Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
Н. С. Гумилев
***
Хочешь прильни к плечу,
Горе отпустит сразу.
Я тебе нашепчу
Сотни волшебных сказок.
Сердце охватит дрожь,
Сном пеленая тело.
Знаешь, я верю в дождь —
Долгий, холодный, серый.
Верю в него как в рок,
В крест,что мне Богом даден.
Марина была единственным человеком, кто принимал какое-то участие в судьбе Семена Ивановича. Он приходился ей дальним родственником, а близких родственников то ли не было, то ли просто позабыли о старике. Вот и приходилось ей приносить ему время от времени продукты, лекарства, убираться в квартире. В разговорах иногда упоминала о болезнях деда, его нуждах, сетовала на нелегкий характер. А теперь вот Семен Иванович пожелал пообщаться с журналистом. И она просит меня пойти с ней вместе.
«Пойми, — сказала она,— ему девяносто скоро. Срок жизни, как говорится, истекает. Я не прошу тебя писать о нем, ты его хотя бы выслушай».
— Марина, а может, к нему лучше священника пригласить? Чтобы поисповедовался?
Возле Новосибирской государственной областной научной библиотеки (НГОНБ) начал работать читальный зал под открытым небом. Любой горожанин теперь может насладиться чтением книг, газет или журналов на свежем воздухе.
До этого в мегаполисе уже были попытки на летнее время создать библиотеку на улице, но все они носили кратковременный характер. Этот же зал, который расположился перед зданием НГОНБ, имеет и утвержденный график работы, и постоянных посетителей. В самой библиотеке идею создания необычного читального зала объясняют желанием показать, что библиотека уже давно не скучное место.
Привокзальной площади г. Харькова
Разболелось сердце снова.
Зашумел родной фонтан.
Мыльный шарик детским словом
Мчит в небесный океан.
Плавно музыка играет,
Кружит жизни карусель,
И о чём-то я мечтаю
Под печальную свирель.
И зачем-то буйный ветер
Из соседской стороны
Весть принёс о прошлом лете,
Где не знали мы войны.
Арнольд Шварцнеггер и Сильвестр Сталлоне,
Жан-Клод Ван Дамм, громилы, костоломы…
А дети смотрят – души жесточают,
К жестокости их с детства приучают.
Стрельба, убийства, драки, мордобои,
Жестокость, ярость, бешенство тупое,
Кровь, взрывы, хруст костей, насилье…
А дети смотрят. Души их спасите!
Арнольд Шварцнеггер и Сильвестр Сталлоне…
Плакаты их висят, а не иконы,
На стенах комнат. Дети вырастают -
Ни сострадания, ни жалости не знают.
Живут без Бога и без Бога умирают.
В мемуарах Л. К. Чуковской мы встречаем такой эпизод: Ахматова, отвечая собеседнику, который говорит ей о «классичности» ее поэзии и сравнивает ее с Пушкиным, называет себя всего лишь автором «горстки странных стихов».
Великих стихов всегда — горстка (как еще мы измерим наследство Горация, или Сафо, или Тютчева, или Бараташвили, и даже написавшего очень много — для лирика — Блока?), и они всегда странные. Это непременное свойство того, что мы называем «классика», «огонь под ледяной корой», словами Гете, и не чувствует этой странности только совсем поверхностный, совсем непоэтичный читатель. То, в чем этого нет, называется не классикой, а эпигонством или академизмом. О классической странности (иначе говоря, новизне или свежести) Ахматовой говорить особенно трудно, потому что она не лежит на поверхности: нет эксцентричных метафор, «ярких» сравнений, новаторской версификации, каких-то небывалых форм композиции. Для современницы высокого модернизма Серебряного века и его продолжения, авангарда, Ахматова как будто совсем консервативна и не по-модернистски «проста»: почти девятнадцатый век.
Вместо голоса — рык звериный:
это разве ты, Украина?
Обезумела, осатанела —
ты ж не в ад, в Европу хотела?
Морды дикие — вместо лиц:
озверение без границ.
Живой рекой истерзанный народ
Вольётся горем в глубину столетий.
Был ясный день, но вот явился третий
И разделил на нищих и господ:
На тех, кому взамен за тайну власти
Предать велел в который раз Христа,
Отречься от любви и от Креста,
Всех добровольцев погружая в страсти.
Смертельный зов вонзил полночный тать,
И пройден путь — вот точка невозврата.
1
Разговоры глухих со слепыми, слепых — с палачом.
Кто-то слышит тяжелую поступь по жестким ступеням,
Кто-то видит кровавую маску и через плечо
Западающий полог, и смутные тени...
Но все вместе едва ли рисуется им наяву:
То картинка, то звук западают в пространные ямы
Многоточий... отточий... и множится ложь на молву,
И число глухо-слепней растет непрестанно.
Жаль,что не лечит доброе слово,
Боль не уносит.
Дети болеют. Так бестолково
Кончилась осень.
Снова посуда в кухне не мыта
Не куда деться.
Только: пеленки, насморк, молитвы
Бдение в детской.
Горькие слезы, бледная кожа,
Руки на шею.
Дети считают, мама все сможет.
Мама сумеет.
Попробуй аромат черёмухи душистой,
В нём пенье райских птиц и ангелов полёт,
В нём незабвенный рай,
Прозрачный воздух, чистый,
В дыхании Весны — созвездие цветов.
В прохладе и тиши душа их зацветает,
И в нежном бархате рождается цветок,
Семейкой дружной нежданно распускаясь,
Он терпкой сладостью манит нас на Восток.
Почувствуй, прикоснись, и утоли печали.
В цветах черёмухи найдёшь душе покой,
И то, что не сбылось, то сбудется в начале,
В преддверии Жизни,
Но совсем иной.
Оскудела молитва матери,
Земля высохла, пеплом засыпана,
Всюду слёзы, горечь, страдание,
Мать все глаза выплакала.
Постой, не спеши хоронить оставшихся,
Ты — мать, подними силу ратную,
Открой ей дверь, затвори горе,
Обратись горé,
Не опускай руки, молись,
Не заболтай жизнь,
Гибнут внуки,
По утру в росу лягут, не встанут,
В Победу верь!
Её добудут, вырвут, достанут!
Шёлковый шнурок твоей любви
бантиком завязан на груди —
алой лентой.
Аленький цветок
на груди моей прижиться смог:
истекаю пламенем вдали.
Господи, спаси и сохрани
ангела, летящего со мной,
ангела, зовущего домой,
ангела, хранящего любовь,
ангела, чью проливаю кровь,
ангела-хранителя идей... —
расцветают в них цветы скорбей
алые...
Ярится небосклон:
алой краской
обесцвечен
он.
Протоиерей Фёдор Конюхов отслужил акафист в Кафедральном Свято-Николаевском соборе Брисбена. Австралия. Штат Квинсленд.
Кафедральный Свято-Николаевский собор в Брисбене по истине уникальный центр православия и русской культуры в Австралии. За 90 лет своего существования, каких только известных личностей не побывало в стенах нашего храма. Это и королева Елизавета II, и последний король Югославии Пётр II (Пётр Александрович Карагеоргиевич), Княгиня Мария Владимировна Романова и бывший премьер-министр Австралии Кевин Рад, представители Высокопреосвященства и многие другие руководители государств, выдающиеся деятели культуры и искусства.
Ты не боишься боли,
Ты стал другим на войне.
Там не играют роли,
Там ночи горят в огне.
Припев:
В сердце войной пронзённый,
Ты с болью — за дом родной,
Где каждый живой — спасённый,
Где каждый ребёнок — твой.
Ты не боишься смерти,
Зная за что умрёшь.
Брошенный в круговерти —
Веришь и в бой идёшь.
(припев)
Российское отделение международного креативного бюро поработало над визуальным оформлением библиотек столицы по заказу Департамента культуры и городского библиотечного центра.
Единый стиль оформления появится в библиотеках Москвы. Для создания узнаваемого дизайна были приглашены специалисты креативного агентства Saatchi & Saatchi Russia, которым эту работу Департамент культуры города Москвы и «Московский городской библиотечный центр» (МГБЦ).
Основой нового стиля стал образ книжной закладки — вещи, которая надежно ассоциируется с бумажными книгами, и в то же время является универсальным символом для всех любителей чтения. Монохромная палитра библиотечного дизайна в исполнении Saatchi & Saatchi Russia тоже выбрана не случайно — они отсылают посетителей библиотек к стандартным черно-белым книжным страницам.
Началось — племенами сходились
Все земные народы — ростки,
Кочевали по прериям — выли
Звери дикие, выплюнув — рык.
И деревья шептались невинно,
Словно прятались тайно от ссор,
И у рек их шершавые спины
Гладил молча отверженный вор.
Или рыцарь, бежавший от мира
Вольнодумных глупцов и их слуг,
Точно в кронах скрипучих и сильных
Он дышать и геройствовать мог.
Уста полные жизни: жаждущие, устремлённые, ищущие. Им бы впиваться с нежностью в губы любимой. Им бы целовать своего малыша, растворяясь в любви к нему. Но уста эти принадлежат юноше, идущему на фронт, спешащему заслонить от беды своих любимых.
Есть в этом что-то равно страшное и прекрасное — разрывающее душу надвое. Страшное, потому что может не исполнится должное, самое важное, ради чего живут. Словно птицу на взлёте кто-то остановил, перекрыв путь в небо.
Но война не в силах прервать полёт, лишь траектория пути нуждается в коррекции. Рискующий собой во имя спасения других — даже чужих, незнакомых и чуждых — он прокладывает путь в небо на фронтах судьбы.
VIII
Мне показалось, что люди нередко ошибаются, требуя уважения к своим правам, Я озабочен правами Господа в человеке и любого нищего, если он не преувеличивает собственной значимости, чту как Его посланца.
Но я не признаю прав самого нищего, прав его гнойников и калечества, чтимых нищим как божество.
Я не видел ничего грязнее городской окраины на склоне холма, она сползала к морю, как нечистоты. Из дверей на узкие улочки влажными клубами выползало смрадное дыхание домов. Человеческое отребье вылезало из вонючих нор и без гнева и обиды, грязно, сипло перекорялось, как будто хлюпала и лопалась пузырями болотная жижа.
Я вгляделся в хохочущих до слез, вытиравших глаза грязными лохмотьями прокаженных, — они были низки, и ничего больше. Они были довольны собственной низостью.
Первым лауреатом стала российская поэтесса, писательница и драматург Лариса Васильева
В итальянском городе Таормина вручили Международную поэтическую премию имени Анны Ахматовой, учрежденную мэрией города при поддержке генконсульства РФ. Первым лауреатом стала российская поэтесса, писательница и драматург Лариса Васильева.
Как корреспонденту ИТАР-ТАСС пояснил Владимир Коротков, генеральный консул РФ, эта награда призвана напомнить о международной литературной премии «Этна-Таормина». «Ее была удостоена сама Анна Андреевна ровно 50 лет назад — в 1964 году», — напомнил дипломат. В жюри вошли доцент Университета Гетеборга Энрико Тиоццо, известный искусствовед Витторио Сгарби, обозреватель газеты La Sicilia Тони Дзермо.
