Монахиня Евфимия Пащенко. Рассказы

Анна, мать семинариста-второкурсника Толи Демина, готовилась к приезду сына на зимние каникулы. Поскольку на дворе был Рождественский Пост, накупила для праздничного стола соленых груздей, морошки, рыбы: не только трески — излюбленного кушанья жителей Михайловска (за что нас издревле прозывают «трескоедами»), но даже дорогих семги и палтуса — чай, истосковался мальчик за полгода по северной рыбке! Теперь оставалось только сделать уборку в комнате сына — и все готово к встрече!

В Толиной комнате Анне была знакома каждая вещь: тахта, покрытая полосатым шерстяным паласом, полка, уставленная иконами, письменный стол. А над столом еще одна полка — с книгами. Разумеется, не с какими-нибудь там романами и детективами, а исключительно с душеполезными, церковными книгами. Большая часть их была подарена Толе его духовным отцом, игуменом Никоном. До поступления в семинарию Толя несколько лет прислуживал в Покровском храме, настоятелем которого был отец Никон, и батюшка не скупился на подарки юному послушнику — и мобильный телефон ему презентовал, и ноутбук: их-то он с собой в семинарию увез, а книги остались...

Молодой журналист Ефим Абрамович Гольдберг, которого старшие собратья по перу звали просто Фимой, сидел за письменным столом, перед пишущей машинкой «Москва», из которой торчал девственно чистый бумажный лист, и терзался муками творчества. Сегодня Иван Андреевич Бурмагин, главный редактор газеты «Двинская Правда», поручил ему написать заметку для рубрики «Происшествия недели». А именно — о том, как на днях в Северной Двине утонуло трое из студентов-медиков, отправленных на сельхозработы в совхоз «Заостровский». Их гибель была столь же трагической, сколь и нелепой: решив за один раз перевезти через реку весь выкопанный урожай картошки, студенты едва ли не до бортов нагрузили ею совхозную лодчонку, а сверху взгромоздились сами. Вдобавок, на самой середине Двины, где течение самое быстрое, кто-то из них накренил лодку... В итоге — три смерти. И крохотная заметка в «Двинской волне», которую предстоит написать Ефиму Гольдбергу — мелкой газетной сошке, недавнему выпускнику журфака.

Ледяной февральский ветер колыхал алые и желтые голландские тюльпаны, высаженные на огромной клумбе перед зданием штаба ИК №… И, глядя на эти цветы, казалось, дрожащие от северной стужи, полковник Чайка, возглавлявший комиссию Министерства юстиции, которая приехала в Михайловскую область для плановой проверки тамошних пенитенциарных, а проще говоря, исправительных учреждений, подумал — как же все это старо! Цветочки на клумбах, плакаты и транспаранты, помпезные встречи под духовой оркестр — и так всегда, и так везде. Неужели ни в одной из колоний он не увидит чего-нибудь более оригинального?

Полковнику было невдомек, что вскоре он увидит не просто нечто оригинальное, а, можно сказать, невиданное. Причем этим зрелищем он будет обязан не начальнику колонии, подполковнику Рашиду Адилханову, шедшему по левую руку от него (одесную шествовал начальник Михайловского УФСИН, полковник Ружников), а одному из здешних заключенных, Борису Жохову, бывшему антиквару из города Михайловска, по прозвищу Жох.

Жил-был на свете писатель. Да не простой, а православный. Ездил он по святым местам, посещал Божии храмы и святые обители, и привозил из тех поездок сюжеты для своих книг о Святой Руси, да о благочестивых людях, для которых жизнь — Христос1, а Отечество — Царствие Небесное. Так жил и творил писатель год за годом, до самой старости, воспевал Православную Русь-матушку, светло светлую и прекрасно украшенную красотами многими: храмами белокаменными с куполами золочеными да колоколами велегласными, обителями честными, в коих иноки благочестивые денно-нощно о мире и спасении всего мира молятся, образами чудотворными и источниками многоцелебными. А наипаче же — сияющую верой Православной, юже прияхом мы тщанием святого равноапостольного князя Владимира и бабки его, мудрейшей из жен, великой княгини Ольги. Да позавидовали той красоте силы темные, преисподние, и послали на Русь из стран полночных хитрецов-кознодеев, с медом на устах, с коварным умыслом в сердце. Обаяли те хитрецы Русь-матушку злой волшбой, застили ее ясные очи мраком безбожия, тщатся погубить ее на веки вечные. Только зря стараются злочестивые, ибо не перевелись еще на нашей земле люди Божии, Православную веру хранящие. Спасут они Русь, вымолят у Господа: да прозреет она, да очистится покаянием и да воспрянет во славе, и будет та слава ярче прежней во веки веков, аминь. Так проповедовал в своих книгах тот писатель, так и сам веровал, и благодарил Господа за то, что сподобил Он его Божие дело творить: защищать и насаждать на родной земле святую веру Православную.