Авгиевы конюшни...

Заарканенные сетью,
Оцифрованные люди
Ловко врут, кричат и дружат
С помощью клавиатуры.
Им язык уже не нужен -
Пальцы бегают по кнопкам,
Променяли речь живую,
Променяли смех на скобки,
Променяли лес и небо,
Кровь заката, шум прибоя,
Шелест листьев предрассветный
На мерцанье монитора.
С каждым новым поколеньем
Провода все глубже в мясо
И давно смирились с этим
Оцифрованные массы.

Сергей Кузнецов

Наше несовершенство часто настигает нас врасплох, совершенно неожиданно, внезапно и безжалостно. Чувство вины сжигает душу бесплодным сожалением о содеянном, подвергая ее адским пыткам в «испанском сапоге» безвыходности. Но выход, который мы всегда ищем в загнанном ритме лошадей времени, возможно, и есть вход в «черную дыру» закольцованного света, жаждущего взаимной встречи нашего расколотого «мы» с его неразделимым «я»?

Впечатанные в сознание дурные пророчества, сомнительные факты, перевернутые с ног на голову артефакты и суеверия тянут сонмы живых в могилы усопших, но не умерших предков, немо взывающих к разуму внуков и правнуков, желая оправдаться и очиститься от скверны в незамутненном  источнике материнской памяти родной земли, ставшей им колыбелью…

Страх мертвых – табу на «археологические раскопки» внутриличностных залежей неисповеданных грехов, забытых родовых преступлений, лежащих глубоко за порогом культурного слоя отдельной личности, неосторожное прикосновение к тайне которых, чревато суицидальным разрывом безумцев, посмевших нарушить ортодоксальный порядок рода...
 
И в этих узких рамках самосохранения любой ценой и на любых условиях, потенциальная, так и не решившаяся актуализироваться личность, становится легкой добычей религиозного эстетизма, духовного наслажденчества и внешнего оккультного любопытства к тому, что познается изнутри.

Нежелание быть собой, а казаться, надевая чуждые личины узаконенных идолов времени, становится навязчивой идеей или манией грандиоза инфантильного индивида, который никак не может пробудиться от внутриутробного сна вечного младенца в утробе безвременно умершей матери.

Он пытается жить в толпе одиноких призраков химерического мира деспотического дуализма, мистической одержимости и нравственного уродства. Ему хочется быть собой, но избежать родовой травмы рождения свыше невозможно, не умертвив свою прежнюю плоть. Он панически боится грядущей метаморфозы с летальным исходом для личинки, жаждущей воспарить в эмпиреи невнятного смысла. Поэтому ветхий младенец окружает себя фантомами заемного «я», которое на самом деле есть «мы» легиона тьмы, - то бишь бесчисленного множества совокупляющихся инфернальных чудовищ психического подполья…

Самосознание рода может проявиться только в личности, изначально готовой к самопожертвованию ради достижения высшего смысла, сжатого дурной бесконечностью коллективной безответственности и группового эгоизма оцифрованных масс, накануне грядущей вспышки всечеловеческой пассионарности…

Вся наша недолгая земная жизнь – не нами написанный сценарий, в котором «каждый не свою играет роль» (Шекспир).

Хотя, далеко не каждый, с этим утверждением безоговорочно согласится, противопоставляя ему не менее известное, но более распространенное, особенно во времена не столь отдаленные: «человек – кузнец своего счастья», а может быть – несчастья?

И что есть счастье смертного человека? Жить, любить и умереть – достойно? Или брать от жизни все, предпочитая изведанное наслаждение радостью бытия светлому, но неизвестному будущему?

Как все сложно, а нельзя ли попроще, полегче, не выбирая, жить припеваючи, ни во что не вмешиваясь, и никому не досаждая?

Наверное, нельзя, иначе мы бы оставались в лоне первозданного рая, сытыми, счастливыми и бездумными…

Но семя брошено, и плод созревает, мучительно, сложно, на родословном древе человечества, постоянно обрезаемом искусными садоводами мироздания…

Сознание человечества развивалось, переходя от целомудренной богобоязненности к любовному богопознанию, от механической буквенности к организменной словесности, от клановой «богоизбранности»  к  всемирной отзывчивости…

Трудность постижения истины сопряжена со страхом индивидуальной обособленности, отрыва от пуповины рода, народа, нации, семьи.

Но без этого отрыва невозможно рождение свыше, становление персонально ответственной личности, соприкоснувшейся со вселенским единством универсума.

Революции – эти эксцессы истории, неизбежны в силу разновременности созревания человеческих воль в направлении к освобождению личности от раболепия духу времени.

Нарастание боли и страданий миллионов чувствующих существ под игом горстки эгоистов-узурпаторов, умных, хищных и хитрых зверочеловеков, отрекшихся от духовного саморазвития в угоду плотскому сластолюбию не беспредельно, и в определенный момент исчерпывается лавинообразным гневом массового и жестокого возмездия за поруганный образ Человека…

К сожалению, опыт мировой истории  ничему не учит, да и не может научить тех, кто сознательно отрекся от сострадания и родства с себе подобными человеческими существами, утратив самосознание в похоти самонасыщения.

Тщетны попытки лукавых придворных стратегов решить проблему народооставленности запретами и насилием, это только усилит волю к сопротивлению режиму временщиков, в основание которого заложена мина замедленного, но сокрушительного действия – запретный плод англосаконской управляемой псевдодемократии…

«Нет истины там, где нет любви»
А.С. Пушкин

Истина дарована, а не задана...

И хотя это утверждение, на первый взгляд, отдает некоторой догматической категоричностью, все-таки, несмотря ни на что, оно – истинно так же, как истинна жизнь в ее первозданной одухотворенности…

Наука открывает запертые двери ржавым ключом рассудка, расщепленного змеиным ядом эдемского соблазнителя, вечно сомневается, тщеславится, тоскует о недостижимом, унывает в безверии и гордыне самодостаточности, жаждет бессмертия, закованная в тяжкие цепи смертной причинности, ищет первопричину в материи, напрочь забывая о духе, который путает с эгоистическим криком существа в оболочке физического сознания…

Религия пьет истину из священного первоисточника откровения, исцеляя души и очищая сердца от скверны нечистых вожделений, но очень часто забывает о тех, кто лишен органов духовного зрения и слуха, а просто жутко страдает в темноте навязанного хаоса безличия и бессердечия…

«Общества нет, зато есть интернет» (афоризм мистической интуиции)…

Страшная догадка бьется в груди как пепел Клааса, не дает спать в повальном мороке индуцированного безумия, грызет давно истерзанную душу острыми зубьями восставших из ада монстров тотального электронного концлагеря…

Добровольно-принудительные рекомендации Международного Валютного Фонда – «святые» скрижали религии «нового мирового порядка», когда у одних есть – все-все-все… и даже немножко больше, а у других (около 99% населения земного шара) – только «дырка от бублика», то есть цифровой код персональной идентификации, который нивелирует каждую личностную уникальность до цифровой банальности…

Повышение пенсионного возраста – частный, но яркий пример эры трансгуманизма, когда человек… нет – не отменяется, он перерождается в нечто иное – существо, лишенное сострадания и всего «лишнего».
 
Помните: «ничего личного (лишнего?), только – бизнес!»