Омилия

Пришел мужик в храм, видит длинная очередь стоит.

— Куда? — Спрашивает.

— Да к священнику, грехи свои отдать, чтобы к Богу пропуск получить.

«Вот еще, — думает мужик, — какому-то священнику о своих проделках рассказывать. Он что, не мужик, что ли. У него, небось, грехов побольше моих. Нет, я обойдусь без посредников, прямо Богу все поведаю».

Мы все болеем: каждый в свою меру.
Один - простудой, второй - головой,
третий - гордыней, гневом, маловерьем,
четвёртый - ленью, пятый же - тоской.

Мы все больны, истощены хандрою,
бывает, что недугов весь букет,
и оттого так хочется порою
больничный взять на много-много лет.

Да вот беда: болезнь не излечима
примочками, микстурой или сном.
Одно лекарство здесь необходимо:
жизнь изменить - но мы кричим: "Потом!"

«Мама, Вы идете ужинать?» - такое обращение к матери теперь можно услышать разве что в старых фильмах или иногда еще из уст наших родителей, обращающихся таким образом к нашим бабушкам. Но не только обращение на Вы ушло из речи молодого поколения: уходит постепенно и уважение к родителям. Иностранцы, приезжая к нам, обычно восхищаются нашей гостеприимностью, простотой и царящим взаимопониманием и любовью в больших семьях. Какой же срам и позор слышать из уст своих соотечественников: «У них, за границей, хорошо - отдельно от родителей почти с юности живут, да и общаются редко. Хорошая традиция, вот бы и у нас так». Безумцы! То, о чем так часто и искренне сожалеют многие иностранцы, нами возведено в идеал!

 Головастик

Маленький мокрый Комарик вылез из куколки-колыбельки, огляделся и сел обсыхать на лист незабудки. Какая красота: сверху — голубое небо, вокруг — зеленый лес, внизу — темная гладь родного пруда. Ой, а что это там за черный шарик с хвостиком плавает?

— Ты кто, — спросил Комарик.

— Я Головастик. А ты?

— А я Комарик. Давай дружить.

— Давай! Прыгай сюда, поплаваем наперегонки.

— Не умею я плавать.

— Ха! Плавать он не умеет! Это же так легко! А что ты тогда вообще умеешь?

Помолись за меня в храме,
Пред иконой затепли свечку,
Чтобы спал с души моей камень,
И любили друг друга вечно!

Знаю трудностей будет много,
Только были бы мы вместе,
Попроси еще ты у Бога,
Без предательства чтоб и лести!

Он услышит твои прошения,
Умиленным и нежным взором,
Взглянет Он на Свое творение,
Не обидит отказом, укором!

Сквозь мелкое сито просею я снег,
Он ляжет тихонько, порадует всех –
И маму, и папу, и бабушку,
Лошадку, ворону и даже корову.
Я думаю, точно понравится
Пройтись всем по этому бархатцу,
Пройтись, пробежаться, оставить следы
Уверен, захочешь и ты!

Что такое – весна?
Возвышение и возвращенье.
Возвращение дня,
Возвышение света над тенью,
Возвышенье цветов
Над землею, лучами залитой,
Возвращение солнца
Из зимних скитаний к зениту,
Возвращенье скворцов,
Их мятежные, нежные скрипки…

Купаясь в свете и тепле,
вдыхая запах трав,
растёт ромашка в тишине,
вдали от всех забав.

Любуясь чудом, над цветком
жужжит, кружась, пчела,-
целуя золотистый взор,
берёт она нектар.
«Лети со мной!
        Ты так мила! – ей шепчет. –
Крылышки свои расправь –
                                 и ввысь!
                                             Пора!»

Распустился нежностью цветок,
Маленький подснежник на проталине,
Тянет к солнцу каждый лепесток
Хрупкое, небесное создание.

Прорасти в холодный мир людей
Силою, дарованною свыше,
Среди зла, обмана и скорбей
Чистотой  цветок весенний дышит.

Ветру, непогоде вопреки,
Не страшась быть сорванным напрасно,
Распустил подснежник лепестки,
Понимая, жизнь в любви – прекрасна!

Возьмите в руки акварель –
У Вас получится апрель,
Такой веселый, теплый, быстрый,
Спешащий в лес по тропкам мшистым,
Под снегом тонким и искристым
Хранящий первые цветы!

Вот и март наступил, но зимой еще пахнет весна,
Вот и март наступил, и за солнцем бежит детвора,
Вот и март наступил, и снежок акварелью течет,
Вот и март наступил, и синичка вприпрыжку поет:
«Вот и март наступил!»

Лиловый колокольчик
                           качнулся в тишине –
и тонкой паутинкой
                          взметнулся звон ко мне…
Прохладная тропинка
                                 меня манила вдаль:
за листьями резными глубокая печаль.
Лесная незабудка
                          на дне печали спит
и, тихо улыбаясь,
                             неведомое зрит…
Внутри лесного царства

Он лежал так одиноко,
Так бесчувственно-устало.
Одеяло, сникши с бока,
Нá пол комнаты упало.

Было больно, было душно,
Пред грядущим было страшно.
Ничего уже не нужно,
Ничего уже не важно.

В лёгком платьице  из жёлтых  вербочек,
Накинув   пролесков синий шарф,
Весна  -  веснущатая хрупкая девочка,
Вступает в звонкий, прозрачный  март,

Несмело шагает лесною тропкою
По прелым  листьям  ушедших лет…
И вдруг находит из солнца сотканный
Весёлой ветреницы букет!

Такой нежданный, такой загадочный,
Как дар далёких, иных земель…
Она поднимает его, и радостно
Как юный ангел, летит в апрель.

…Багрянец  мулеты  колышется в воздухе зыбком,  
Смельчак-матадор  на арену выходит с улыбкой.
И яростный бык,  на губах растирающий пену,
Как  демон свирепый  влетает в объятья  арены.
С ним надо сразиться в бою, а не в споре-беседе,
Он непобедим, беспощаден, уверен в победе,
Глядит на тореро, на хрупкую стать человека,
Как будто пред ним не противник, а  жалкий калека –
С ничтожным таким  даже как-то неловко бороться…
И  бык убеждён, что арена за ним остаётся!
И  вот он рванулся, помчался вперёд, как комета,
Он, точно, ударит  проклятую эту  мулету,
И, кажется, торо спасти может только лишь чудо,
И кажется – жить ему, бедному, меньше секунды…
Но он увернулся!
Быка обогнув молодецки,
Он острую шпагу вонзил ему в самое сердце!
И   вскрикнули люди, и, словно бы  вздрогнуло время,
Поверженный бык опустился безмолвно на землю…

Двадцать восьмое число,
двадцать восьмое...
Ветер стучится в окно,
плачет и воет.
Ветер кричит и поёт,
рвёт с петель ставни.
Время бежит - не идёт -
снег уже тает.

Двадцать восьмое число,
двадцать восьмое...
Что-то бесследно ушло
с этой зимою,
как мандариновый вкус,
запах корицы
в ночь, когда где-то Иисус
только родился....

Сложно представить себе человека в современном мире, которому не хотелось бы перемен. Этого неповторимого ощущения новизны, как глотка свежего воздуха, требует наша душа. И человек, вращающийся в колесе жизни в бесконечном поиске перемен, ищет и ждёт, хватается за малейшую возможность и снова ищет — перемен.

И счастья миг рождает жажду,
И не напиться впрок любви,
В плену страстей, как в клетке вражьей,
ТишИ желанен строгий вид.

Покой искомый - он присниться,
Когда на миг  расцветит бурь
Вражду лихую, ну а  лица
Всегда похожи на  судьбу.

В стальных тисках тоски душа немеет,
молчит и глохнет.
Все внутри ржавеет
и, сжавшись в камень, не воспринимает
ничто извне.
Чертополохом прорастает
в ней боль. На всем, чего коснешься,
следы когтей,
предательством заточенных.