Омилия

Вот ещё один год, словно птица,
Пролетел и под занавес дня,
Из далёкой российской столицы
Президент посмотрел на меня.

И в преддверии длительной ночи
С фейерверком ручным во дворе,
Мне подумалось, так, между прочим:
А у нас тут дожди в декабре…

Захотелось его не дослушав,
Освежиться молдавским вином,
И сказать себе: ладно, Андрюша,
Будь здоров, мы ещё поживём!

И забыться в искусственной сказке,
Где милейший чудак дед мороз,
А сквозь ёлки, хлопушки и маски
Безответный гуляет вопрос:

Тридцать первое, люди как люди,
Зашлифована наша судьба.
Есть ли радость в придуманном чуде
Или это привычка раба?
2011

Радосте моя, Светлая,
Что же я с собой делаю?
Изнемог в своей чёрствости,
На краю стою пропасти.
Беспокоен ум, падаю,
Нечестивый дух радуя.
По своей живу прихоти –
Дерзости, бунты, лихости…
Радосте моя, грешен я,
Всё моё житьё бешено,
Покаянья нет, кротости.
Пред Тобой стою в робости.
С чем на Суд приду истинный?
Хартий письмена писаны.
И глаза поднять боязно…
Положу поклон поясный.
Радосте моя, Чистая,
Помоги собрать мысли мне,
Мытарства минуть, напасти.
Радосте моя, Радосте…

 Прозвенел долгожданный звонок. Школьные коридоры наполнились детскими голосами. Сережа вышел из класса и направился в буфет. Там пахло сдобными булками. Мальчик купил себе чай с лимоном, горячий пирожок и отошел к столику.

— Слушай, Кириллов,— вдруг услышал он у себя за спиной,— дай взаймы какой-нибудь мелочи.

Сережа обернулся и увидел перед собой Жору Толстосумова, сына известного в городе предпринимателя. Никто точно не знал, чем занимается Толстосумов-старший, но человеком он был очень богатым. Жора был одет в серый костюм и ослепительно белую рубашку. Волосы у него были аккуратно зачесаны назад.

— У меня только крупные купюры,— продолжал Жора и показал несколько сложенных вдвое тысячных.— Продавщица сдачу не может найти. А есть охота — страх.

— Хорошо,— сказал Сережа,— я угощаю.— Подойдя к стойке буфета, он купил еще один стакан чая и горячий пирожок.

— Только мне чай с бергамотом,— уточнил Жора.

Слез Ванюша с теплой печки,
Вышел утром на крылечко:

Гуси бегают вокруг,
Хрюшки, уточки, индюк.

И мычит корова:
                        – МУ-У,
Молока давать кому-у?

А козленок робко:
                        – МЕ-Е,
Молока давайте мне-е.

Но строга буренка:
                        – МУ-У,
Дам теленку своему!

Позвала коза:
                    – МЕ-МЕ-Е,
Мой сынок, иди ко мне-е.

Малышей своих мамочки любили,
Теплым молочком деток накормили.

Раскудахталась хохлатка:
– Вы подумайте, цыплятки,
Что еще за молоко?
КО-КО-КО, КО-КО-КО!
Лучше травку пощипать,
Или зернышки склевать.

Опасна милость лёгкой, быстрой славы –
Сначала бы талантом возрасти.
Ведь слава – не приятный род забавы,
Навалится – попробуй унести.

2.12.2010 г.

Степь открывается с годами. С самолета видишь лоскутки, на карте – узоры, в прессе – сплошные трудовые свершения. А где же степь, которая, чем далее тянется, тем становится прекраснее?

Чтобы полюбить степь, необходим труд. Выживает в степи кочевник и воин, хлебороб и пастух. В степи ценится Богом данное, земля, небо, огонь и вода. Без земли не выжить в степи, без воды, без огня. А степное небо всегда открыто: солнце, то палящее, то согревающее, звезды, указующие путь.

Из своего села я выхожу, если нет попутки, в направлении Полярной звезды. Низко над горизонтом почивает Медведица. Путник не может не смотреть вперед, вот и я смотрю, и вижу кусочек звездного неба.

Глядишь на звезды, и возвращается в душу покой. Днем – на небо с плавающими облаками. В храме – на свод, вздыбленный четырьмя огромными арками. Так мало нужно человеку в иные минуты, только поднять голову вверх.

Путешествовать по степи мне приходится одними и теми же дорогами. До трассы идешь или едешь, дальше – на автотранспорте, по степи, изрезанной балками, усеянной курганами. 

Однажды отец Амфилохий рассказал нам одну историю. Людей тогда к нему немного приходило, а принимал он в своей келии на первом этаже двухэтажного дома священников. Мы не спешили, и батюшка рассказывал неторопливо.

Пришла к отцу Амфилохию, тогда Николаю Трубчанинову, пономарю, одна прихожанка. Заплаканная, расстроенная, что делать? - в школе требуют ее дочке состричь волосы. Кампания тогда такая случилась, девочек под мальчиков стригли.

Пономарь Николай знал и прихожанку эту, и девочку с длинной косой. Что же делать? Подумал Николай, помолился, и приносит женщине статью: на половину листа газетного фотография Сталина, который ласково гладит по головке длинноволосую девочку. Какие, мол, у тебя волосы замечательные, и какая ты хорошая.

Взяла женщина вырезку из газеты и понесла в школу. Показала учителям. В дальнейшем никто к девочке и ее маме не приставал. Еще бы, сам Сталин заступился за ее волосы.

Светлане

В то лето мы отдыхали в палатках на берегу океана. Среди ночи нас разбудил крик: «Черепашки переходят дорогу!» Подруга схватила меня за руку: «Пойдем, ты должна это увидеть». Мы взяли фонарики и поспешили в ночную мглу.

В нескольких милях от нашего лагеря перекрыли шоссе необычным знаком: Острожно! Черепашки переходят дорогу.

«Они переходят эту дорогу дважды в год. — Шептала мне подруга. — Первый раз в начале весны — черепашки-мамы путешествуют к теплым пескам, чтобы отложить в них яйца. Второй раз ближе к осени — вылупившиеся черепашки-детеныши отправляются в океан».

К Джойс я, казалось, попала случайно, если верить, что в жизни бывают случайности. Но я в это не верю. Я верю, что к Джойс меня послал Бог. Кто знает, осталась бы я в церкви после той поездки, если бы не она.

+++

В село Узкое я приехала собирать материал о православной вере и религиозных традициях местных жителей-алеутов. Мне было двадцать три года, и я, сама недавно пришедшая в церковь, горела желанием узнать больше о людях, которые жили верой с рождения.

Село встретило меня пустыми улицами и неловкими улыбками прохожих.

— Где я могу остановиться недели на три? — спросила я у своего проводника Германа Скворцова — среднего возраста алеута, живущего на Кадьяке, но родившегося здесь, в Узском.

— В Баптисткой Миссии у Миссис Смит, конечно! — тотчас ответил он.

— Но…

Здравствуй, жизнь в панцире!
Ты меня уже не боишься —
спасибо!

Ты носилась по квартире в поисках
своего черепашьего смысла,
наматывала круги по новому миру,
который открылся тебе недавно.

Корытце стало мало для тебя,
пища утратила смысл.
О, черепаха! Ты знаешь,
что жизнь не сводится к пище!

И ты пришла ко мне.
Ты смотришь на меня
и видишь меня.

Сил вдохновляющих приливы,
Сценарий сна для одного.
Я просыпаюсь вдруг счастливым,
Руки движением ленивым
Протру глаза и – никого…

Давно живу на грани света,
И напрягает шорох лет.
На землю падает комета,
Но, если верить лишь приметам
И снам – несчастней доли нет.

А сердцу не хватает Бога,
Любви, надежды и друзей.
Казлось бы совсем немного,
Но в небеса одна дорога
С кровавой Жертвою своей…

Спешу в прокуренном вагоне,
Дойти, шатаясь, до окна.
И вижу лица на перроне,
Совсем не те, что на иконе,
Проснусь и долго тишина…

Но сон есть сон, не в этом дело,
Пусть не обидится Морфей,
А ты, когда проснётся тело,
Пока душа не зачерствела,
Ищи любовь, всё дело в ней!
2011

«Ваша одежда должна быть «летящей и струящейся», сделайте себе шикарный маникюр, смелую прическу и не забудьте приобрести амулет – небольшого дракончика». Так советуют поступить с экранов телевизоров и страниц газет тем, кто в 2012 году желает себе много счастья, исполнения давних желаний, веселой и беззаботной жизни. Так ли безопасен культ дракона, «покровителя» наступающего года по восточному календарю? Чем заканчиваются игры в мистику, источник которой до сих пор сокрыт от широких масс? Не совершаем ли мы большую ошибку, следуя за всеми путем широким и удобным, хотя даже и не предполагаем, что нас ждет за первым же поворотом.

Строятся где-то высотные здания,
Тосты звучат и рождаются дети…
Но, несмотря на карьеры и звания,
Кладбище – лучшее место на свете.
Чисто здесь, тихо, просторно и зелено,
Склонны все к мыслям необыкновенным.
Тут и трава, и кустарник, и дерево…
Кладбище – мост между вечным и бренным.
Прикосновение к миру грядущему
В храме возможно, да здесь, у могилы –
К страшному, светлому, вещему, сущему.
Тронешь плиту – появляются силы,
Хочется жить, и не как-нибудь – праведно,
Верить, терпеть и прощать неустанно,
Мстительность свергнуть
и ревность, и скаредность,
В церковь ходить и молиться исправно,
Молвить Земле, в суете погибающей:
«Я удалюсь, вы пойдете за мною».

Мир преобразила
Зимушка — зима,
Всё снежком укрыла —
Улицы, дома.

Во дворе у дома
С самого утра
Что-то оживленно
Лепит детвора.

Радостно им видеть
Беленький снежок,
Вот еще помощник
К ним бежит — Дружок!

И чего ж он лает,
Всех сбивает с ног,
Прыгает, резвится
И визжит щенок?

(Из цикла «Сказки бабушки Полины»)

Жила комаха Крошка
У моря на горе,
Всё бегала на ножках,
А ножек было две.

Всегда носила Крошка
Чудесные сапожки,
Их шил ей Крот-сапожник
На маленьких две ножки.

Бежит комаха Крошка…
Навстречу ей Пчела...
Ах, на Пчеле сапожки!
Комаха: «Где взяла?»

«Комар мне в День рожденья
Сапожки подарил.
Комар сапожник — мастер,
Сапожки сам пошил.

Комаха закричала:
«Завидую тебе!
Пойду-ка, пусть Комарик
Пошьёт такие мне».

«…и в храме Его всякий глаголет славу» (Пс.28; 9)

Золотом из-за туч
День улыбнулся,
Слов благодатных луч
Сердца коснулся.

Двадцать восьмой псалом,
Тихое пенье.
Здесь на земле мой дом —
Только мгновенье…

Темень умчалась прочь,
Грусть улетела.
Стала рассветом ночь,
Чёрное — белым…

Солнце, хрустальный лёд,
Озеро — блюдо.
Вот уж который год —
Зимнее чудо.
2011