Омилия

На берегу синего моря, под горушкой на пригорушке, стояла деревенька, а на краю, почти у самого берега, изба. В той избе жили-были сынок Павлуша и матушка его Настюша. Отец Павлуши, Данила-рыбак, ушёл как-то в море на лов, да так из бурного моря и не вернулся.

В Данилиной избе стоял большой дедовский сундук разноцветными красками расписанный и серебряными крестами окованный. И на том сундуке висел пудовый замок.

Ходит Павлуша вокруг сундука, на птиц да на рыб писаных смотрит, кресты серебряные разглядывает. Хочется ему узнать, что в том сундуке лежит, какое сокровище в нём хранится? Вот и спрашивает Павлуша у матушки:

– Скажи мне, матушка, покажи мне, родимая, что в нашем сундуке хранится?

– Рано тебе знать про то, сыночек. До отроческого возраста дорастёшь, тогда и покажу-расскажу.

Когда исполнилось Павлуше двенадцать лет, взяла Настюша ключ за божницей, открыла пудовый замок на сундуке, крышку, крестами серебряными окованную, подняла. Видит отрок, на дне сундука три вышитых платочка, в узелки завязанные, лежат, а больше и нет ничего.

– Вот наше сокровище, – говорит матушка Павлуше.

Я купил себе лампадку -
изгоняю тьму-змею
и к небесному порядку
приучаю всю семью.

Огонек-то невеликий,
будто меньше нет огней,
но зато виднее лики,
и родные всё родней.

Сумрак рвётся, как завеса.
Замирает всяка плоть.
Вот гвоздит Егорий беса,
как велел ему Господь.

Серебрятся в светлом дыме
над негаснущим огнём
преподобный Серафиме,
Богородица с Дитём.

Вот и мы, в соборной стати,
хоть и сонм наш невелик:
я, жена и два дитяти
(ангельский пока что лик...)

Коротка молитва наша.
Что попросим - Бог даёт...
Да не минула бы Чаша
всех, кто к Чаше припадёт.

Чтоб лампадка не погасла,
освящая путь далёк,
подольём немного масла
и поправим фитилёк...

И в ночи, такой кромешной,
что и слез не сосчитать,
уж дождемся день утешный
и нежданный, яко тать.
 

1993 г.

Воскреснет Бог, и разбегутся мрази,
Что хаяли в азарте и экстазе
Земныя и небесныя Творца;
Помчатся в никуда, не зная броду,
И расточатся в мрачную свободу
Безвременья, безбожья и волчца.

Воскреснет Бог, и расползутся гады;
Лица Его бегут; им нет награды
За ненависть, гордыню и корысть;
Возрадуются вдовы, дети малы;
Садами зашумят лесоповалы,
Дежурный херувим запишет: «Бысть...»

Воскреснет Бог, и распадутся сети,
Все голуби взлетят, и все на свете
Бессмертники сквозь смерть произрастут;
Коль снег занес – зверье отроет лазы,
Всех тонущих - удержат водолазы,
Пожарники - пылающих спасут…
 

— Они познакомились на празднике пива в Чехии. Правда, она у меня красавица? Страшно сказать, за платье полторы тысячи евро отдали!

Трясущимися руками она держала фотографии — матовые, сделанные профессионалом. Сопровождая каждый снимок сбивчивыми комментариями, она пыталась скрыть за стандартными шутками свое смущение. Будто опасаясь, что ей могут отказать в просмотре сакральных карточек в засаленном скоросшивателе, она наспех делала комплименты каждому слушателю.

Был век… 
Для Родины моей:
Ее сыны благоговели
Пред словом опытных людей –
Когда они еще умели
Ценить своих учителей;

Ошибок их не замечать,
Не помнить слабостей старались,
Упреки – местью не встречать…
«Несовременность» не пускались
С насмешкой едкой обличать.

Меж тем, к учению порыв
По жизни трепетно хранили.
Отцов за беды не винили,
И их, порой, превосходили,
Надменность дерзкую забыв.

Не потому ли, в цвете дней,
Руси знамена возвышались
Трудом достойнейших детей.
Враги не многие пытались
Открыто вызов бросить ей.

Наш век несет пример иной:
Еще успеха не добьются, –
Уже любуются собой;
И над наставником смеются,
И труд обходят стороной…

Итог истории не нов:
Дары таланта пропадают;
В пути, что шаток и суров
Сердца людские увядают
Без прочных жизненных основ.

15–17.01.2010 г.
 

Знакомство с русской народной куклой.

Занятие для подготовительной группы.

Цель:
Продолжать знакомить с русскими народными промыслами и традициями.
Познакомить с видами самодельных кукол.
Научиться изготавливать простейшую куклу – скрутку.
Вызвать интерес к русскому народному творчеству и рукоделию.

Атрибуты:
Игрушки: богородская, дымковская, филимоновская.
Материалы: два куска ткани, нитки ( заранее нарезанные), ножницы.

Ход занятия:
Восп.:
– Ребята, сегодня я не ваш воспитатель, а Марья – искусница, а вы не дети из детского сада, а мальчики и девочки из древнего русского города.
Посмотрите, какая вокруг вас красота, простор. Богата наша Русь-матушка.
Много в ней сёл и городов. Много в ней и ремёсел, и не только для труда они годны, но и для забавы.
Посмотрите, какие к нам знатные купцы со своим товаром приехали. Угадайте, где он сделан?

1й купец. С картинкой богородской игрушки:

В день Причастия падает снег
И ложится шапкой Мономаха
На лоскутную российскую рубаху:
Рукава дорог, изгибы рек.

В день Причастия белым-бело:
Сердце забинтовано любовью.
Все кривые тропки замело.
Ангелы стоят над изголовьем

И молитвою хранят последний путь.
Никому с него не повернуть.
Спас решает, близко ли, далеко,
И кому сгореть на нем до срока.

Жертвенной любовью вдохновит
Чаша Господа, и удивленно вижу,
Что небес заснеженный гранит
Ненадолго оказался ближе.

Снег ложится шапкой Мономаха
Покрывая сумрачные тени рек,
Примеряет новую рубаху
Обновленный Чашей человек.

Автобус, качнувшись в глубокой луже, остановился, и пассажиры поспешили занять места. Отец Петр присел у окна. Через мокрое стекло было видно спешащих прохожих, пытающихся укрыться от дождя под разноцветными зонтами. «Как же это мои певчие в храм будут добираться?» - подумал он - «Надо будет чаю согреть. А то ведь холодно».
- Ха-ха-ха, - громко возгласил звонок мобильного телефона рядом сидящей молодой женщины.
- Да, мама - ответила она. - Я к тебе сегодня вечером приеду. Мама, мне нужны деньги. Ну, как зачем? Аборт буду делать. Почему не надо? Да не хочу я больше с Ильей жить, понимаешь? Ребенок?
Вдруг связь прервалась. Женщина распечатала пакет с крекерами.
- Ха-ха,- снова подал голос телефон.
- Мама, я его не выключала. Это связь такая. Ребенок? Да зачем он мне нужен? Мама, ну и что, если бы мы расписались? Да кто сейчас идет в ЗАГС?
Беседа прекратилась, и женщина нервно захрустела крекерами.

65-летие Великой Победы

Памяти А.В.Семенова, дяди отца по материнской линии,
пропавшего без вести в годы Великой Отечественной войны 

Рожденьем я – осеннего призыва.
Вновь в мыслях я на той передовой.
Где памятник на Запад, словно ива,
Склонясь, застыл, последний помня бой.

Прости, солдат, что холмик не ухожен,
Нет имени, некрашена звезда...
Твой вечен сон и всё-таки тревожен.
Так нас гудками будят поезда.

Прости, солдат!
Кем стал, был б счастлив ль в браке,
Не будь в твоей судьбе последний бой?!
Ты здесь упал в отчаянной атаке:
Ведь кто-то ж должен жертвовать собой?!

Последний долг... Да разве это много?!
Жизнь подвигу бессмертному цена.
Не зарастай же в памяти, дорога.
Солдаты – обретите имена!

Дождь и ветер – не день, а морока,
Ни молитвы, ни сна – ничего.
Мне в такие часы одиноко.
Грязный снег, серый двор – никого…

Я хочу, чтобы тихо со сцены,
Удалилась старушка-зима,
А пока что вот – мокрые стены
И застывшие в коме дома.

Но доносится ясно до слуха,
Сквозь унылость февральского дня:
«Ухожу, только я не старуха,
Вам недолго скучать без меня.

Ухожу и не спорю, что толку,
Превращаясь на время в мечту,
Я ведь знаю, вы любите «ёлку»
И рождественских свеч красоту!»

2010

I

Каждое утро Алексей Петрович начинал с ритуального визита на кухню. Неспешно он открывал дверцу навесного шкафчика с посудой и доставал свою любимую чашку, всегда стоящую с левого края. Затем он включал электрический чайник и, пока тот нагревался, любовался видом из окна, которое выходило в сад.

Затем Алексей Петрович пил чай с мёдом и хлебом, и эта скромная холостяцкая трапеза служила ему завтраком и обедом одновременно.

Каждый день Алексей Петрович напряжённо следил за судьбами мира, читая газеты и смотря практически все выпуски новостей. Он негодовал, давал советы и указания, делал замечания и всегда сожалел о том, что живёт в глуши и что телевизор показывает только три канала. Но к вечеру его забота о мире обычно притуплялась, и он, чувствуя неимоверную усталость, плёлся на кухню, чтобы поесть. Для удовлетворения голода было достаточно открыть холодильник и взять, что больше приглянется: ветчину, сыр, помидоры или, скажем, борщ.

Беседа с иереем Сергием Балахоновым

«Считать себя ничтожеством нельзя. Мы же образ Божий,  как мы можем образ Божий считать ничтожеством?
Другое дело, что мы должны видеть в себе то зло, с которым стоило бы побороться, и молить Бога  о силах на эту борьбу»
(Протоиерей Борис Левшенко)

По статистике 95% подростков недовольны собой. Им не нравится их рост, телосложение, черты лица и т.д. Такое отношение к себе часто приводит к комплексу неполноценности, то есть молодой человек начинает ненавидеть себя, а это иногда может закончиться даже суицидом. Скажете: «Понятно, переходный возраст». Отнюдь. Оказывается, большинство взрослых тоже «заражены» нелюбовью к собственной персоне.

Я часто вспоминаю Бога в своих словах. Но редко вспоминаю именно Его. Обычно, по непонятно когда усвоенной привычке, я произношу Его святое имя всуе, то есть впустую, после вспоминая, что это грех.

Мой дедушка не произносил имя Господа всуе. По-крайней мере, за свою сознательную жизнь я этого не слышала, а виделись мы часто — благо жили совсем рядом.

Он был атеист. Не идейный, а, как он говорил, по наследству. «Таким родился, таким умру. Что на старости лет меняться? Родители мои партийные были, я всю жизнь Родине отдал, какая уже разница, какой я, меня не переделать уже», — говорил он мне, приходя ко мне в дом и разглядывая иконы в углу. На иконы он смотрел с любопытством и даже трепетом, так и казалось, что он вот-вот перекрестится и приложится к образу. Перехватывая изучающий лик Спасителя взгляд, я спрашивала у него, стараясь не быть навязчивой: «А ты веришь в Бога?» Ему отчего-то становилось неловко, и мы начинали разговор о последних новостях из жизни родных и близких.

Застыла тень свечи в оконной нише,
Люблю мечтать, когда горит свеча.
Становится спокойнее и тише,
Вот только нет любимого плеча.

Но не ропщу, наверное так надо:
Пройти сквозь боль до самого конца,
Где иногда душе моей отрада –
Черты и свет любимого лица.

От злых друзей, как от опасной бритвы,
На грани дней спешу под образа,
Но даже здесь, среди скупой молитвы,
Увижу вдруг любимые глаза.

Как сладок плен волнительных мечтаний
И в нём сидеть обидно и грешно.
Скажу себе без признака желаний:
Живи как есть, всё будет хорошо!
2010

Русь жива, хотя и стал слабей
Глас ее в путях многострадальных…
Не пророчьте Родине моей
Скорбный час обрядов погребальных.

Как и встарь сильны ее враги,
И в слезах народных боли много, –
Только Русь, всем бедам вопреки,
Будет жить – пока хранима Богом, –

Будет жить не звоном слов пустых,
И не чьим-то сказочным правленьем, –
А молитвой пламенной святых,
Верных чад отзывчивым служеньем.

Русь жива, хотя крепчает зло,
Воздух спёрт предательством и кровью, –
Но Господь, когда взойдет добро,
Исцелит ее Своей Любовью.

Есть делам порочным строгий счет,
Есть предел игре страстей бесплодных…
Русь жива! И нас Господь зовет
С верой встать на подвиг благородный.

11.01.2010 г.
 

Жили два монаха вместе долгие годы. В пустыне жизнь нелегка: не хватает ни еды, ни воды. А они не только ни разу не поссорились, но всегда были довольны друг другом.

И вот говорит один из них:

— Слышал я, что другие люди ссорятся. Давай и мы поругаемся, хоть один разок!

Второй старец удивился:

— Я и не знаю, как это делается.

— Давай попробуем так, — продолжал первый, — я поставлю посреди комнаты кувшин и скажу: «Он мой». А ты: «Не твой он, а мой!». Так мы и поссоримся.

Договорились.

И говорит первый:

— Этот кувшин — мой!

Второй старец отвечает, как условились:

— Не твой он, а мой!

Первый возразил:

— Нет, мой!

— Так если он твой, забирай его! — удивился второй.

Так и не смогли они поссориться.

Отрывок из книги "Благоуханные цветы из далёкой пустыни"

* * *

Чувства хватко вцепились мне в глотку,
Я вернулся в родные края,
Где прошла полупьяной походкой
Непутёвая юность моя.

И толпятся неясные тени –
То ошибки, что я совершил.
И, охваченный поздним прозреньем,
Принимаю терзанья души.

Край родимый, я сбит и растерян –
От просчётов укрыться нельзя…
Лишь молитва даёт силы верить:
В покаянии – к Богу стезя.

Ночь закинула сеть в море,
Выловила золотой город,
Он не знал ни обид, ни горя,
Каждый житель его был молод.
Каждый житель его пел баллады
О рождении новой эпохи,
Где друг другу будут все рады,
Подбирая с пиров крохи.

Где не будет завистливых улиц,
Гололеда слепых насмешек,
И кудахтанья глупых куриц,
Что попался крепкий орешек.
Где не будет фальшивых улыбок,
Камнем падающих в душу.
Я целую золотых рыбок,
Режущих плавники о сушу!

Я целую золотой город
И молюсь за его прочность:
В нем останется - каждый молод,
Разрывая повестки срочность.
Разрезая упругие нити,
Вязкой слепой паутины,
Город, неведомый Сити,
Растворится ночью на льдине.
 

ЯТЬ

Да, я женщина, да, я «ЯТЬ»,
Этой буквы нет в алфавите,
Но могу «АЗ» спокойно взять,
И вернуть, и сказать: - «Любите!»

Мне не быть никогда святой,
Мне не быть никогда монашкой.
Я сжигала мужчин мечтой,
Колокольчик пел под рубашкой.

Вот опять, нагрешив нечаянно,
Прихожу с покаянной песней.
Если я помолюсь отчаянно,
Мир покажется мне чудесней.
Он покажется мне прекрасным,
Жаль, мужчины в него заходят,
Но открыты двери напрасно,
Ведь со мной счастья не находят.

Мое счастье на высоком тополе,
В сундуке - колыбели качается.
Смотрит сверху на всех «Акрополем»,
Колыбельная не кончается.

Я пою ему песню вечную,
Что тоска моя подвенечная
Никогда с ним не повстречается
И в любви ему не признается.

Жизнь моя: от креста до креста
Я люблю одного Христа.