Бывают в жизни дни порою,
Когда желаем мы уйти
И быть наедине с собою,
Чтобы Тебя вновь обрести.
Бывают в жизни и мгновенья,
Когда среди толпы чужой,
Мы вдруг увидим отражение,
В каждом лице-Лик Твой.
Но и пора уединенья,
И времена единства душ,
Нас учат одному-смирению,
К одной любви они ведут.
Заметки в дневнике после чтения святых отцов
Бог возжелал,
чтобы мир был создан
в законах Любви и Гармонии.
А нарушая эти законы,
мы раним себя грехом.
Грех – семенами болезни и смерти
несёт в наши души страдание.
Совесть, тревожа,
голосом Божьим напоминает о том.
Вот он стоит и ждёт чего-то,
А мы всё счастья ждём,
Стоим.
И что нам до того, что кто-то
Давно принёс то, что хотим.
Мы в злобе и тупой печали
Во всём Создателя виним,
Не дали нам всего в начале,
Но дали то, о чём кричим:
За что-о-о?! - кричим,
За что нам это?!
За что нам это -
По-мол-чим!
Да не судимы будем в этом,
Пока есть время,
Постоим!
Ветка живая на дороге
Не проронила ни слова,
Её тело сковал мороз,
Ей не до слёз.
В ней есть любовь, и печаль, и сила,
След от острого ножа.
Она хранит в себе вещие сны.
Великий Пост - время позаботиться о своей душе.
Постный день на поляне подраненной птицею шепчется.
Чей-то голос витает с немою мольбой у виска.
А душа над крестами могильными плачет и мечется.
Просит с болью, обидой, надеждой любви и поста.
Напоите прекрасными, синими, чистыми зорями
Эту ризу разлуки, надежды, тоски, пустоты,
Чтобы Вы никогда уже с Господом больше не спорили.,
А пришли бы с молитвой, упали, сказали:” Прости.“
Мы уходим за горизонт, нарисованный жёлтыми красками,
Где парят облака, нас окутав в туманный покой,
Там уже не дивит солнце в бликах и тайными плясками,
А душа замирает, оставаясь всегда молодой.
Безвозвратный закат, сном глубоким уснёт неприкаянно,
Ангел тихо коснётся крылом ожидавшей земли,
Лишь душа навсегда будет жить в этих строчках отчаянно,
Благодарно даря, вам навеки признанья в любви.
Как тяжело расти до счастья,
Но не того, что впопыхах
На оголенных ветках страсти
Развесит мира глупый страх.
А до небесного, с капелью,
Где колокольный перезвон
Всю горечь злую перемелет,
Собрав любовь со всех сторон.
Дала милосердие голубям хлебных крошек. Налетели голубки, клюют. Потеряли бдительность и не видят, что из-за кустов глаза кошачьи блестят: кошка к прыжку готовится. Увидела это милосердие, и первая набросилась на голубей: кыш…ш…ш
Все началось, как обычно — с телефонного звонка.
— Алло, Нина Сергеевна! — послышался в трубке знакомый голос отца Александра. — А у меня к Вам дело…
По правде сказать, Нине Сергеевне совершенно не хотелось разговаривать с отцом Александром. В самом деле — что за бестактность — вспоминать о человеке лишь тогда, когда в нем возникла надобность? Ведь пошел уже третий месяц как с тех пор, как новый Владыка Михайловский и Наволоцкий, епископ Михаил перевел отца Александра с его отдаленного прихода в Н-ском лесопункте в Успенскую церковь, стоявшую на окраине города Михайловска, посреди старого кладбища. Причем не просто перевел, а назначил тамошним настоятелем, вместо отца Богдана Л-цкого, подавшегося в одну из южных епархий к своему земляку, тамошнему Владыке Игнатию. Да, с тех пор пошел уже третий месяц.
Паисию Святогорцу
Бог дал нам разум,
чтобы мы размышляли,
искали смысл жизни
и приближались к истине.
Чтобы так и узнали
свою беззащитность,
ограниченность, слабость
и просто своё бессилие.
Все против всех...
Есть такой термин в медицине, немного устаревший. Означает он «избыточное развитие грануляций в краях ран наружных покровов тела в виде мясистых опухолевидных наростов» (Большой медицинский словарь). Так называемая грануляционная ткань, имеющая вид мясных сосочков, развивается и при хронических воспалениях тканей. Это опухолевый нарост, тканевый взрыв на теле. Можно сказать, что это взбесившееся мясо, забывшееся, самовлюблённое. То есть, дикое, не окультуренное: оно делает, что хочет, не соизмеряясь с общими законами жизни организма. Оно — само по себе и «плевать хотело» на то, что весь организм от его самоуправства страдает.
Маленькие человечки
мечтали о прекрасном,
Раскрашивая серость будней
в разные цвета.
Развешивая на окнах
закат на небе атласном,
Они закрывали двери,
чтоб мимо прошла беда.
Маленькие человечки
знали о жизни мало,
Просто они боялись,
И было время розовых очков,
Наивных, по-младенчески, мечтаний,
И не было адамовых оков –
До срока жизнь приберегала тайны.
Пришла пора, и спала пелена.
Реальный цвет жестоко очи ранил.
Душа была огнём опалена,
Вдыхая горький дым духовной брани.
Ю. Н. Вознесенской
Когда закат стучал в моё окно,
я открывала глаз его пошире,
даря распахнутости чудо — миру:
последний взгляд окна.
Когда судьба была ко мне жестока,
я шире открывала створки Богу —
цвела весна!
Когда в садах уже не пели птицы,
я продолжала на окно молиться —
лишь в окнах свет.
Когда во тьме мои глаза закрылись,
я поняла, все окна — только снились:
грядет рассвет...
У меня заболел сынишка:
Лоб горячий и сон тревожный.
В угол брошен любимый мишка,
И конструктор вдруг стал не нужен.
Я его на руках качаю,
Гоню страх свой молитвой к Богу,
Я сама заболеть желаю,
Лишь бы мой сынок был здоровым…
Так, наверно, все мамы на свете
Одного бы только хотели,
Чтобы их детишки и дети
Никогда, никогда не болели…
Весна, ты спишь? Проснись, проснись!
В капели чистой улыбнись!
Прими мой дар - созвучие строк,
И зашуми водами в срок,
В набухших почках дай росток,
Зефиром с птицами вернись!
В рассказе «Пламенная патриотка» писатель вспоминал: «Я был за границею три раза, из которых два раза проезжал «столбовою» русскою дорогою, прямо из Петербурга в Париж, а в третий, по обстоятельствам, сделал крюк и заехал в Вену». Эти «обстоятельства» — поездка летом 1884 года в Мариенбад, где писатель лечился целебными водами. История пребывания здесь нашего славного земляка достаточно показательна и заслуживает внимания.
Лескову был оказан самый тёплый, дружественный приём. Глубокое уважение к русскому автору проявили местные власти. «Немцы ко мне очень благосклонны, — делился он своими впечатлениями в письме к редактору «Исторического вестника» С.Н. Шубинскому, — так что даже заставили завидовать мне настоящих генералов, которых теперь много привалило из Франции.
Масштабом личности и мысли сравнить Алексея Лосева в советский период философии не с кем. Говорят о нем просто: «Глыба. Сфинкс. Тайный монах». Его спутница жизни и ученица Аза Тахо-Годи, автор культового для любого гуманитария учебника «Античная литература», рассказывает о том, каким был Алексей Федорович в жизни.
— Аза Алибековна, это правда, что Лосев был одним из прототипов булгаковского Мастера?
— Преувеличение. Речь идет, собственно говоря, не о самом Мастере, а о его знаменитой черной шапочке с буквой М. Лосев тоже носил черную шапочку. Многие считали, что это академическая традиция. Но это была монашеская скуфья, которую он надел после тайного пострига 3 июня 1929 года. У Булгакова был друг Павел Сергеевич Попов, университетский товарищ Алексея Федоровича. Попов курсировал между двумя этими полюсами — Булгаковым и Лосевым — и мог описать Михаилу Афанасьевичу лосевскую судьбу и облик.
НТ
Ты - полынь, ты дикая трава.
На периферии мирозданья,
Где больное детское сознанье
Балансировало у любви на грани,
Там побегами взросли твои слова.
Ты – полынь – упавшая звезда…
Иссушили гордое растенье
Горечь жизни, горечь негоренья…
Но стихи не станут скорбной тенью –
Слово остаётся навсегда!
Как-то приехала в небольшой городок, иду мимо церкви. Зазвонили колокола и такой красивый перезвон начался. Я даже остановилась, и передо мною две женщины остановились, заслушались. Одна и говорит:
- А Данилка –то как играет, как перезванивает! Динь - дзинь, динь - дзинь.
Я посмотрела наверх, на колокольню, но никакого Данилки там не было. Одна из женщин тоже не обнаружив на колокольне Данилки, спросила:
- Где ты, Дарья, Данилку увидела, по-моему, нашего звонаря Дмитрием зовут.
И Дарья рассказала давнишнюю историю. Мне тоже захотелось послушать, и я присоединилась к ним.
