Эта история случилась с моей подругой много лет назад, когда та была ещё студенткой в стране под названием «СССР» и получала профессию в одном из институтов Степногорска. Если бы не было этого приключения, то по словам Анжелки (так зовут мою подружку), она никогда бы не задумалась над смыслом бытия. Этот вопрос её просто не волновал бы, ибо не таков был Анжелкин характер. «Живём один раз, и надо брать от жизни всё самое лучшее, а худшее пусть несут на своих горбах неудачники», — рассуждала подруга.

Приближались новогодние праздники. Предвкушение отдыха и развлечений полностью выбивало из студенческих голов мысли о зимней сессии. В Степногорск, как обычно, на Новый год прибыл Чехословацкий «Луна-парк» с аттракционами. Молодёжь любила пощекотать нервишки, посещая аттракцион под названием «Комната страха».

Светлею, каюсь, сожалею.
(Халиф на час. Застывший бред).
Читаю авву Дорофея,
И, словно падаю на свет.

Его слова — особой власти:
Перерезают пополам
Незатухающие страсти.
И сердце верит тем словам!

А что судьба? Всего лишь фразы.
Пустые фразы ни о чём.
Мне этот вечер желтоглазый
Подставил вовремя плечо.

Вообще стихи писать легко:
О розах, грезах и ромашках.
О том, как утренней порой
По дереву ползет букашка.
О том, как ослепляет зной,
И дни безоблачно тихи:
И земляника на столе,
И молоко парное в чашке.
Но настоящие стихи:
Тогда родятся на земле —
Когда по коже пробегут мурашки.

Перевод с новогреческого

Преподобный отец наш Никифор, в миру Николай Дзананакис, родился в деревне Сирикари на западе Крита. Во младенчестве он лишился обоих родителей. В тринадцать лет дедушка отправил отрока служить в цирюльню городка Ханья. Здесь его все полюбили как прекрасное, умное, общительное и доброе дитя.

Но жизнь уготовала ему тяжкий и болезненный подвиг, который начался, когда на теле появились первые признаки недуга, известного как проказа.

Юный Николай сильно испугался и огорчился.

Чтобы власти не узнали этого и не заперли его на безводном острове Спиналонга, когда симптомы болезни станут слишком явными, в возрасте шестнадцати лет он бежал в Александрию Египетскую.

Длинная очередь на исповедь… К аналою подходит очередная исповедница:

— Батюшка, грешна, мучает меня беспричинная тоска, уныние, понимаете?

— Какая тоска, говоришь?

— Бес-, беспричинная. Все в жизни благополучно, и муж, и дети, и здоровы все, и работа хорошая. А тут — ну, никаких желаний, хоть лежи на кровати и смотри в одну точку. И главное, столько для храма сделать стараюсь, может из-за этого?

— Может быть, ты вообще себя святой подвижницей считаешь, сраженной врагом?

Живу я простым человеческим бытом:
Встаю на рассвете, иду в огород.
Капуста с горохом успешно политы,
Редиска помытая просится в рот.

Салат восседает как царь среди черни,
У луковиц головы вжаты в песок,
И жимолость прячется среди терний,
Из зарослей выглянув всего на часок.

Чужими бедами сердечко износилось. 
Чужие слёзы в душу залегли. 
Что только в жизни этой не случилось! 
Чего мы только избежать смогли…  
Хвала и слава будет долголетью. 
Ты с радостью сегодня — визави. 
Прошла потребность бить об обух плетью. 
Пришло желанье — думать о любви. 
О той любви о самой изначальной, 
Которая не может быть печальной. 
Душевною искрится глубиной —
Она и есть высокое созданье. 
И лишь она дарует людям знанье. 
Доверься ей, доверься ей одной!

Троица

Троица. Весёлые глаза.
Радостные, шумные листочки.
Над кугой летает стрекоза.
И ребята плещутся у бочки.

С голубой звенящей высоты
Падает на сад лучистый ветер.
Пусть хватает миру теплоты
И веселья — старикам и детям.