В твоих глазах вдруг вспыхнуло смятенье, —
Ты в женщине седой узнал меня.
Молниеносное преодоленье
Всей толщи лет до нынешнего дня.
Да, милый друг, не только ты стареешь, —
И мой покров сияньем звёзд отлит.
Воспоминая юность, сердце греешь,
И мной твой чистый образ не забыт.
Не измерить слезами
Смерти старых друзей.
Лишь разводишь руками
От таких новостей.
И не спишь до рассвета:
Это жизнь или сон?
Не находишь ответа,
Да и нужен ли он?
На замерзшие ступени
Ляжет вьюга января,
И сквозь мраморные тени
Свет мигнет от фонаря.
Нет следов, ступени гладки,
Молчаливое крыльцо.
Зря гадала я на святки,
На серебряно кольцо.
Не случится, что желанно,
Одиночество горчит,
Только сердце окаянно
Беспорядочно стучит.
Во Франции впервые опубликована рукопись романа Жюля Верна — «20 тысяч лье под водой».
Издательство «Сен Пер» может гордиться проделанной кропотливой работой — она получила высшую оценку покупателей.
Первый нумерованный тираж в 1 тыс. экземпляров, появившийся незадолго до новогодних праздников, был моментально раскуплен — в магазинах осталось лишь несколько книг в красивых синих футлярах ручной работы. И это несмотря на очень высокую цену — 190 евро за 500 страниц.
И пришлось же ему для этого попотеть! Очень уж воротить нос не приходилось. Он начал познавать человечество с ног. Он служил на побегушках в подозрительной маленькой гостинице и, несмотря на свой невинный вид, отлично знал все тайны девиц и их посетителей. И вот в один прекрасный день или прекрасный час ему подвернулся счастливый случай: к нему в руки попали компрометирующие бумаги, забытые только съехавшим постояльцем. В одну минуту он приблизительно определил их ценность, взвесил все шансы за и против и принял решение. Он догнал этого субъекта на вокзале, и там, с глазу на глаз, без лишних слов (никакого шантажа! Но тот, конечно, понял, что влопался и что лучше идти на мировую...), проезжий получил обратно свои бумаги, а за это обязался немедленно принять маленького сообщника к себе на службу. Мальчишка был недоверчив и потому решил не возвращаться в гостиницу за своей одежонкой. Он и его новый хозяин уехали с первым поездом.
Ситуация во французской столице развивалась по сценарию событий 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке. Тогда в США террористы «любезно забыли» на месте преступления пропагандистскую литературу, а паспорта угонщиков самолетов чудом сохранились в вихре взрыва, уничтожившего башни-близнецы.
Во Франции напавшие на редакцию журнала «забыли» в автомобиле удостоверения личности, поэтому оба уничтоженные брата Куаши теперь точно «причастные к нападению на «Шарли Эбдо».
Но это еще не все странности...
Стучится дождь в оконное стекло.
Он, как и я, кому-нибудь не нужен.
И признаваться в этом тяжело,
А не признаться — в тысячу раз хуже.
Попробуй пустоту перебороть,
Когда один, а в сердце — бред полнейший.
Услышь меня и смилуйся, Господь!
Тебя так много, а меня всё меньше.
Святки — святые вечера — в православной традиции и в русском народнопоэтическом сознании знаменуют торжество Солнца правды — Христа — над тьмой, победу над нечистой силой.
Однако в наши дни священный смысл Святок большинству либо неведом, либо многими намеренно попирается. Не секрет, что череда святых зимних праздников сегодня нередко превращается в бесовский пьяный разгул, безбожную вакханалию. Придя в чувство после такого гульбища иные, у кого ещё не атрофирована совесть, стыдятся самих себя, глаза не смеют поднять на окружающих. Душа мертвеет, холодеет, выстуживается. Бывает ей и студно, и стыдно; покаянно жаждет она и прощения, и очищения, изгнания разрушительного чужебесия.
Наутро, после Рождества,
ты стал ли лучше, брат?
Встал, как всегда, душа черства,
доел ночной салат...
И нет ни голоса, ни слез,
ни слова — для Него.
То ль ангел вести не донес,
иль глух ты до того,
что не услышал даже звон,
не тщился отличить
живую жизнь и мертвый сон,
слепец в глухой ночи.
Библейский рассказ о райском состоянии и о грехопадении облекает одну из величайших тайн временного бытия в форму, доступную детскому пониманию, а потому как бы наивную. На самом деле это — наивность лишь кажущаяся: та же глубина содержания, которая схватывается здесь непосредственным чувством младенца, открывается и на высшей ступени философской рефлексии: она недоступна лишь для средней ступени поверхностного, житейского рассудка.
В ярком, художественном образе здесь утверждается основное начало единства религиозного жизнепонимания. — Пока мир был согрет дыханием божественной жизни, он не знал ни вражды, ни смерти, ни нужды, ни печали. Вот в какую простую, безискусственную форму облекается здесь мысль о том, что Бог есть жизнь, начало всякой жизненной связи в мире, начало всеобщего мира и лада. Посмотрите на мир, отпавший от Бога. В отличие от рая он характеризуется именно распадением всех жизненных связей: рушится всеобщий мир, низшая тварь ополчается против человека, стихии выходят из повиновения; в распадении связи между душою и телом человек познает силу смерти; жизнь борется против этой силы, производя на свет новые и новые поколения существ: но и самое деторождение подпадает проклятию жизни, утратившей Бога: оно совершается в болезни и не спасает от смерти.
Душа взрослеет в испытаньи,
Когда вдруг рушится мирок,
Когда убит в пустом мечтаньи
Порядок, выстроенный впрок.
Опять ты ощутишь внезапно,
Как призрачен и тонок лёд,
Как утекает безвозвратно
Водою времени полёт.
Снежинки, словно лепестки белых роз, кружились в удивительном танце, время от времени заглядывая в окна деревянного храма. Служба уже закончилась, и немногочисленные прихожане, подняв воротники, спешили домой.
Отец Тихон сложил облачение, вышел из алтаря и направился к иконе Богородицы, чтобы приложиться к ней. Мягкая улыбка пробежала по уставшему лицу батюшки: кто-то, за неимением цветов, заботливо положил на аналой яркую гроздь калины. Неожиданно в храм вошел коренастый мужчина, оставив на полу белые снежные следы. Сняв большую лохматую шапку, он подошел к батюшке и попросил помощи.
Я пью печаль, но радость сердцем слышу
За каменной оградой бытия.
Не тороплюсь, но рвусь подняться выше
И силюсь жить — вокруг одна броня
Внутри забьёт источник ли когда-то?
Из вечной радости вольётся ли вином?
Увы, я снова в чём-то виновата,
Но слава Господу — виновна не во всём...
Моё настроенье — отнюдь не отрада
Мне, кажется, типа опять не везёт,
И эту печальную типа балладу
Душа моя рваная типа поёт.
Вчера на свидание к тебе торопился,
Дрожало в волненье моё существо....
Не то, что так сильно я типа влюбился,
Но чувствую — кажется, типа того.
С букетом фиалок я типа на крыльях
Взлетел на двенадцатый типа этаж,
Но дверь твоя мама сердито открыла —
Совсем не одобрила мой эпатаж.
В Рождество все немного волхвы... (И. Бродский)
Большеглазый застенчивый мальчик с тонким, нервным лицом как-то не походил на описанного папой по телефону тяжёлого аутиста. Только потом, прочитав его историю, я поняла, какую колоссальную работу проделали его приёмные, как оказалось, родители.
Заниматься с Никитой было одно удовольствие. Он, хотя и стеснялся поначалу, всё схватывал на ходу, а уж мотивация просто зашкаливала. Куда девались уже через несколько занятий и неуверенная походка, и тихая невнятная речь, и вялые жесты- перед нами был счастливый мальчик с блестящими умными глазками, которому очень — очень хотелось научиться управлять собакой.
Такая вот у нас зима —
Завальный снег на всех тропинках,
Везде такая тишина,
Что слышно, как летят снежинки,
И слышно, как хрустит мороз,
По-зимнему силён и стоек,
И слышен тихий стон берёз,
И слышен шелест крыльев соек…
Жестокость мира, она от демонов. Разврат мира, он от того, что весь человек стал плотью, и только плотью. И радость мира — шумная и надрывная радость, от которой тяжело, как с похмелья — это лишь декорация. Это аналог репродукции картины на стене, висящей только для того, чтобы закрыть дыру в обоях.
Для начала мир пуст. После грехопадения он пуст, как барабан; пуст, как опустошенный вором кошелек. Оттуда, из чрева пустоты, выползает та самая медленная и звенящая тоска, с которой если кто не знаком, то не сможет понять и ощутить сердцем, чему можно радоваться в Рождество.
Пустой мир и человек, сдувшийся как шарик. И если надо дальше жить, даже если и не хочется, но придется, то нужно развеселить себя чем-то. Пустота — от грехопадения. Суетный шум — от невозможности сидеть на месте и в тишине. Разврат — от погасания духа, от тотальной власти плоти и невозможности этой власти сопротивляться. А уже злоба — от демонов. В особенности — лукавая злоба, в которой улыбаются и держат паузу. В которой вынашивают замысел и строят планы. В которой жестокость не порывистая, а осмысленная, санкционированная, идеологическая.
Словно снежинки, кружáтся слова,
Падают мирно на землю –
Близится, близится ночь Рождества,
Звёздному шёпоту внемля.
Замерли ивы без шумной листвы.
Ангелы ходят меж нами.
Тайной ведомые, едут волхвы
Радость делить с пастухами.
Трое неизвестных совершили вооружённое нападение на редакцию сатирического журнала Charlie Hebdo, ранее опубликовавшего карикатуру на лидера боевиков группировки «Исламское государство» Абу Бакра аль-Багдади. В результате нападения 12 человек погибли. Среди них один журналист, двое полицейских, четверо художников. Более 20 человек ранены.
Комментирует известный аналитик и блоггер Анатолий Эль-Мюрид:
«Либерасьон» сообщила об аресте всех трех парижских террористов. Если это так, можно лишь приветствовать профессионализм французских спецслужб и полиции. Вот только проблему это не снимает.
Европа сама создала себе убийц, позволив практически бесконтрольный массовый наплыв инокультурных иностранцев. Всегда существует предел насыщения, за которым не работают никакие «плавильные котлы» При этом никто особо и не беспокоился по поводу «плавильного котла». Беспечность европолитиков граничит с таким идиотизмом, что проще поверить в сознательный заговор, чем в кретинизм такого количества людей во власти.
Звездою стать неизреченной,
Был Богом путь предвозвещён —
Из глубины всея вселенной
Взойти звезде на небосклон.
Стать путеводной, благовестной,
Чтоб за собой волхвов вела,
Туда, где Божия Невеста
Приют от холода нашла.
В хлеву, где сумрачно и тесно,
Где для скотины был ночлег,
Вдруг воссиял огонь небесный —
Родился БОГОЧЕЛОВЕК!
