Вы здесь

Светлана Коппел-Ковтун. Произведения

Мой удел — одиночество...

Мой удел — одиночество,
В чем признаться не хочется;
И скажу без отчаянья,
Что устала нечаянно.

Сорвала вуаль —
На лице печаль.
Здравствуй, мой июнь!
Мне весны не жаль...

1997

Надежда Смирнова: «Мне было бы сложно жить без «Омилии»

Надежда Смирнова, психолог, писатель и журналист, член Международного клуба православных литераторов «Омилия», член Союза литераторов России и автор нескольких книг, разошедшихся большими тиражами, стала одним из лауреатов Национальной премии «Лучшие книги и издательства 2010 года», которая учреждена Русским биографическим институтом, Российской государственной библиотекой, «Литературной газетой» и Культурно-просветительским центром «Орден». В связи с этим мы решили побеседовать с Надеждой Борисовной о её работе, писателях, книгах и премиях.

— С чего, по-вашему, начинается писатель? Когда пробующий свои силы в литературе человек превращается в писателя?

— Писатель это всегда планка. Если ты хочешь что-то сказать читателю, то должен соответствовать тем нравственным идеалам, которые хочешь донести до людей. А начинается писатель, мне кажется, как раз с осознания себя самого. Есть ли у тебя что-то столь значимое, чем ты можешь и хочешь поделиться, имеешь ли ты на это право? Поэтому писатель всегда стремится к самосовершенствованию и, прежде всего, к самокритике. Это важно.

Человек и его собака

Памяти Дже...

Они были друзьями: человек и собака.
Человек заботился о собаке, как мог,
и собака заботилась о человеке, как умела.

Когда беда или злые люди норовили пробраться в дом человека,
собака лаяла изо всех сил, предупреждая о грозящей опасности,
и человек, всегда неготовый, оказывался предупреждённым и спасённым.

Но однажды сама смерть пожаловала к человеку,
и собака, дрожа от страха и поджимая хвост, залаяла.

Большая чёрная шапка маленького человека

1

Давно это было. Жили в одной деревне, только на разных её концах, два брата: Добрый и Злой. Братья они были родные, да привычки имели слишком разные. А привычка — это второй характер, который с годами становится даже первым, основным.

Так вот, один брат был скромным и даже стеснительным: он всегда скрывал свои добрые поступки; а другой, наоборот, любил славу и непременно хотел выглядеть перед людьми добрым, а потому всё недоброе, что было в нём, старательно прятал. Так и жили.

Семья предполагает веру друг в друга

Всё чаще приходится слышать о том, что институт семьи изжил себя, что семья — устарела. Ныне пропагандируются совсем иные ценности — порочные с точки зрения здравого смысла. Мы решили побеседовать со священником Феодором Людоговским, клириком МДАиС, талантливым публицистом, пастырем, счастливым мужем и отцом четверых детей, чтобы узнать, каково его видение ситуации.

— Прежде всего, что такое семья? Чем отличается семья от сожительства двоих людей, кроме штампа в паспорте?

— Давайте попробуем здесь подойти вот с какой стороны. Многие в наше время боятся создать семью. Оказывается, этот самый пресловутый штамп в паспорте — серьёзная проблема. Люди говорят: зачем? Мы любим друг друга, нам вместе хорошо — пока что. А потом — кто знает? Мы не хотим себя обременять лишними обязательствами. А то начнётся потом делёж имущества, алименты — нам это не нужно. Почувствуем, что не срослось — разбежимся.

Христос в нас лишь пока мы Его отдаём

Мы растаскиваем мир по своим уголкам, дробим и делим его, чтобы присвоить себе, и только себе, хотя бы кусочек единого мира. Точно так же мы норовим разорвать на части Христа, чтобы присвоить себе, только себе, хотя бы кусочек…

И это является грубейшей ошибкой, заблуждением, ибо единолично мы владеем только своим убожеством. Христос становится нашим лишь тогда, когда мы готовы делиться Им.

Тебе нужен Христос? Но затем ли, чтобы отдать? А ведь это единственный способ иметь Его. Церковь состоит именно из таких — имеющих и отдающих. Христос в нас лишь пока мы Его отдаём. Только рука дающая не оскудевает, ибо лишь рука дающая получает. Чтобы отдать. И снова получить, и снова отдать. Это и есть любовь, по которой узнают учеников Христовых и которая есть Христос в нас.

О вере и неверии

Настоящие атеисты в жизни встречаются крайне редко, и то — большинство из них неправильно толкует сами понятия веры и Бога и, как следствие, неверно мыслит о предмете. Основную же массу неверующих, точнее нерелигиозных людей объединяет отсутствие интереса к религии вообще и, естественные в таком случае, заблуждения. Потому, прежде чем углубляться в тему, укажем на типичные ошибки в подходе к религии как таковой.

Прежде всего, заметим, что для решения нашего вопроса крайне важным есть ракурс, с которого мы смотрим на человека: что он из себя представляет, какова его природа, каковы базисные свойства его личности и т. п. Христианское учение даёт ответы на все эти вопросы, но для нас сейчас важно авторитетное слово науки.

Люди и статусы

«У меня не тот статус», — кричал статус,
когда его просили послужить человеку…

Люди, имеющие статус, нередко к нему равнодушны. Чаще пекутся о статусе люди, его не имеющие или зарящиеся на чужой.

Но повстречался мне как-то статус, загнавший своего человека в могилу. Всю жизнь тот несчастный бегал, стегаемый кнутом статуса, так и погиб в рабстве.

А бывает, что человек живёт долго и переживает статус, и тогда скорбит всю оставшуюся жизнь о своей утрате. Но если человек умирает раньше статуса, то иногда статус живёт вместо человека, даже выдаёт себя за человека — и ему многие верят.

Бывает, статус подолгу бегает за человеком, но не догоняет. Бывает, наоборот, человек безрезультатно бегает за статусом, а тот прячется от него, как от чумного.

Бывает, человек рядится в маскарадные одежды и маски статуса, швыряет в лицо другим свои маскарадные принадлежности и требует чтобы его считали статусом.

Крик

Закричать бы, да так громко, чтоб услышали!

А ведь невозможно. Даже если орать до разрыва голосовых связок — не услышат.

А можно тихо, шепотом, или вообще без слов говорить

с Тем, Кто слышит.

И я говорю, наверное. Но верно ли?

- Услышь мя! - ору я во всё горло

тем, кто не слышит.

Ору именно потому, что не слышат,

и потому, что хочу быть услышанной. Ими?

Мой голос поглощается шумом. Мой голос не слышен среди рёва других голосов.

Мы орём! И не хором, а каждый сам по себе. Даже крик нас не роднит.

Мы чужаки друг другу, но желаем близости. Желаем ли?

Мы кричим, потому что больно. Всё равно никто не услышит.

Разве только Тот, Кто слышит...

В Долине Драконов

Долго ли мы шли, я сказать не берусь. Двигались чинно, неспешно, как никогда раньше. Высекательница впервые вела себя как светская дама, несмотря на свой не вполне подходящий наряд и всегдашний фонарик на голове. Она была похожа, скорее, на маленького заигравшегося шахтёра. И я казалась себе смешной оттого, что вынуждена была подыгрывать Высекательнице, церемонно шествуя, а не просто идя по дорожке.

Мы шли на бал или торжественный приём, который давал кто-то из её друзей.

— Там будет много важных особ, — говорила Высекательница, — и мы с тобой должны соответствовать.

Говорить по-человечески...

С.Л.

Говорить по-человечески,
а не площадями,
чтобы слышать не рёв толпы,
а голос друг друга,
чтобы не рисовать вокруг
порочного круга...

Ну, разве трудно быть человеком,
а не памятником надменным?

Не рисовать себя лишь перламутром,
черкая углем по лицу другого
как по неживым стенам?

Не выжигать на бьющемся сердце раны,
облекая другого в туман слепого обмана?

«Хочу колбаски!»

Отрывок из повести «Макаровы крылья»

Повсюду — глаза. Ожидающие, надеющиеся, голодные. До зарплаты еще неделя, даже больше, а мы уже недоедаем. Сидим на каше да хлебе. Нет, это, конечно, не голод! Что мы знаем о голоде? Да почти ничего, слава Богу!

Есть не досыта даже полезно. С духовной точки зрения. Вот только стыдно перед неразумными животными, которые ничего не знают о пользе недоедания. Они просто смотрят, даже не в глаза, а прямо в сердце, и умоляют.

В поисках невозможной возможности

И ты видишь, потому что ты приведен в движение
невозможностью возможной гармонии. «А счастье
было так возможно, так близко», когда ваш поступок,
ваше действие — компонент вероятности меня самого.

(М. Мамардашвилли)

Помните плач Адама о Рае? Это внутреннее переживание целостности и гармоничности Богом созданного мира, невероятное чувство единения со всеми людьми. Оно радостно и, в то же время, невыносимо, оно причиняет душевную боль, но и дарует надежду…

Брожу по осеннему городу в одиночестве, пытаюсь убежать от одиночества, страдаю от одиночества и устремляюсь в одиночество.

Где ты, мой Друг, жаждущий того же? Мы нужны друг другу!

Кому бы позвонить?

Обременять никого не хочется. Да и кто способен понести меня? Немногие…

Люди и песни

На самой вершине высокой-превысокой горы, выше которой и в воображении нельзя ничего представить, цветет сад. От его благоухания закружилась бы голова у любого человека, он даже умер бы, если б только мог попасть в этот сад прежде времени. Постоянно живут в нём только райские птицы, которые хранят здесь свои райские песни. Потому что это — Сад Песен.

Если услышит человек в сердце своём чарующую песню из дивного сада, то уже не может жить по-прежнему. Наоборот, он забывает обо всём на свете ради нескольких строк, зацепившихся за край одежды его воспоминания, и потом пытается вспомнить всю песню во чтобы-то ни стало — так она прекрасна. Но вспомнить ее можно лишь побывав в Саду Песен. А чтобы в него попасть, надо очень сильно захотеть спеть свою песню — другого пути нет.

Усталость

Заглянуть бы за горизонт. Что там? Давно не видела я завораживающую линию, связывающую небо и землю. Или всё-таки разделяющую?

Хочется тишины. Но вместо нее повсюду только шум: грязный, бессмысленный, наглый. Я заглушаю его музыкой. Все же шум гармоничный предпочтительнее для жизни. Порой он даже лечит...

А еще есть шум внутри. Он тоже лишает покоя, но как же я дорожу им. Да и не шум это вовсе, а мно-го-го-ло-сье. Десятки, сотни голосов, представляющих ту или иную еще не спетую мной песню, но которую, верю, предстоит спеть. И не галдят они - просто высказывают себя, чтобы я услышала их.

Всё равно от этого многоголосья трещит голова. Я подобна паровому котлу: во мне кипит мысль, и надо спустить пар. Я должна работать, чтобы вылечить голову, только сил мало.

Нет, я, конечно, могла бы прогнать эти голоса, но разве сошла я с ума настолько, чтобы гнать свои песни?

Жить — прекрасно! И как жаль тратить себя не на созидание, а на преодоление всякого рода мусора и грязи. Чувствую себя засорившимся фильтром. А грязь всё прибывает и прибывает, словно специально, чтобы помешать мне петь...

Страницы