Вы здесь

Сергей Магалецкий. Проза

Волосы Вероники — 1 Земля

Ночь темным плащом повисла над землей. В доме у камина, задумчиво глядя на огонь, сидел мужчина. Пламя лениво лизало дерево, пробуя его на вкус. Обжигалось брызгающим соком, отступало, тесно толкаясь в каменной темнице. И вновь подкрадывалось к березовым кольцам. Наконец, языки пламени осмелели и, как шаловливые, голодные щенки набрасываются на соски матери, накинулись на поленья. В камине заурчало: сначала торопливо и возбужденно, а затем, спокойно и размеренно.

Мужчина удовлетворенно вздохнул и поудобнее устроился в кресле. Теплым светом лучился камин. За окном мерцали далекие звезды. И мотылек, каким-то образом забравшийся между стеклами, бился о них крыльями. Недоумевая — почему не может преодолеть такой призрачной преграды. Мужчина поднялся, распахнул створки, выпустив крылатого пленника: «Лети к своему фонарному счастью!».

Волосы Вероники — 2 «Фашист»

Другой день, вернее, поздний вечер у камина, в загородном доме, в котором даже не живут привидения. Им тесно и неуютно, рядом со мной, миром моих фантазий и мыслей, светлыми тенями, бродящими по стенам. Кроме того, они боятся кота со странной кличкой «Фашист», развалившегося рядом. Подобранный на дороге котенком, больным и избитым, без одного глаза, он превратился в матерого, сильного кота. Предмет тайной влюбленности всех соседских кошек и грозы котов и собак. Жуткий вор и проходимец, неисправимая шпана. Украсть все, что плохо лежит или задрать чужую курицу — для него дело чести. Пропадая на несколько дней, он возвращался домой тощий, грязный, изодранный. Зализывая раны, мог сутками спать на старом сундуке, упасть с него и даже не проснуться. Было понятно — это воин, вернувшийся из тяжелого, долгого похода. Обладая скверным, хулиганским характером, он не был лишен благородства. Я сам видел, как он порвал пса, загнавшего на березу соседскую кошку, а потом нежно помогал ей оттуда спуститься.

Волосы Вероники — 3 Человек

Ещё одна ночь в доме у камина… Огонь накатывает на березовые поленья желтыми волнами, разбивается брызгами искр и откатывается назад. Горящий прибой заменится штормом, а затем — штилем. Закатным солнцем будет багроветь шар огня, уходя за берег черных углей и серого пепла. Фашист заинтересованно смотрит на летающие искры. В его взгляде видно желание поймать этих желтых пчел. Жидким янтарем растекается по стенкам бокала коньяк. Кисти виноградных красок, разведенные на палитре солнца. Замурованное в темный каземат бутылки время… Сегодня я помиловал его и подарил свободу. Аромат летает вокруг и нравится даже фашисту, щурящемуся от удовольствия. Кот все же не удержался, поймал одну искру. И теперь недоуменно тряс лапой. Глупышка… Разве можно, играть со временем, пожирающим материю?

Этюд в золотисто небесных тонах...

      Вспоминаю далекое детство. Рано утром мать будила меня в школу:
- Серенький, просыпайся, пора вставать.

     Еще спящий я плелся в ванную комнату. Открывал на всю кран с водой и, не просыпаясь, садился за дверью. Там у стены рядом с теплой батареей стояла колченогая табуретка. Висели какие-то старые, ненужные вещи. За ними я и прятался - рядом с небольшой трещиной в стене. Шумела вода, наполняя ванну, по стенам и потолку играли светлые блики, а я на старой табуретке уносился в волшебный мир полусна, полуяви. Шум воды из-под крана становился тихим прибоем моря, водопадом, течением реки. В нем слышались крики чаек, шелест парусов и полет бригантин. Блики на потолке и стенах расплывались ласковым солнцем и мягкими незнакомыми песками.

Забытый слон.

Лето ушло, сбросив старую пыльную одежду. Зеленые декорации обрушились ворохом пестрых листьев. Ветер гонит их по парку разлетевшейся рукописью. Перебираю цветные страницы - срезы ушедшего времени. Извилистые прожилки, как линии жизни и судьбы. Рука блуждает по этим дорогам, унося в воспоминания…

Мать... Ты была очень доброй и всех жалела. Узнав, что кто-то из соседей нездоров, пекла пирожки и шла навестить больного. Не могла смотреть фильмы, где кого-то обижают. Горько плакала. А еще до ужаса, до обморока боялась лягушек, а других животных любила.

Однажды мы с братом-близнецом сдуру напоили канарейку водкой. Птица всю ночь пела песни и не давала спать. Под утро уснула, но тебе показалось, что умерла. Ты долго рыдала над ней, cогревая в ладонях, и птаха ожила. Потом несколько дней отпаивала пичугу от тяжелого похмелья. Нас даже не наказала, лишь взглянула с укоризной. Правда, отец все равно выпорол старым солдатским ремнем.

Бог еще может передумать...

Вечер. По лесному шоссе на большой скорости мчатся две черные, наглухо тонированные машины. Я сижу в первой рядом с водителем, внимательно вглядываясь в свой сектор обзора. Тихо мурлычет музыка из приемника, на заднем сиденье мирно похрапывает "тело". Оно и к лучшему - легче работать. Мысли сами собой перескакивают на сказку, которую я начал писать, - продолжение "Снежной королевы"...

- Кай и Герда выросли и поженились. У них маленький магазинчик цветов у метро "Динамо" и подрастают двое очаровательных малышей - мальчик и девочка. В их доме тепло и уютно. Герда до безумия любит Кая. Все зеркала в доме исписаны ее губной помадой. На них всего три слова.
- Я люблю тебя!

Каждый раз, когда Кай уезжает в командировку, Герда не находит себе места, ревнует его и грозится развестись. Он звонит из далекой Голландии, этой очень свободной страны. Трубку наперегонки, вырывая друг у друга, хватают малыши. Кай спрашивает:
- Мама еще не развелась со мной? - И они весело хохочут.

2-15-4...

Осень, прогнав сонную девку - лето, гуляла по земле яркою цыганкой. Шуршала ворохом цветных юбок, водила, плечами деревьев, стряхивая золотое монисто листьев, и, полыхнув кленовым пламенем, задымила трубками костров, затянув грустную песню об уходящем времени и красоте…

     Черно-белой пленкой, инородным телом втянулась на перрон подошедшая с лязгом и сиреной электричка. Красота испуганно вспорхнула и отлетела в сторону. Кружила недалеко птицей и, кажется, помахала мне крылом. Подняв руку в ответ, я заскочил в вагон и нашел место у окна, возле мальчишки, лет десяти, в инвалидной коляске. Он что-то увлеченно набирал на мобильном телефоне, высунув от усердия кончик языка. Рядом с ним, прислонившись к спинке сидения, забылась во сне молодая женщина - мать малыша. Бледное лицо, синие тени под глазами говорили о том, что она измотана бессонницей и болезнью сына.

     — Играешь? - спросил я его очень тихо, чтобы не разбудить мать.

     — Нет… - покачал головой мальчуган. - Смс-ки пишу.