Омилия

Это было в начале восьмидесятых. Зимним сумеречным утром, всем нашим шестым классом мы шли с лыжами на плечах к старинному кладбищу – пятнадцать минут ходьбы от школы. На кладбище давным-давно никого не хоронили. Оно уже не воспринималось как кладбище. Что-то вроде заброшенного музея, страшноватого и загадочного, открывалось перед нами, когда мы, входили в ограду и начинали надевать лыжи. Мы шумно переговаривались, чтобы спугнуть тишину, осевшую на занесенных снегом причудливых памятниках, сгустившуюся в кронах деревьев. Учитель, плотный и коренастый, по прозвищу Коренной Зуб, зычно командовал. Начинался урок физкультуры - самый интересный, самый длинный (дважды по сорок пять минут!), и самый необычный из всех уроков. С зимним уроком физкультуры не могла сравниться даже лабораторная работа по химии.
Сугробы на кладбище были изрезаны добротно проложенной лыжней. Следуя указаниям Коренного Зуба, мы занимали стартовые позиции – группа мальчишек, небольшая группа девчонок. Стартовать предлагалось по очереди. С секундомером в руке физкультурник важно стоял подле лыжни на фоне скульптурных надгробий.

Слыша вздохи и крики,
            Я смятённо стою.
Милой Родины лики
            Я с трудом узнаю.

Над заброшенной пашней
            Всё не грянет рассвет.
Нет России вчерашней,
            Да и будущей нет.

Не враги победили,
            Клеветою трубя, –
Но сыны погубили,
            Обескровив тебя.

Погубили – предавши,
            Поглумившись вослед.
Разделили, продавши,
            Ради мест и монет.

Между жизнью и смертью – минута,
Но она-то меня и спасла!
Где вы, жившие сладко и круто?
«Крутизна» ваша в землю ушла…

В чёрном мраморе, в белом костюме,
А под мрамором – времени прах,
Вдалеке от житейского шума
Только фото с вопросом в глазах…

Не закончились игры для взрослых.
К нам из вечности пристальный взгляд,
Где остались в шальных девяностых,
Чей-то сын, муж, товарищ и брат…
2011

...И снится Настеньке сон.
Будто она у бабушки в деревне, чистит картошку. Чистила, чистила Настенька, но вскоре это ей надоело. Картофелины были то очень мелкие, то слишком крупные. Да и ножик тупым показался. Ничего не получается! А почищенная картошка — как кубики. Бросила Настенька своё занятие и ну приставать к бабушке:
— Расскажи сказку!
Бабушка в это время замешивала тесто, собираясь печь пироги.
— Видишь, я занята делом, мне некогда, — сказала она. — Вот испеку пироги, тогда и расскажу сказку. А ты, внучка, тоже займись делом.
— Тоже пироги печь? — обрадовалась Настенька.
— Нет, — с улыбкой произнесла бабушка, — с этим делом ты ещё не справишься. Лучше продолжай чистить картошку.
Настенька очень огорчилась. "Может, во дворе найду себе дело?" — подумала девочка и вышла на крыльцо.
Во дворе она увидела Шарика. Пёс сидел около своей конуры, вертел по сторонам головой и, клацая зубами, ловил мух.
— Шарик, помоги мне, пожалуйста, найти какое-нибудь дело, — попросила Настенька.

Золотит сентябрь карандаши
Для твоей истерзанной души,
Чтоб уста серебряной печали
Из неё молитвенно звучали.
Я уже расслышал этот звон,
Словно благовест, страдает он.
И к тебе окольная дорога,
И неслышно-строгий голос Бога…
Золотит сентябрь карандаши
Для твоей отзывчивой души… 

Здесь еще, наверное, необходимо уточнение: а что именно это выражение означает? Митрополит Вениамин (Федченков) любил замечать вокруг себя хороших людей и с радостью констатировал, что их много. Он даже одну из своих книг так назвал: «Хорошие люди». Это оттого, что он сам был хорошим человеком, или, лучше, цитируя почившего архимандрита Иоанна (Крестьянкина), «великим угодником Божиим». А потому в каждом умел увидеть что-то доброе, как видит доброе даже в самых испорченных созданиях Своих Господь.

Но суть не в том, как оценивает нас любовь — Божественная или человеческая. Суть в том, какие мы есть в целом, так сказать, объективно.

Если ждал и не встретил,
Словно жил, не любя,
На письмо не ответил –
Значит это не я.

Может, в прошлом летаю,
Потерявши контроль…
Что там дальше? Не знаю,
Настоящее – боль.

Остудился? – Не верьте,
Не остыла звезда.
Без любви – хуже смерти,
Это путь в никуда.

«Богородице Дево…»,
Песня сквозь тишину,
Мне бы радость припева,
А в куплете – весну!

Пожелайте прощённым
Свечи в храме зажечь.
Молодым и влюблённым
Свои чувства беречь.

Мира в сердце – злорадным,
Счастья – мужу с женой.
Бескорыстия – жадным,
А скорбящим – покой.

Безмятежности – ночью,
Благодушия – днём.
Убедиться б воочью:
Одному… иль вдвоём?!
2011

И было Слово изначально.
И значит так тому и быть.
Учитесь словом восхищаться.
Умейте словом дорожить.
Ловите слово чистым сердцем
И в нем храните, как очаг.
Горите словом и дышите.
Есть слово — друг и слово — враг.
Несите слово тем, кто болен
И тем, кто голоден и гол.
И каждый волен и не волен,
Когда он слушает глагол.
Есть слово лжи и слово чести,
Есть слово правды и любви.
Храни вас Бог от слова — мести
И от обиды Бог храни.

Введение

Около 20 лет, как Русская Церковь получила свободу, в связи с чем в неё вошло большое количество людей. Многие связали с Церковью всю свою жизнь, стали священниками, монахами, церковнослужителями. В конце 80-х и начале 90-х годов прошлого века это воспринималось как чудо, вызывало эйфорию, восторг по поводу возрождения Церкви. Но вот прошло полтора десятилетия. С внешней точки зрения Церковь действительно возродилась — восстановлены и построены вновь храмы и монастыри, Церковь стала активным и значимым участником общественных процессов. Если же взглянуть на прошедшие годы под другим углом, картина будет не столь радужна. Главное для Церкви — не храмовые здания, не почётное её положение в государстве, а люди, православные христиане, их полноценная церковная, духовная, христианская жизнь. И здесь мы сталкиваемся с большими проблемами. Вошедшие в Церковь в конце 80-х — начале 90-х гг. люди часто констатируют на исповедях и в частных беседах всё более и более явно проявляющуюся «неудачу» в своём христианстве… как будто что-то в нём «не сработало». Начинали мы все чтением св. Отцов, постничеством, некоторые бросали учёбу, работу, всецело посвящая себя духовному подвигу… и вот — 10—15 лет — и наступило некое разочарование, «усталость» от Церкви; многое в ней стало для нас рутиной, тяжкой обузой, на подвиги нет сил, а главное — не видно плода наших усилий. Я пришёл для того, чтобы имели жизнь, и имели с избытком (Ин. 10, 10), говорит Господь; но где она, эта жизнь? Многие из нас, православных христиан, не видят в себе этой жизни; не обретя её, некоторые ушли из Церкви. Почему же так?

Для многих из нас наступила долгожданная пора-лето. Лето любят все, ну или почти все, разве что за исключением постоянно брюзжащих и всем недовольных людей. Они вообще всем недовольны, как правило, да и разговор не о них, а об очень удивительном и необычном времени. Это время называется Петров или Апостольский пост. Необычность его уже в том, что он идёт в разгар лета, а как мы и говорили, лето для многих — это череда удовольствий и отдыха (спрашивается, какой отдых может быть связан с постом?), и он, в отличие от всех остальных трёх постов, каждый год имеет различную продолжительность. Это связано с тем, что этот период воздержания зависит от главного христианского праздника — Святой Пасхи. Он начинается после торжественного периода пятидесятницы (первые 50 дней после Пасхи), когда в пятидесятый день проходит потрясающе красивый и очень зелёный день святой Троицы, т. е. день рождения Церкви, и уже через неделю после Троицы, мы вступаем в этот период совсем маленького и незначительного подвига. Можно спросить, почему же незначительного? Да потому, что воздержание от пищи является достаточно лёгким делом, в сравнении с умением, например, сдерживать свой язык от излишней болтовни или осуждения, а ум от нечистых помыслов. Вот уж на что сложное и тяжёлое занятие!

            * * *
Тебе, улыбающемуся сердцем,
а не просто устами,
я скажу о жизни своей
не словами — слезами.
Ты услышишь, знаю, —
это сердце умеет слушать.
Улыбаюсь горем,
выворачиваясь наружу.
Мы поплачем вместе —
сразу боль вполовину меньше —
посмеёмся горю,
потому что Господь утешит.
Полетаем в паре —
ведь полёт одному не в радость —
и получим даром
единенья святую сладость.

В любой ситуации трудной
У Господа силы проси.
Когда не хватает терпенья
Чужую неправду сносить,
Когда вереницею скорби
И, кажется, нет им конца,
На силы свои не надейся.
Защиты проси у Творца.
Когда нападает унынье
И горло сжимает тоска,
Молитву твори во спасенье
И рук не спеши опускать.
Протягивай руки навстречу
Живым благодатным лучам,
Они тебя ночью согреют.
И тут же отступит печаль.
Любовью омоется сердце
И крылья расправит душа.
Господь, помоги нам и дальше
Божественным Светом дышать. 

Мы живем в Саратове в красивой добротной «сталинке» на улице Лермонтова. Через дорогу — воссозданный Крестовоздвиженский храм, рядом арка с мозаичной фреской с изображением Николая Угодника. Из окон нашей квартиры видны купола Свято-Троицкого собора. Туда по воскресным дням мы ходим мимо разрушающегося, обреченного на снос красивого купеческого особняка, который заселили бомжи.
Обычно мы проходим мимо. Днем бомжи, сидя на крылечке, тихо греются на солнышке, попивают пивко. И иногда убежденность, что им однозначно плохо, колеблется. Думаешь: а может, им-то как раз — хорошо? Мимо мчатся дорогие авто, нарядные дети с родителями проходят по тротуару — гулять на набережную. Слышен колокольный звон из Троицкого, светит солнышко… Бомжи не клянчат денег, но в тарелочке всегда блестят монетки. Жизнь идет.

Обида

Я обиделась на Тебя, Господи! И дуюсь на Тебя весь день. Во-первых, потому что сколько я не просила у Тебя — Ты не берешь меня к Себе, говоришь, что мне еще рано и совсем не полезно это, а во-вторых, Ты хочешь, чтобы я сделала то, что мне делать не хочется, то, что мне тяжело делать. Тяжело, а Ты хочешь. Не хочется, а надо. И я обиделась. И с Тобой уже весь день не разговариваю.
А Ты рядом, совсем рядом, никуда от меня не отходишь, я чувствую. Я же отворачиваюсь. На службе стою и не смотрю на Тебя. Будто Тебя и нет совсем.

Мальчики и девочки
В платьях кружевных.
Зайчики и белочки
На гробах иных…
Что-то вы недвижимы,
Что-то плачут все...
Ближе, ближе, ближе мы
К кровяной росе.
Семьи ваши – сироты.
Гиблые места…
Вы, как жертвы Ирода,
Пали за Христа,
За Христа, Рассеюшку.
Перевёрнут пласт…
Помолитесь, деточки,
В Царствии о нас.

Есть у Светы неразлучная подруга. Она так привязалась к девочке, что буквально не даёт ей прохода. Захочет Света поиграть с мячом, а подруга тут как тут:
— Зачем тебе мяч? Лучше позевай!
— Внучка, помой, пожалуйста, посуду, — просит бабушка.
А подружка шепчет:
— Вот ещё. Нужна тебе эта посуда! Вода горячая, тарелки грязные. Руки намочишь. Не мой!
"Действительно, — думает Света, — стану я мыть посуду. Как бы не так!" А бабушке жалуется:
— Я пальчик уколола, мне больно.
Вечером приходит с работы уставшая мама и предлагает:
— Давай, дочка, пироги испечём?
— Ой, как здорово! — радуется Света.
Пироги она очень любит, особенно с повидлом. Но тут слышит предостерегающий голос подруги:
— Ты с ума сошла! Пироги печь — тесто месить.
"Верно, — соглашается Света, — трудное это дело". А маме говорит:
— Сейчас по телевизору мультик интересный. Ты, мамочка, испеки пирог, а я потом помогу — когда есть будем.