Неоглядной дугой целины,
Где галопом, где бойким аллюром
Разогнавшись, достигну луны
На отчаянной тройке каурых.
И, как только усядется пыль,
Умалюсь, обездвиженный чудом:
Ярче снов разукрашена быль
Полотна неземного этюда.
Если кони попросят овса
Не найду, по карманам пошарив,
Ничего, кроме строчек осанн
О красе бирюзового шара.
Мне бы вторить родине была б одна награда.
От Владивосторга петь и жить в Калининградость.
Стаивать антарктик наледь бардовским куплетом...
Но, боюсь, не в этот век. На Земле не этой.
Я вдохну этот день внутрь со всеми его потрохами.
Околотки и дни опадут в глубине альвеол
И наполнятся мной — жаждой Бога, грехами, стихами.
Я вдохну этот день с волчьим воем и шорохом волн.
Я вдохну этот мир с дымом труб, с ароматом вишнёвым,
С ликованьем властей и печалью отточенных строф,
Со свинцом лагерей и бездонной мечтой астрономов.
Я вдохну аромат мать-и-мачех и розы ветров.
Я вдохну небеса, окрылённый надеждою снулой,
И, руками Любви, удержавшись от смерти на шаг...
Оттолкнулась душа, распахнулась вовсю и вспорхнула.
Я вдохну этот свет и вовек перестану дышать.
Воздушные шары медуз сморил анабиоз,
Луны немели губы в вожделении прилива.
Трепал кометам локоны распущенных волос
Полночный бриз, как юноша, невинно и пугливо.
Мы с морем, воедино слившись, так и не смогли
Самозабвенно, допьяна, друг другом надышаться.
Пора прощаться. Силясь удержать хитрил залив -
Сулил спирали раковин, как сладость пряных шанег.
Облизывая ноги кипятками языков,
Щенячьи бились волны в груды галечных медалек.
Остался б я, но шёпотом иных лагун влеком
Крылами плавников всплеснул и...
Поминай, как звали...
Руины. Погост. Снег пуржит
В не закрытые веки надежды...
Мы хотим, чтобы было, как прежде,
До той, незначительной, лжи.
Я стар и ни на что не годен...
Я овна жарю на огне -
Жду сына. И, через невзгоды,
Сквозь ветры, мглу и непогоду,
Через года, века, народы,
Мой блудный... грех придёт ко мне...
Из чрева вычерпанным плодом.
Ждёт жертвы плотоядный абортарий...
Корёжа без пощады свою жизнь,
Девицы, в страхе кожицу состарить,
Ложатся добровольно под ножи.
Другая сторона беды-медали...
Слепая, ненасытная война,
Под генералитета вой шакалий,
Напьётся детской кровью допьяна.
Забывшись в круге ада кисти Данте,
Сочтя пустой забавой смертный грех,
Своей натуры алчной интенданты
Рвут пастью в клочья крови детский смех.
Кому-то премии дороже или гранты...
А я так сказочно богат, что сна лишён -
Сопят мои запечатлённые таланты:
Краса - новелла, сизый очерк и стишок.
Перебираю время вспять, как чётки...
Порой не разберёшь где фас, где тыл
Прохожих дат. И я, теряя счёт им,
Солью осадок старости в бутыль.
Осядет в прошлом пыль надежд напрасных.
Был раньше сед, а ныне - вороной.
И, вновь, тревожит сердце дама в красном,
Не ставшая, как помнится, женой.
Вальяжный мот, уже не старый блудень,
Мой день цветёт подсолнухом Моне.
На вздохи женщин: «Милый, у нас будет...»
Я молча открываю портмоне.
Обильно сыт здоровьем и карьерой,
Отцовством не испортив интерьер,
Меняю все семейные химеры
На ласки одноразовых гетер.
По сути так, и выбор вряд ли сложен,
Вольготнее и самкам, и самцам...
Мы, с каждым днём, становимся моложе,
Мы, с каждым днём, всё дальше от конца.
Детсадовские блекнут акварели,
Простор яслей, беззубый первый смех...
Украдкой, мать, клонясь над колыбелью
В слезах полощет предстоящий грех...
Всем телом вижу - вырежут как грыжу,
Зажат в щипцы Ван Хувеля уже...
Последней мыслью - паника - не выжил...
В тисках эмбриотомов и ножей.
На бок с боку. С боку на бок.
Не спала.
За морщин овраги Богу
Исполать.
По сусекам смерть косая
Треплет нить.
Первый в поле...
И второго хоронить
Довелось -
Прошлась, сурова и темна,
По груди её копытами
Война.
Третий с пятым далеко ли?
Далеко.
Затерялись -
Жду их сорок сороков.
Отлежала я шестого -
Тяжкий грех.
Мы тогда в бараке жили,
Как в норе.
Вот тогда и схоронили мы отца...
Что? Четвёртый?
Вроде где-то в погранцах.
Мне остались лишь морщины
На лице.
Прохудившаяся крыша.
Псова цепь.
Да капусты подгнивающей вилок.
Ты не думай -
Не горюю я, милок.
Это нынче век похмельный -
Стыд и прах -
Не хотят носить беремя
В животах.
По квартирам - не по вымерзи
Лачуг.
Знай рожай, да только время
Нехочух.
Заплеталась смерть, как в волосы
Тесьма.
Где ж ты, тучная Россия?
Где ты, мать?
Сидя, милая, застыла -
Как спала.
В синем шёлковом платочке.
У стола.
