Омилия

Нас покидают пастыри... Заслуженно?
Кто — поездом, а кто — на небеса...
Прокурена душа в нас, дух простуженный...
И бросить бы и вылечиться нужно нам,
Да всё не смеем... Чьи-то голоса,
Поскрипывая, учат уму-разуму...
Не к месту, не ко времени — чужды
Они нам, но боимся спорить сразу мы,
Молчим и верим правде одноразовой,
И мечемся — от «любо» до вражды.
А пастыри... Кто нам еще достанется,
Обобранным, обманутым, больным?
Кто на пути нам встретится, чья палица
Укажет направление, «Quo vadis» нам

Жизнеописание игумении Севского девичьего монастыря Магдалины (Пономаревой), духовной дочери преподобных Льва и Макария Оптинских

Публикуется со значительными сокращениями

Будущая настоятельница Севской обители родилась в 1788 году, в городе Обаяне Курской губернии, в благочестивой семье Агафона и Кристины Пономаревых, и в Крещении наречена была Марией в честь святой равноапостольной Марии Магдалины. «Бог, посещающий святых Своих скорбями и болезнями, — говорится в жизнеописании, составленном ближайшими сподвижницами матушки, — чтобы, подобно злату в горниле, очистить и приготовить души их к будущей славе, избрал и юную эту отроковицу, с самого нежного детства, на путь узкий и прискорбный, предвидя, что явится в ней впоследствии великая сила благодати»[1].

Заметка о поездке в Болгарию написана год назад по заданию приходской газеты. Возможно, сейчас, в сезон отпусков, этот материал и фотографии будут интересны.

Этим летом наша семья провела отпуск в Болгарии. А поскольку мы большие непоседы, наш отдых превратился в увлекательное автопутешествие. Очень хотелось прикоснуться к истории, почувствовать местный колорит этой солнечной страны и, конечно, увидеть древние болгарские храмы. Пожалуй, самое яркое впечатление оставили города-музеи. Такие, как, например, Несебр. Узенькие, вымощенные камнем, улочки, аккуратные двухэтажные домики с красными черепичными крышами и яркими разноцветными геранями на окнах, парящие в небесах белокрылые чайки, — всё это нам, жителям мегаполиса, казалось нереальным и сказочным, настоящим путешествием во времени.

Я знаю все сказки и тайны твои,
Про лунность в ладонях и страх,
Но луны тут спали, и ветер был тих,
И таяла тьма на плечах.

Я знаю, как плачешь в подушку порой,
И звезды считаешь за дни,
И снова кроишь обветшавший покрой
Сует, что в прихожей — одни.

И кажется глупым наш будничный труд,
И веры непонятый стук,
Когда по оконным проемам стекут
Дождями — изгибами рук

Хочешь, разбей любовь,
Только она — из света
Выкроет сердца кровь
Жаром земного лета.

Хочешь, сожги мосты,
Только у мира — дали
Вписаны в утра стынь,
Точно огня не знали.

Хочешь, забудь слова —
Выплывут раной мира,
Выправит киноварь
Память живою лирой.

Вечерний Стокгольм погружался в сон. Пустели улицы, в домах один за другим гасли огни. Однако в окнах одного из особняков на Страндвегене продолжал гореть яркий свет, словно те, кто жил там, стремились задержать наступление ночи. Ведь именно в это время к людям чаще всего является та незваная гостья, для которой открыта даже наглухо запертая дверей, и встречи с которой боится, но не может избежать все живое...

Вот и сейчас она уже была здесь, в ярко освещенной просторной комнате дома на Страндвегене, где расставалась с жизнью древняя старуха по имени Пелагея. А возле широкой кровати с резными дубовыми столбиками по сторонам стоял на коленях сын умирающей — седовласый герр Петер Юхансен, хозяин крупной шведской фирмы по торговле лесом и целлюлозой, шепча по-русски: «Господи, помилуй...помилуй ее». И сыновняя молитва сливалась с лепетом умирающей матери:

Советский режим владычествовал 74 года не только в России, но и на огромной части планеты, где власть захватили большевики. Владычествовал не только благодаря контролю над армией, не только благодаря сотням тысяч чекистов, не только благодаря массовому террору. В руках режима было гораздо более мощное оружие.

Монополия информации

Тоталитарное государство решало: что и в какой форме должен знать советский человек. И что ему знать не следует. В условиях государственного капитализма, который режим называл «социализмом», это было несложно, хотя и трудоемко. Контроль на всех уровнях общества и постоянное наказание ослушников — задача не из легких. Но на том уровне развития средств массовой коммуникации это было возможно. Последствия десятилетий тотальной промывки мозгов советских людей сказываются до сих пор.

Эту ночь не допивая,
Просыпаясь раньше света,
Я стою едва живая,
Повторяя: "Что же это?"

День грядущий не известен,
Яркий фантик не  изучен.
Я плыву в потоке песней
Где-то у ночных излучин.

Без оглядки,без возврата
Все едва и еле-еле
Я ни в чем не виновата
В это пятый  день недели.

Среди темных грозных полчищ
Только шаг и будет худо.
Прикоснись к руке и молча
Уведи меня отсюда.

Почему Бог не дал человеку крыльев
Притча преподобного Силуана Афонского

Один охотник еле взобрался на гору за зверем. Присев от усталости, он увидел стаю птиц и подумал: «Почему Бог не дал человеку крыльев?»

Шёл мимо отшельник и, узнав мысли охотника, сказал:

— Думаешь, отчего Бог не дал тебе крыльев? Но если дать их тебе, будешь недоволен и скажешь: «Почему я не Ангел?».

Став Ангелом, скажешь: «Почему Бог не дал мне управлять Небом?»

Вы,
     кому миксер фашистский взъерошил мозги,
     чья нацистская самость раздулась, как жаба,
     кому братья и сёстры по крови – враги,
     кто бессовестно лжёт, разжигая майдаунский шабаш,
     кто за страсти Содома отвергнул Христа,
     кто лишь каинами называться достойны,
Вы – мертвы, и живыми вовек вам не стать!
……………………………………………………………
Если только с Креста, вопия ко Христу, как Разбойник.

Что-то шепчут мне деревья,
Водят травы хоровод,
Дуб задумчивый и древний
На пустой глядит завод.

Я молитву прочитаю.
Мира, Господи, прошу.
В небе облако растает –
Вслед ему рукой машу.

Воскресенье. Утро. Лето.
Неспокойно на душе.
И тревожит мысль поэта,
Что стоим мы на меже.