Омилия

Светлой памяти Даши посвящается

С Дашиными бабушкой и дедушкой я познакомилась весной. Им нужна была помощь и я вызвалась помочь. Первая встреча, первое впечатление…Такие трогательные и добрые, нездешние люди. Они все время улыбались и умильно держали друг друга за руки, как будто боялись потеряться в толпе.

Я подумала, какие же они счастливые. Вот оно счастье в чистом виде. Есть же люди, которые в радости встречают старость. Подумала и тут же узнала, что у Ксении, так звали Дашину бабушку, болен муж, и сама она не блещет здоровьем, но самое печальное, что их любимая средненькая, Дашенька, больна раком. Заболела внезапно и уже год, в лучшем случае недолго может передвигаться в инвалидной коляске, а в остальное время все больше лежит. Бабушку Ксению очень печалило, что девочка встречает свой 16 день рождения не в кругу друзей, на природе, а сидит затворницей в отдельной комнате.

 Вы слышали? Как близко
До дивной родины земли,
Там птицы пролетают низко,
Мы слышать крики их могли.

Вы помните? Как тайно
Шепталось время над волной,
И в том спокойствии случайном
Не страшно быть совсем одной.

Вы знаете? С годами
Я понимаю, время – дар,
Ведь коли есть оно пред нами,
Наш мир еще не очень стар.

Вы верите? Как прежде
Мы будем знать один покой,
И в белой шелковой одежде
Шагать и мерить мир простой.

Вы слышали? Как просто
Листва шуршит над головой,
Как будто там небесный остров,
Пророс корнями в звездный строй.

Пророс корнями, как склонился,
Над тайной светлой бытия,
Вот так Господь за нас молился
Отцу Небесному, прося…

Возводят мир, что крепок, чист и злачен,
Уста владык в наш просвещённый век.
Но почему тогда скорбит и плачет
Отдельно взятый честный человек?

Ответил мудрый: «Здесь понятный случай –
Владыкам ввысь не терпится взлететь.
С высот орла обзор, бесспорно, лучше,
Но лиц людских, увы, не разглядеть».

2.12.2010 г.

Оттепель у нас пока,
Лепим мы снеговика.

Вниз – огромных шара два,
Сверху – третий – голова!

Вместо носа мы морковку
Прикрепляем очень ловко,

Угольки возьмем для глаз,
Прутик – будет рот у нас.

Вместо ручек – палки две,
Да ведро - на голове.

Подравняли чуть бока, –
Лучше нет снеговика!
 

НОВОГОДНЯЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Снег кружится за окном
Пустим дрёму мы в свой дом.
Песенку споёт метель,
Мой малыш, ложись в постель.

Сказку нам зима расскажет,
Кружева на окнах свяжет,
Чтоб на стёклышках узоры
Приковали деток взоры.

Этой ночью Дед Мороз
Привезёт подарков воз.
Разукрасит нашу ель,
И огни между ветвей.

В декабре в Москве состоялась презентация новой книги игумена Петра (Мещеринова) «Жизнь в Церкви». После презентации насельница одного из подмосковных монастырей монахиня Филарета попросила игумена Петра ответить на ряд вопросов, касающихся современных проблем монашеской жизни.

— Отец Петр, в России несколько сот монастырей. Но в них почти нет духовников даже теперь, когда прошло 20 лет с начала восстановления монашеской жизни в России. Имеет ли вообще смысл монастырь, если у насельников в нем нет опытного духовного руководителя?

— Если обратиться к истории, то мы увидим, что в советское время русская монашеская традиция, и без того довольно слабая, была прервана. Слабой она была и в прежние времена потому, что среди всего множества русских монастырей такие обители, как Оптина пустынь с ее старцами, или Гефсиманский скит, где в начале XX века подвизался старец Варнава, были редкостью.

Звезды падают днем,
кружась.
Звездопад снегом назовем,
держась
друг за друга, мы полетим
по тропе -
Млечному Пути.
И ты станешь планетой
Землей -
большой, синеокой, живой,
на тебе – океаны, моря,
моя планета Земля!
А сама буду я – Луна,
бела, полна и кругла,
головою я буду качать
и смотреть на тебя
и молчать.
Звезды падают -
Снег!
Пойдем
разрумянившиеся в дом.
Отряхнемся от звезд
И мы
Станем снова людьми
Увы…
 

2011

Небо испачкано тучами,
Скоро закончится год.
Мы оказались живучими,
Или пока что везёт?

Снова желание детское,
(Дети на радость щедры!),
Взять из коробки советские,
Те ещё, чудо-шары.

И заглядеться внимательно
В полупрозрачную синь…
Это уже бессознательно,
Неистребимо. Аминь.
2011

Мне купили башмаки,
Чтобы мог, как ходоки
Я по улице шагать,
И повсюду поспевать.

Но такая незадача,
Я теперь всё время плачу.
Каждый шаг – такая мука!
Завязать шнурки – наука.

Мой башмак совсем не плох,
Но имеет свой подвох.
Змейкой падают шнурки,
Как их только не вяжи!

Длинный шнур из дырок вьётся,
В мои руки не даётся!
Вся семья меня учила,
Быть внимательным просила.

Я и этак, я и так,
Не башмак, а злейший враг!
Рад связать бы узелок,
Не даётся мне шнурок.

Шнур из рук всё ускользает,
Словно он со мной играет.
Мне с ним просто не до шуток,
Гнев к шнурку мой, очень жуток!

Но обиженный шнурок
Взял и дал мне свой урок.
Он сказал: - Ты не реви,
Лучше бабочку сплети:

Два колечка из шнура,
Это словно, два крыла.
Ты узлом их закрепи,
А потом уж ты беги.

 Улыбаюсь и долго молчу,
От счастливого прикосновения.
Образ милый, подобно лучу,
Из другого проник измерения.

Пыль сомнений любовью сотру
И ошибок заглажу неровности.
Я тебя у беды заберу
И отброшу любые условности.

Быть с тобой – это больше, чем быть!
Это глубже, чем просто желание.
Появилось второе дыхание –
Мне сегодня так хочется жить!
2011

Встаем до света каждый день,
И это очень угнетает -
Вся жизнь как будто западает,
когда в окне такая темь.
За занавеской - ночь, как смерть!
И я робею и тоскую,
Как будто жизнью я рискую,
Шагнув во мрак и снеговерть...
Пусть заповедные холмы
Воображения больного
Победно зеленеют снова,
Но не укрыться от зимы.

Зиме было скучно. Надоели однообразные белые платья на улицах, деревьях и фонарях, вечно-спящие дома и кислые лица горожан. От этого всего ей становилось невыносимо безрадостно. И потому она – то куксилась и превращала весь снег в грязные лужи, то лютовала, зло теребя пронизывающим ветром щеки и носы прохожих и морозя птиц.

-Да что с ней такое случилось? – спрашивали друг друга облака. – Почему она не веселится как прежде? Не украшает тонкие березы хрустальными сосульками, не взбивает пышную снеговую пелерину на полях? Не рисует яркие румянцы на детских личиках?

-У неё пропало вдохновение… - шептались замерзшие деревья, которые всегда всё знали. – Ей ничего не хочется. Она от всего устала.

Наконец настали
Зимние деньки,
Санки мы достали,
Лыжи, да коньки.

Снова на салазках
Будем с гор съезжать,
На коньках кататься
И в снежки играть.

Снеговую бабу
Слепим во дворе,
Зимние забавы –
Радость детворе!

А для птиц кормушки
Сделаем скорей,
Ждут давно пичужки
Помощь от людей.

Белый снег кружится,
Да трещит мороз,
Иней серебрится
В веточках берез.

В пышном облаченье
Всё вокруг, ведь ныне
Празднуем Введенье
В храм Святой Марии.
 

Обделённое наше сословье:
Ждём любви – не хватает её.
Баобабы, дубы и секвойи
Превратились в худое жнивьё.
И шепчу я знакомой секвойе:
«Где, скажи, упованье твоё?»
А она отвечает спокойно:
«Витамины, массаж, мумиё…»
Баобаба сокурсника встретил,
Вопрошаю: «Как ветви, как ствол,
Как жена, как родители, дети?»
А сокурсник мой вперился в пол,
Отвечает с сомнение: «Знаешь,
Выше бизнеса истины нет,
Изувечишь себя, искромсаешь
И, глядишь, – получился паркет»
Дубовитые наши идеи,
Баобабные наши дела!..
Мы толстеем, седеем, глупеем,
Нет, чтоб крикнуть: «Была не была!»
И тряхнуть вековыми ветвями,
И корнями питанье втянуть!
…Ах, секвойя!.. Да что это с вами?

Мой друг!

Коль жизни пройден тяжкий круг
И сердцем чувствуешь ты вдруг,
Что уж пора и на покой,
Встречай достойно финиш свой.

Мой друг!

(Из армянского Евангелия)

 Есть у сильных пытка вековая,
Им все время снится меч стальной,
Их навек огнем своим сковала
Битва славная, став истиной одной.

Ты ведь тоже, дева, ищешь боя,
В ножнах меч хранишь и часто ждешь,
От борьбы рожденного покоя,
От которого, наверно, не уйдешь.

Вот и враг вошел в твои селенья,
Злой, угрюмый воин – ловелас,
Затрещат и вспыхнут вдруг поленья,
В этот редкий откровений час.

Ты достанешь меч своих скрижалей
И споешь о девичьей мечте,
Ведь рука и сердце не устали,
Хоть, наверное, теперь уже не те.

И два воина, закованные в латы,
Как два мира, высший и земной,
Будут биться и звенеть булатом,
И один из них – с твоей душой.

Ловелас не станет мужем верным,
Ты - не распрощаешься с мечтой,
Но в веках останется от меры
Этой правды оттиск золотой.

Есть средь нас невидимые воины,
им все время снится меч стальной,
правда их светла, а кони - стройны,
но в бою все ищут свой покой.

Не до стихов, не до престижа.
И тишина, как западня…
Я, ангел мой, тебя не вижу,
Ты просто выслушай меня,

Сквозь тишину и сумрак ночи,
Среди холодных зимних дней,
Когда сомненье сердце точит
И нет ответа у людей,

А под глазами тень бессониц
От нехороших новостей.
И за душой всего червонец,
И мне давно не до гостей.

Опять судьбу всю перерою,
Затем, сгорая от стыда,
Я до конца тебе откроюсь,
Как никому и никогда…

В плену сплошных противоречий,
Мои слова – не болтовня…
Укрыться не за чем и не'чем,
Ты просто выслушай меня.
2011

Любой храм, тем более монастырь — это уголок Царства Божьего на земле. И все же, есть такие храмы и монастыри, где это ощущаешь особенно остро. Свято-Троицкий Ионинский монастырь г. Киева для очень многих людей стал именно таким — особо любимым островком Православия. Здесь неповторимо тепло и светло каждой душе. Придя сюда на час, хочется остаться на век.
Основанный великим, исполненным благодатной любви, старцем — преподобным Ионой Киевским, монастырь до сего дня хранит печать его святого заступничества и покровительства. А святые мощи его, почивающие в монастыре и соделавшие его «мучеником после смерти» — главная святыня утопающей в цветах обители.

Послушник старца Серафима

Иван Мирошниченко (мирское имя прп. Ионы) родился в 1802 году в местечке Крюков Полтавской губернии (ныне пригород Кременчуга). В поиске духовного руководства 19-летним юношей он отправился к высокочтимому старцу Серафиму Саровскому. Почти 8 лет Иван был верным учеником и безропотным послушником преподобного. Именно по благословению святого Серафима Иван стал послушником Брянской Белобережной пустыни (в 1836 г.), где принял монашеский постриг с именем Иона и был рукоположен во иеродиакона.