Кому поверишь?

Кому ты поверишь? Кто видел воочью,
В ком кровь голосится твоя...
Кто страхом давился причудливой ночью,
Кошмар предрассветный пия...
А может поверишь пиаримой власти,
Пиарящим перьям, что в пух
Готовы разнесть человека — на части...
А может тому, кто потух,
Как ложная лампа — в оазисе мнимом
Под мирного неба зонтом,
Но время от времени прóйдется мимо —
Задев, будто мышка хвостом,
Словесною лентой, проблему востока
И, гневно руками суча,
Грозящему неким подобьем урока:
Что мол, метрономы стучат...

Кто первый в рай попадёт

«Кто первый в рай попадёт?» — такие мысли одолевают меня порою, когда я на вечерней молитве поминаю имена знакомых прихожан нашего прихода.

«Да, уж конечно, не ты!» — отвечает мне мой трезвый разум.

Конечно не я, а вот «Антошка», она возможно и окажется в первой тройке «призёров» от Господа.

Вообще-то её зовут Людмила, а фамилия у неё — Антонова. Но по любви, кличут, — и Людмилой, и Антошкой, и даже «балалайкой». А что? Балалайка — очень даже ничего инструмент — весёленький, хоть и простоватый, но сердцу русскому мил.

Лучший Дед Мороз

Дед Мороз с большим мешком
Постучался ночью в дом.
Только этот гость желанный
Вид имел довольно странный:

Борода и красный нос
Из бумаги — вот курьез!
Мамин шарф и рукавички,
Шубка красная — сестрички.

Судьба дырявеет

Судьба дырявеет
носками:
давно не штопала  —
учусь.
Пути, истоптанные снами,
я — ворочусь.
И тонкой ниткой незаметной
бесхитростно наметив суть,
прошью дорогу в зазеркалье
когда-нибудь.

Собака

Во двор настежь двери открою
И выйду навстречу туману.
Дворнягу поглажу рукою,
В глаза её добрые гляну.

Собака без слов понимает,
Как плохо порой человеку,
Как жизнь по частям добивает,
Что хочется броситься в реку…

А кто-то на верхнем балконе
Закурит, наверно, со скуки.
И будет лизать мне ладони
Дворняга с глазами разлуки.

Песчинка

Песчинкой, затерявшейся в мирах,
себя я ощущаю: мне близки
седой Эльбрус — Кавказа патриарх
и гобелен степи, где выткан скиф
истории затейливой рукой…
Меня несли потоки горных рек,
я тосковала в глубине морской,
но волей бури целовала брег.
И вновь забавой у семи ветров,
в потоках их дыхания, легко,
носилась меж бесчисленных миров,
как странник, забывающий покой.
Бледны далёкой родины черты —
ушла в спираль младенчества пора.
Порталы в вечность стали, как порты,
песчинке, затерявшейся в мирах.

Страницы