Из цикла «Рассказы о чудесном»
Это был изумительный мальчик лет семи или даже младше. Он с мамой приехал в Крым на несколько дней, перед отъездом в Москву и далее — в Париж, где жили его отец и старший брат.
Мама ушла прощаться к знакомым, и мальчик со мной остался до вечера. Сперва мы купались в море, потом хохотали, потом обедали, опять хохотали, потом говорили о жизни, опять хохотали — и вдруг он спросил:
— Вы никому не расскажете?..
— Нет, — говорю. — А что?
— Ну, тогда я вам покажу, как сочинять стихи.
Положил он кренделем свои загорелые лапы на стол, голову — на лапы, но не вниз лицом, а так, чтобы можно было подглядывать… Глаза свои синие закатил — и завелась в нем
Суть поэмы была в том, что командир шел по улице, а свинья стояла на балконе и смотрела, ей было грустно, свинья рухнула вниз — «и провалилась в командира».
«Свинья упала в командира
и провалилась в командира»
Потом свинья влюбилась в командира, он шел по улице, и эта же свинья впервые увидала командира. Они отправились в «Продукты», а там в «Продуктах» стояли зарезанные свиньи. Глазами видя эту страшность, «свинья распалась, как конструктор, свинья распалась, как конструктор, свинья распалась, как конструктор!..»
Но поэма не кончалась на этом, она брала разгон с любого места, где появлялся командир. Там
Часа через полтора он сказал:
— Ну все!
Промычал гавайскую музыку, поднял голову и спросит:
— Ну как?
Я сказала ему откровенно, что думала: —
Он ответил:
— Я могу это делать, когда захочу.
Еще бы!.. У меня в этом не было ни малейших сомнений.
Мы снова купались, потом хохотали, сходили на ужин, опять хохотали, потом на звезды пошли смотреть, — он уселся на пляже за деревянный столик и опять показал мне, как сочинять стихи. Это была поэма про улицу, где руки ходят отдельно, а ноги — отдельно, случайно они иногда встречаются и пожимают друг друга. Руки идут с работы и несут авоськи с ногами, все время они влипают в
Когда мама за ним пришла, он заплакал и не хотел уходить. Я сказала ему: — Не плачь, теперь мы будем видеться часто.
— Никогда, никогда! — сказал он, глотая слезы. — Я теперь уезжаю на целую жизнь!
Потом я так часто жалела, что не включила тогда диктофон (не было!) и не смогла записать на пленку невероятно, неописуемо великолепные стихи этого мальчика. Он теперь — я не знаю где… Лет, примерно, ему восемнадцать. Но где бы и чем бы теперь он ни занимался, такой божественный дар не мог исчезнуть бесследно — это исключено.
Я часто хожу, напевая его бессмертные строки: «свинья упала в командира, и провалилась в командира… свинья распалась, как конструктор!»
А был ли мальчик?.. Был. Мальчик был сыном моей красивой литинститутской подруги Иры Емельяновой, которая совсем молоденькой девушкой попала в тюрьму и в лагерь — «за Пастернака», а также был этот мальчик внуком ее матери, Ольги Всеволодовны Ивинской, последней любви Пастернака, чью последнюю любовь посадили в тюрьму и в лагерь вместе с молоденькой дочерью.
Господи, пошли мне спокойствие духа, чтобы принять то, что я не могу изменить, бодрость духа, чтобы изменить то, что могу, и мудрость, чтоб отличать одно от другого, — кажется, так переводится на русский с английского текст, висевший над рукомойником одной из заморских мансард.
Теперь мы — в такой поэме, где «широка страна моя родная» распалась, как конструктор и провалилась в разных командиров.
Комментарии
Актуально по-моему
Александр, 14/08/2012 - 00:26
Юнна Мориц
Ж И Р Т Р Е С Т
Ожирение вранья,
Ожирение ворья,
Дух победы жировой,
Жир казнилки мировой,
Судей жир и палачей,
Ожиревший казначей,
Гений времени и места –
Гегемония Жиртреста,
Бомбократии жирня,
Всем даёт она ремня,
Зная, лить в какое место
Жир "гражданского протеста",-
Вот какая чертовня!..
Ожерелье бомбократий
Ожирело и течёт
Жиром тех мероприятий,
Где награда и почёт
Ожиревшим бомбовозам,
Жирным войнам и угрозам
Бомбократить хоть кого –
Ради жира своего!
Гений времени и места –
Гегемония Жиртреста,
Озверелая жирня,
Ожирение вранья.
Беспощадный, жадный жир
Мозговых извилин, жил,
Ожирение долгов,
Окон, стен и потолков,
Жир свободы – пожирней
Разбомбить "плохих парней" !
И такой свободы жир
Пьёт свободы пассажир.
Гений времени и места –
Гегемония Жиртреста.
Выйди, Гоголь, в знак протеста,
Соверши переворот,-
Гоголь трубку не берёт!