В Раю только ангелы

   Единственная непокорная часть Володи - шевелюра. Во всем остальном он являет собой образец смирения и возведенной в высокую степень деликатности. Даже на занятия он приходит со значительным запасом времени, чтобы уж точно никого не заставлять себя ждать.
   Сегодня ему, как и всем его товарищам, предстоит большая и ответственная работа - подготовка к Пасхальной ярмарке. В ожидании товарищей Володя прихорашивается перед зеркалом, пытаясь придать верное направление вихрастой челке. Через пять минут упорной борьбы Володя обреченно опускает руки и вздыхает:
- Жаль, расческу забыл, теперь уж совсем не человек... гаррипоттер какой-то... безобразие одно.
   Говорит Володя тихо-тихо, скороговоркой, временами кажется, будто ныряет он в какие-то только ему ведомые миры, недоступные нам, простым смертным, как говорится, не то по грехам, не то по узости мышления. Он стоит ко мне вполоборота, обращаясь ко мне и в то же время оставляя за мной право не участвовать в разговоре. Такая вот щепетильность.
- Знаете... У меня папа есть... Я его люблю очень... Ну, и маму, конечно же, тоже... Мне, знаете, очень надо с папой поговорить... Столько накопилось...
- Конечно, поговори, Володя, за чем дело-то стало?
Володя задумывается. Прислоняет согнутый указательный палец к подбородку. Посмотришь со стороны - молодой ученый, не иначе. Погрузился в свои научные думы.
- Тут ведь вот что, - возвращается ко мне Володя, - я ведь не знаю, где папа живёт... Я и лица-то его не помню... У него  семья другая есть... дети там. Ну, вы же понимаете?
Володя бросает на меня кроткий взгляд - высшую степень дерзости в его понимании - и тут же отводит глаза, но за это мгновение я успеваю почувствовать, как разряд электрического тока прошивает нутро и оставляет на сердце рваную рану.

- Понимаю, Володя...
Наконец появляются Володины друзья, коридор наполняется смехом, шумными веселыми разговорами, и вся компания исчезает за дверью керамической мастерской. С облегчением проглатываю застрявший в горле ком.

   Где ты, Володин папа, на каких далёких планетах твои следы?

- А вы не хотите нам помочь? - обращается ко мне, приоткрыв дверь, хозяйка мастерской.
- А можно? С удовольствием, конечно, только я ничего не умею.
- Не страшно, ребята помогут.
  На длинном широком столе разложены глиняные тарелки, подсвечники, рыбки, зверюшки. Есть очень красивые работы, уже раскрашенные и заглазурованные. Ребята берут надо мной шефство. Им это очень приятно - ощутить себя зрелыми мастерами. Мне дают кисти и наперебой объясняют, как надо пользоваться красками, чтобы не испортить работу. Поначалу внимательно следят за моими топорными движениями, но вскоре переключаются на беседу и забывают обо мне.

Володя сидит слева от меня и раскрашивает какую-то фигурку. Лицо художника озарено тихой радостью, от которой у меня на душе становится уютно и покойно.

- Что это ты раскрашиваешь? - спрашивает Рустам.
- Ангела. Я его в прошлый раз слепил. Вот теперь раскрашиваю.
На лице Рустама появляется довольно странная улыбка.
- Лучше бы ты черта сделал!
Я подпрыгиваю на месте. Володя же абсолютно спокоен, как бывает спокоен человек, доподлинно осознающий свою правоту.
- Нет. Я сделал Ангела. Ангелы... они в Раю живут.
Рустам прищуривается и не без ехидцы вопрошает:
- А ты думаешь, в Раю чертей нет?
- В Раю? - переспрашивает Володя, - Нет. В Раю только ангелы.

Володя продолжает влюбленно смотреть на глиняную фигурку. И тут я замечаю, какие тонкие и нежные черты у Ангела, какие грустные и добрые у него глаза, совсем живые, и меня озаряет: никак художник своего знакомого изобразил.

... и собеседниче ангелов ...

  Где ты, Володин папа? На каких далеких планетах твои следы? Твоему сыну так много надо тебе рассказать: накопилось.