Омилия

Разговор со старицей.

Что замуж собралась? Дело хорошее, конечно. Ежели со Христом – любой муж ни по чем! Бога любить никто не помешает. Аще взыду на небо – Ты тамо еси, аще сниду во ад – тамо еси… Ничто не отлучит нас от любви Божией. Да… Вот у нас, бывало, говаривали «девки – дуры, а бабы – мудрые", "с мужем поживешь – ума наберешь». Видно – тебе так. Не всем ведь дано – подвиг девичества нести, кому-то и детишек рожать для ЦЕрквушки надобно…
А венчать вас кто будет? Сам отец-настоятель? Ну, он – святой человек, он повенчает, конечно. Наденет на вас венцы, хор «мученицы» пропоет, и станете вы в плоть едину. Что же делать – такой удел.

Среди кафе и ресторанов,
Пиццерий модных и столовых,
«Макдоналдсов», бистро и баров
Нет лучше трапезных церковных.
Там бабушка подаст неспешно
Простую гречневую кашу,
Промолвит тихо и утешно:
«Ходи почаще в церковь нашу…»
И, как-то, вынырнув из фальши
Хмельных застолий и скоромных,
Я стану заходить почаще
В оазис трапезных церковных.
Там под иконами лампады,
Молитвы древние как пламя,
Там неизменно людям рады,
Там Крест – немногих верных знамя,
Там не за деньги труд – с любовью,
Там борщ вкуснее год от года,
Там вера выкуплена кровью
Непобеждённого народа.

В этом материале для удобства собраны разрозненные записки, написавшиеся в разное время, по разным поводам, но объединённые одной темой.  

Чтобы пришёл ответ, должен быть вопрошающий 

Так устроен мир и, быть может, именно поэтому существует традиция взывания к святым. Они — такие же люди, как мы, но принявшие в себя Христа — умеют быть вопрошающими перед Господом. Именно поэтому, возможно, пришлось воплотиться Сыну Божьему — чтобы смог человек стать воистину вопрошающим пред лицом Отца Небесного.

В юности я увлекалась фантастикой. Особенно притягивали рассказы о путешествиях во времени. Самые сильные впечатления оставались от эпизодов, в которых герой встречался с самим собой. То ли с собой прошлым, то ли с собой будущим. Каждый раз мороз пробегал по коже. Тема такая глубокая, что, без волнения не могу о ней думать.

Кто такая «я», кто такая «собой». Что такое прошлое и будущее? И что настоящее? Как возможно расслоение времени на немыслимые потоки? Где русла этих извилистых рек?

Из приоткрытых дверей храма доносилось стройное многоголосие, как бы сливающееся в один сильный и звучный голос: «Верую во Единого Бога Отца Вседержителя»!.. Дарья сидела на ступеньке крыльца, время от времени виновато крестилась, поглядывая на торопившихся в храм молодых мам с детьми, что спешили к причастию. Если честно, ее мало занимало то, что происходило сейчас в церкви. Просто вчера, во время раздачи бесплатного супа таким как она, бездомным бедолагам, кто-то сказал, что предстоит храмовый праздник, а после него — обед для всех желающих. «Трапеза братской любви» — так, кажется, это называется у верующих. А кто знает, верующая она или нет? Она и сама этого не знает. Крестили, конечно, в детстве. Только потом в церковь к причастию никто ее не носил и не водил, как сейчас несут и ведут сегодняшние мамы своих малышей. Хотя на детство ей грех жаловаться. Оно было не просто благополучным, а наполненным родительской любовью и заботой.

Прошептала: "Ты — ключ золотой
От моей бриллиантовой клетки...
Я готова бежать за тобой
Хоть под сенью одной вуалетки..."
И, ликуя, мосты за собой
Я сжигаю отважно-беспечно,
Возле клетки свой ключ золотой
Хороню, как былое, навечно.
"Что ж ты медлишь, родная? Скорей!
Слышишь — кони храпят у порога,
За последним сверканьем дверей
Ждёт нас первая воли дорога..."
"Знаешь, милый... Ведь ключ — золотой,
И, смотри, бриллианты — как слёзы...
А дорога — в пыли столбовой,
А дорога — печали и грёзы..."
На глаза наплыла вуалетка
И сверкнула-захлопнулась клетка...
 

Почему мировоззрение людей, так часто кардинально отличается? Над этим вопросом ломали голову не одно поколение психологов. Однозначного ответа, конечно же, еще нет. Подтверждению этому является вывод Зигмунда Фрейда: «Мировоззрение едва ли заслуживает столь громкого названия, потому что не всё видит, слишком несовершенно, не претендует на законченность и систематичность» Сложно не согласится, но ясно одно — на жизнь оно всё же влияет.

     Прыткий любит виноград —
     Очень рад!
     А вот я, как тугодум, —
     Чту изюм!
Ты смеялась, но вдруг загрустила
И прижала ладони к вискам,
А в глазах ностальгически-мило
Всё пульсировал жизни бальзам.
Но слова не послушались взгляда:
Мол, морщинки от смеха рябят...
Раньше в зеркало глянешь — отрада,
А теперь — лишь тоскующий взгляд...
Ах, родная! Морщинки — не горе,
Посмотри, как живёт виноград:
В нём бескрайнее пенится море,
В нём лучится любимого взгляд...
Но отпенится и отлучится...
Превратится в изюмины гроздь.
Это мудрое чудо случится,
Как незваный случается гость...
А я знаю гурманов отменных:
Винограду они предпочтут
Горсть изюмин, нектарных, нетленных, —
Пылкой неги чудесный приют.
Только в этом изюме горенья
Тот, кто ищет, достоин найти
Ту изюминку отдохновенья,
Что нечасто находят в пути.
 

Однажды пошла Прасковья по воду. Наполнила у колодца ведро и собралась было домой возвращаться, но встретилась соседка. Как тут не поговорить! Поставила Прасковья ведро на приступок — и потекла беседа.
День стоял летний, ясный, солнце светило так ярко — аж воде в ведре жарко! А разговору конца-края не видно. "Такое вёдро! — подумало ведро. — Пойду в тенёк". Скок с приступка — и под развесистый клён. Как здесь прохладно!
Тень всё дальше от ствола отодвигается, а женщины никак не наговорятся. Скучно стало ведру под клёном, и решило оно пойти посмотреть, что вокруг делается.
Идёт ведро и видит: стоит колокольчик на тонкой ножке, к земле клонится, того и гляди — пополам переломится.
— Ох, как жарко, — говорит колокольчик. — Умираю от жажды!
И тут он видит ведро.
— Ведро-ведро, дай воды немножко, — просит колокольчик, — спаси меня от гибели.
— Вот ещё, — отвечает ведро. — Стану я тратить воду понапрасну, — чтобы меня хозяйка бранила.
И идёт дальше.

Я забыла сегодня о боли,
Далеко улетев от земли,
От ее неспокойной юдоли,
Вдаль пролившись словами «Внемли!».

Я забыла сегодня о камнях,
Что летели с заснеженных скал,
Я сорвала истлевшие ставни,
И разбилась волной о причал!

Я припомнила ветер и море,
И вплела их свободу в слова,
Нет, не буду я с глупостью спорить,
Что нам мира пустая молва!

Я припомнила имя родное,
То, что было моею страной,
Ну а боль? Ее вечность покроет,
Подарив долгожданный покой.
 

Ты человек! Ты червь! Создание!
Кривя душой, осознаёшь!
Познав законы мироздания,
Ты не ликуешь, не поёшь...

Живя в миру, страдает сердце!
И первородный грех грызёт
Забыв надежду Воскресенья,
Судьба не лучшая грядёт!

Твой слух мечтает слышать: "Чадо!",
Твой взор мечтает видеть свет!
Грехи души закрыли благо!
И не дают смотреть рассвет.

Моли, рыдай, страдай и кайся!
Проси прощенья и живи!
Сдери оковы неразумия,
А главное людей прости!

Как опадает лист безмолвно,
Душевный груз пойдёт на дно.
Забудутся былые скорби,
Ведь просим искренне Его!
 

Я увидел его впервые зимой, накануне Нового года. Мы тогда только дружили с моей настоящей женой и впервые подошли к её дому. Расставаться не хотелось, проявлять друг другу знаки любви мы тоже стеснялись. Просто стояли и держали друг друга за руки, ну, а Света, обоняла только, что подаренные мной духи, которые и станут самыми любимыми её духами вот уже на протяжении семи лет супружеской жизни.

Он вышел от «карасей»… «Караси» — это местное уличное наименование соседей родителей моей жены, видимо родившееся от их фамилии Красиковы. К сожалению, их судьба была сходной со многими тысячами таких же бедолаг по всей необъятной территории нашей Родины, катастрофично быстро спившихся после развала Советского Союза. Их было двое. Два брата, ещё кое-как державшихся на плаву, пока была жива их мать, ну, а потом, пропивших из дома, что только возможно, даже последние часы. Кстати, они часто заходили поначалу к родителям жены, чтобы узнать у них который час, потому, что им нужно было идти на работу. Но, с работы они скоро вылетели, и необходимость в этом пропала.

Сегодня часто приходится слышать рассуждения о том, возможно ли «комфортное христианство». Мнения высказываются самые различные — от твёрдого «нет» до уверенного «да». Но, кажется, уместнее, нежели полемизировать по этому поводу, напомнить: быть учеником Христа и при этом не идти за Ним, неся крест вольных подвигов и невольных скорбей, невозможно. Об этом говорит Сам Спаситель (см.: Мф. 16, 24—25), и кто дерзнет спорить с Ним? «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7, 13—14). И с этим не поспоришь, если бы даже и захотелось.

О благах подлинных и кажущихся

А хочется подчас! Потому что мы все немощные люди и желаем покоя, удобства, того самого комфорта, который с христианством, по большому счету, все же несовместим. И нет в этом ничего странного, потому что стремление к благобытию свойственно человеку, заложено в него Творцом. Просто понимание благобытия может быть ошибочным. Подлинное благо — быть со Христом; кажущееся, но знакомое и ощутимое — пользоваться теми радостями и удовольствиями, которые способна доставить временная жизнь.

Дом престарелых. Удивительное здание, которое подновляют, чтобы оно выглядело ухоженным перед своим высшим начальством (которому тоже, в принципе, нет до этого большого дела, но зарплату нужно хотя бы как-то отрабатывать), но оно всё равно несёт на себе отпечатки какой-то обречённости. У этого здания, точнее у его обитателей, есть то качество, которое не всегда можно найти в любом обычном доме — здесь всегда всем рады. Рады любому человеку, входящему в эти стены. Но даже эта радость не может растворить того давящего одиночества, что ощущается в каждом из здешних обитателей.