Омилия

Юнна Мориц

Юнна Мориц кратко о себе

Голыми цифрами дат, как правило, заколочены главные обстоятельства.

Родилась 2 июня 1937 года в Киеве. У отца было двойное высшее образование: инженерное и юридическое, он работал инженером на транспортных ветках. Мать закончила гимназию до революции, давала уроки французского, математики, работала на художественных промыслах, медсестрой в госпитале и кем придётся, даже дровосеком.

В год моего рождения арестовали отца по клеветническому доносу, через несколько пыточных месяцев сочли его невиновным, он вернулся, но стал быстро слепнуть. Слепота моего отца оказала чрезвычайное влияние на развитие моего внутреннего зрения.

В 1941–45 годах мать, отец, старшая сестра и я жили в Челябинске, отец работал на военном заводе.

В 1954 году я закончила школу в Киеве и поступила на заочное отделение филологического факультета.

Сердцеписание

Поэзия

ОТ РОЖДЕСТВА ДО ПАСХИ

Холодным воздухом дышу,
канон в глуши лесной читаю,
слезами радости рыдаю,
каноном Пасхи я дышу.

И почему-то радость Пасхи
сильней пронзает, чем печаль.
Не за горами уж январь
и Рождество, и снег, и святки.

Рождение Христа — исток,
в котором смысл душа находит.
Звезда над яслями восходит.
А Воскресение — итог!

Вот почему держу свечу,
один в лесной глуши рыдаю.
Ответ на все вопросы знаю:
Христос Воскресе, — я шепчу.

Афон 26.12.2010

А.А.Потехин и Кинешма. Театральная и общественная деятельность. Конфликт с Островским

Известность Алексея Антиповича, как знатока русской сцены, с годами настолько упрочилась, что в 1882 году он назначается управляющим драматическими трупами Александринского и Малого театров, чему много содействовал А. Н. Островский.

В то время на императорской сцене господствовали весьма своеобразные обычаи. По свидетельству современников, талантливые русские артисты должны были петь и «кривляться» в развлекательных представлениях, вроде «Мадам Анго», «Прекрасная Елена», «Чайный цветок»… Получали артисты так называемые «разовые», то есть вознаграждение по спектаклям. Кроме того, артисты выходили на вызовы и кланялись публике, а в режиссерском журнале все отмечалось: кого сколько раз вызывали, соответственно чему делались прибавки к жалованию.

Мелодия совести

Поэзия

Мелодия у совести печальна…
Когда же совесть горько влюблена,
Быть реквиемом в жизни изначально
Она торжественно обречена.
А жаждется канкана, менуэта
И шлягером в мирской ажур лететь,
Стать музой популярного поэта
И вместе, однодневно, умереть.
Но реквием всегда звучит прощально,
Добро лишь в сказках побеждает зло:
Невесть кому в сей жизни повезло…
Мелодия у совести печальна…

Прошли вишнёвые метели…

Поэзия

Прошли вишнёвые метели,
И абрикосы отцвели,
Тюльпаны тихо отгорели,
Склонив короны до земли.

Я отрываюсь от экрана
И завожу будильник свой,
Чтоб утром встать с восходом, рано
И видеть, слышать мир другой:

Разноголосие пернатых
В рассветной тишине двора.
Как чисто всё ещё и свято,
В шумливом городе с утра.
2011

Поэт о критике (Марина Цветаева)

Марина Цветаева

Souvienne vous de celuy a qui comme on demandoit a quoi faire il se peinoit
si fort en un art qui ne pouvait venir a la cognoissance de guere des gens, —
«J’en ay assez de peu», repondit-il. «J’en au assez d’un. J’en ay assez de pas un» (Montaigne)

Вспомните того человека, которого спросили, зачем он так усердствует
в своем искусстве, которое никто не может понять. «С меня довольно немногих, —
ответил он — С меня довольно одного. С меня довольно и ни одного» Монтень (фр).

I
Не может быть критиком…

Первая обязанность стихотворного критика — не писать самому плохих стихов. По крайней мере — не печатать.

Как я могу верить голосу, предположим N, не видящего посредственности собственных стихов? Первая добродетель критика — зрячесть. Этот, не только раз — пишет, а раз печатает — слеп! Но можно быть слепым на свое и зрячим на чужое. Бывали примеры. Хотя бы посредственная лирика громадного критика Сент-Бева. Но, во-первых, Сент-Бев писать перестал, то есть поступил по отношению к себе, поэту, именно как большой критик: оценив, осудил. Во-вторых, даже — пиши он дальше, Сент-Бева, слабого поэта, покрывает Сент-Бев, большой критик, вождь и пророк целого поколения. Стихи — слабость большого человека, не больше. В порядке слабости и в порядке исключения. Большому — чего не простишь!

О, как же истина проста

Поэзия

О, как же истина проста:
Я – сирота.

О, как конец для всех нас прост –
Болезнь, погост.

О, как я Бога не боюсь
И пасть стремлюсь.

О, как друзья мои верны –
До желтизны.

О, как и сам я верен им –
Как лику грим.

О, как любимую люблю –
Столпом стою.

О, как радушием полны
Мы со спины.

О, как же радует порой,
Что Бог – Живой.

Русская литература в эмиграции (Михаил Дунаев)

Михаил Дунаев

Они оказались там — среди несбывшихся надежд, в равнодушии окружающего мира, которому собственная суета и суетность застилали глаза. Они обрели страшный опыт, но сами: все ли осмыслили ли его здраво и жёстко?

Многие из них, в собственной душевной слепоте, немало постарались, чтобы та катастрофа произошла неминуемо. Когда-то они подменили духовность душевностью, даже не подозревая о том, и тем лишили себя возможности противостать бесовской стихии. Некоторые из них и сами заигрывали с бесами, отказываясь понимать весь страшный смысл таких игр.

Теперь, получивши возможность осмыслить исполнившееся, что вынесли они из своего потрясения?

Одним из ведущих литераторов в русской эмиграции был Д.С. Мережковский. И здесь он продолжает развивать свои любимые идеи. Вначале пишет исторические романы «Тутанкамон на Крите» (1925), «Мессия» (1927), одновременно предаётся отчасти художественным, отчасти философским, отчасти профетическим исследованиям истории. Он углубляется в далёкое прошлое (подальше от настоящего?), в древний Египет, в вавилонские временные дебри («Тайна Трёх. Египет и Вавилон»; 1923), выискивая там следы и приметы единого религиозного мифа. Потом пытается проникнуть в доисторические времена («Тайна Запада. Атлантида — Европа»; 1930) — и там отыскивает истоки того же, сопоставляя гибель Атлантиды с близкой гибелью Европы: в рамках концепции о трёх эпохах в религиозной истории человечества (время Отца, время Сына, время Духа).

Размышления о расцерковлении

Религия

Мне хотелось бы обозначить проблему, которая, на мой взгляд, определяет несколько важных и, казалось бы, разноплановых явлений. Явления эти следующие.

Первое — отрицательное отношение к нашей Церкви многих искренних, нравственных, мыслящих людей. Это отрицательное отношение не уменьшилось, а, пожалуй, только увеличилось в последнее время.

Стало быть, второе явление, которое придётся затронуть — это наши миссионерские усилия, которое вовсе не тормозят этот процесс.

И третье — вещь, так сказать, «обратная» миссии: «расцерковление», разочарование в Церкви и отход от неё достаточно большого количества людей — и особенно молодых людей, получивших церковное воспитание в своих семьях. Давайте рассмотрим всё это по порядку.

Тупик

Поэзия

Я не умею то, чего не знаю,
И знаю то, чего я не хочу.
И, видит Бог, ведёт порой кривая,
Я с ней не соглашаюсь, но молчу.

И дорого обходится молчанье,
Играет мной чужой и пришлый дух,
Назойливый, как тополиный пух,
Стараясь воплотить мои желанья:
В уме боюсь сказать, не то, что вслух.

Как любит мир публичные рыданья
На камеру, а дальше зол и глух.
Посмейся над ещё одним признаньем…
2011

Он показывал мне, как сочинять стихи (Юнна Мориц)

Юнна Мориц

Из цикла «Рассказы о чудесном»

Это был изумительный мальчик лет семи или даже младше. Он с мамой приехал в Крым на несколько дней, перед отъездом в Москву и далее — в Париж, где жили его отец и старший брат.

Мама ушла прощаться к знакомым, и мальчик со мной остался до вечера. Сперва мы купались в море, потом хохотали, потом обедали, опять хохотали, потом говорили о жизни, опять хохотали — и вдруг он спросил:

— Вы никому не расскажете?..

— Нет, — говорю. — А что?

— Ну, тогда я вам покажу, как сочинять стихи.

Быть поэтессой в России труднее, чем быть поэтом (Юнна Мориц)

Юнна Мориц

Нечто вроде предисловия

Мое эссе «Быть поэтессой в России» вышло в свет в мае 1976 года в Варшаве, в журнале «Литература на свете», в переводе на польский язык. До этого в Москве и в Петербурге, тогдашнем Ленинграде, прочли его многие, а некоторые из этих многих совершили ряд абсолютно безуспешных попыток напечатать его в толстых и в тощих журналах. С тех времен у меня сохранилась записка с перепиской двух начальников одного почтенного литиздания. Начальник поменьше — начальнику побольше: «Снять переборы в характеристиках Ахматовой и Цветаевой, вообще сделать это «полегче»… Если Вы одобрите это в принципе, в основе — мы «дожмем». Но начальник побольше — начальнику поменьше: «Побойтесь бога. Смотри текст — куда зовет». Это были хорошие люди, они побоялись Бога и не дожали в основе. С тех пор пролетело более двадцати лет, ежегодно у меня было не менее пяти авторских вечеров, так что не менее сотни раз я читала самые, на мой взгляд, интересные фрагменты из этого эссе в Москве, Ленинграде, в других городах России и зарубежья, — не считая опубликованных интервью и печатных бесед, где было много цитат из этого текста. И мне казалось, что он уже как бы и напечатан. К счастью, на днях мое заблуждение вдруг рассеялось. Это — первая публикация на русском языке моего «крамольного эссе», содеянного в 1975 году.

Быть поэтессой в России труднее, чем быть поэтом

Прав Лорка: древнее могущество капли, которая веками долбит камень, вырубая в недрах горы сталактитовую пещеру, ворота для воздуха, света, вольного эха, — сверхъестественней, чем дружная сила гигантов, которые справятся с этим заданием гораздо быстрей, веселей, триумфальней.

А теперь — безо всяких преувеличений, намеков, иносказаний. Слушайте, что за дивное диво я вам расскажу…

Жизнь моя - это только канва...

Поэзия

Жизнь моя - это только канва:
Срок отпущенный, время рожденья
И добытые мной пораженья,
И победы, и то, что жива.
Только в этом подвластна судьбе.
Но в ином ее мудрость и сила.
Испытанья приняв как перила,
Удержаться на трудной тропе.
Жития ночь, где боли - без меры,
Прохожу, как назначил Господь.
Чтоб дыханьем молитвы и веры
В Божий хлеб свое сердце смолоть.
Знаю: время пришло. Мне пора.
Все слышней тихий голос Вселенной.
Вырываюсь из вязкого плена
Под защитные токи добра.

Жизнь

Поэзия

Жизнь — как зал картинной галереи:
Натюрморт, пейзаж, портрет, портрет,
Моды вскрик, отжившие ливреи,
И на всём — давно угасший свет...
В храм войдёшь: немеркнущие лики,
А в глазах святых — святой покой,
Словно в жизни мрачной света блики
Знамения крестного рукой.

Вкусный властелин

Проза для детей

На самой окраине земли, в суровой Антарктиде, владычествовал злой-презлой Айсберг с помощью своих верных слуг: жестоких морозов, свирепых ветров и безжалостных вьюг. Ни птица не пролетала, ни зверь не пробегал, ни деревце не произрастало в этом белом ледяном безмолвии. Лишь теснились вокруг мрачные ледяные утёсы — подданные могущественного Айсберга.
Единственными живыми существами тут были робкие молчаливые пингвины, одетые в одинаковые тёмные фраки. Давным-давно, еще в незапамятные времена, прилетели они вольными птицами на эту бесприютную землю, но злой властелин обморозил их крылья. Ходят они теперь строем, друг за другом, — так повелел Айсберг. Только одно развлечение им позволено — молча скатываться с высокого ледяного берега в воду.

Жизнь слова. Поль Клодель (Б. Шлецер)

Статьи