Из наших сомкнутых рук,
из наших парящих крыл
давай создадим круг,
чтоб каждый крылатый взмыл
в небесной земли лазурь,
чтоб жажда крылатых сил
смогла отвратить грозу,
которую мрак сулил.
Из наших замкнутых рук,
из наших царящих крыл
быть может вырвется звук,
которым Творец творил.
22 мая 2018
Не спрашивай, о ком сегодня плачу,
уж лучше пожелай слезам удачи —
пускай текут, куда зовут дороги,
и где отчаялись в судьбе и ждут подмоги.
Слезами горю не помочь?
Какая глупость!
Провозглашаю влажность почв
как антискупость.
И пусть стихи — почти грехи,
они — подмога
в борьбе за первенство стихий,
несущих к Богу.
Ветви деревьев целую, как руки любимых —
искренний сок их шумит неизменной заботой.
Листья-ладошки готовы для ветров игривых,
ластятся к путнику, что неизбывным измотан.
Вечное кажется временным рядом с живыми —
выше деревьев взлетают лишь птицы да крыши.
Здесь небеса предстают неизменно жилыми —
весь горизонт щедро бисером истины вышит.
Раннее утро готовит рассвету побег,
райские кущи уже распустились в сердечность.
Где-то природа хранит свой священный ковчег,
чтобы не дать ускользнуть из неё в быстротечность.
4 мая 2018
Я не тот, кто уходит, а тот, кто всегда остаётся.
Безнадёжное дело — забывчивый сад посещать:
если зимнее тело с весеннею песней сольётся,
кто-то тут же начнёт своё зимнее зло вымещать.
Птицы жаждут не песен — для песен наш мир слишком тесен —
ищут птицы того, кому песня как воздух нужна,
и поют от любви для того, кто причина всех весен,
и поют для того, кому мертвенность зимних чужда.
Я не тот, кто уходит, а тот, кто всегда остаётся:
безнадёжное дело — забывчивый сад ублажать.
Знаю песня моя, словно птица, однажды вернётся,
если в зимнем саду отыщет весны благодать.
Деревьями-нервами слушает небо старушка Земля,
ветвистые судьбы о чём-то кому-то спешат сообщить.
И внемлет беспечное синее небо тревогам стебля,
что тянет сквозь землю живительной влажности нить.
Угрюмые сумерки свет не отнимут небесно-земной,
деревья и травы сокроют секреты открытых дорог.
Цветы, как солдаты стоят нерушимой покуда стеной,
и держат высоты, пока не настанет их срок.
Нездешняя — а ты ко мне привык,
как привыкают к воздуху и чуду.
Таким путём идут в ушко верблюды
пустыни, к водопою напрямик.
Нездешней проще — грязь к стопам не липнет,
и камни-пули пролетают мимо,
хоть боль в душе порой невыносима:
живу не миром, не стереотипно.
Наш водопой ношу с собой — в кувшине
с тех самых пор, как напоила Бога,
сошедшего ходить земли дорогами.
Он, вечный, жаждет и доныне...
21 апреля 2018
Знать, что умрёшь — пожалуй, это счастье,
знать, что живёшь — всё чаще рай и боль.
Нельзя сказать, что жизнь — сродни несчастью,
но распинаема она средь грубых воль.
Лишь смерть подарит от чужих спасение,
но вдруг узнаю, что и я — чужая,
что лишь мечтами приобщилась к раю,
и обрету навеки отчуждение?
Чужой лишь тот, кому сама я вчуже,
родня все те, кто чужд своим чужим.
Иду по жизни слишком неуклюже
как тот, кто жизнью слишком одержим.
У Солнца — тоже корона,
оно, как царственный инок,
лоскутик света из нимба
в окошко утра бросает.
Лучами тьму растерзает,
как лев — ведь грива игрива
у Солнца. Светится крона,
и липа в золоте скромном
царит на углу дома.
11 апреля 2018
Мои слова не знают суеты,
молчанье говорит во мне словами.
Я слышу в них мечтание святых,
и вижу свет у них над головами.
Потерянный найдёт своё крыло —
две радуги мне только что сказали:
творение Творца приобрело,
и вертикальное сойдёт в горизонтали.
Дорога в свет — сошествие основ,
плоды встречают корневище рая.
Мир не взыскует принятых даров,
хоть каждый встречный жаждой измеряем.
Обещанное чудом может быть —
ответ небес всегда парадоксален.
Смиряют небом неземную прыть:
зов, как слова внутри, ортодоксален.
7 апреля 2018
Бесчувственность — от преизбытка чувств,
забывчивость — от преизбытка памяти...
Контузия души — не вид искусств,
хотя изобразима на пергаменте.
Отдельный штрих орнамента — обрыв:
апрейд не нужен, не поможет просто.
Не слишком сильный прошлого порыв,
как ураган, сминает жизни остов.
Сперва «Осанна», а потом «Распни» —
по кругу год за годом, час за часом.
Скорбящий сумрак утренний приник
к Его плечу, и на лице гримаса
в тени сокрылась. Полночь на душе:
в глазах рассвет ещё не начал службу.
Пусть каждый тела вдох уже тщедушен,
печаль к нему взывает: обмани!
Пускай подремлет радость в ярких снах,
Ты знаешь всё, что пережить не в силах
ни день, ни ночь, ни завтра, ни вчера.
Приснись — все спят: ещё Твоё сегодня.
Безответственные,
потому что ответные
слова
приходят, как дождь
на поля.
Подчиняются силе зова
званые — отозвавшиеся —
избранные.
Счастье —
на всё проливаться
словами зова:
отзываться и звать.
Про «вывих» мира говорил ещё Гамлет. Через личную трагедию он обнаружил зло мира, которое видится неуничтожимым. Идеал и реальность человеческой жизни слишком сильно расходятся. «Человек не радует меня», — констатирует Гамлет, которым движет не кровная месть, а широкое желание «вправить этот вывих». Подобное стремление, наверное, есть у каждого из нас, но всё время чего-то недостаёт для его реализации — быть может, решимости. Мы часто опускаем руки и сдаёмся даже без боя — мол, мир не исправить. Мы не утруждаемся гамлетовским вопросом сражаться или нет за исцеление мира, потому что желание «вправить вывих», именуемый злом, нам кажется безумным, лишённым смысла. Мы считаем себя достаточно умными, чтобы не сражаться с «ветряными мельницами». Но, может быть, мы просто не там ищем решение, не тем оружием сражаемся (или не сражаемся).
Все реки
сплетаются в общий канат,
чтобы течь к океану.
Канатоходцы идут по нему
как единое племя —
един человек,
прикормивший время
пищей вечности.
Гигантское дерево,
в небо растёт как канат.
Плодоносит обильно -
для птиц, прилетающих
время от времени.
Никакого лица, никакого пафоса —
присутствие отсутствия.
Утро дарит гонца:
ветер не обгонит его,
время не обманет — ибо пойман
другими присутствующими
в отсутствии.
Всё, что есть — отсутствует
здесь, присутствуя там.
Потому, что лишь отсутствуя,
можно присутствовать здесь.
