Пощечина Иоанну Кронштадтскому

Страшный случай. Конечно, не знаю, стоило ли православным рвать кощунствующего типа на части...хватило бы и сдачи в полицию...не скажу, существовала ли тогда тюрьма при Спасо-Евфимиевском монастыре...или при Соловецком, куда могли отправить за подобные выходки. Но, полагаю, народ был просто шокирован и потому растерялся. В Оптиной пустыни, примерно в эти годы, один прельщенный нагишом влез на Престол - стащили. В любом случае, Вы правы, студент этот вряд ли хорошо кончил. Есть хорошая поговорка: "кого Бог хочет наказать, у того ум отнимет". Человек, наверняка всю жизнь гордившийся тем, что дал пощечину САМОМУ о. Иоанну, навсегда отрезал себе путь к спасению - как этим поступком, так и гордостью за него. А эта кара пострашней самосуда в шариатском стиле. От суда людского можно уйти - но не от Суда Господня. Е.  

 Что касается происходящих в России событий, которые как нельзя кстати подняли со дна социума многие подводные камни, я думаю вот что.  Мы имеем дело с девиантным поведением людей определённой субкультуры. Их поступок - вполне объясним с точки зрения психологии, и, казалось бы, вопросов об ответной реакции на подобное поведение не должно возникать.  Любой поступок всегда несёт в себе определённую атаку, выброс энергии в социум. И, так как данный кощунственный акт несёт в себе огромную разрушительную силу, то оставить незамеченным это гнусное действо нельзя. Так же как нельзя обойти стороной любой вопиющий случай, связанный с вторжением в самое сокровенное для человека - веру. 

Я посмотрела видеоролик интервью протоиерея Дмитрия Смирнова с адвокатом вышеупомянутых лиц. В какой-то момент адвокат с горечью сказал о том, что на суде были представители разных слоёв общества, но православных людей, которые бы явно  и рьяно встали на защиту веры - не было. Кто угодно мог высказать абсолютную ахинею в адрес православной церкви, эти высказывания врывались в сознание зрителей с телеэкранов и других источников СМИ. И, так как многими людьми, к сожалению, утрачена способность критически воспринимать предоставляемую сомнительными источниками информацию, то случилась совершенно отвратительная вещь - из факта о кощунственном поведении смастерили нечто пафосное и лицемерное, извратившее всю суть данного вопроса. Так вот,  я считаю, что очень ярко данный эпизод показал разобщённость православных людей, их недоумение и смуту в сердцах. Очевидное превратили в невероятное. Адекватной реакции на поведение глубоко больных женщин не последовало. Скажите, каким образом человек может понять, что он болен, если вокруг как в той сказке о голом короле, все кричат о прекрасном "наряде"? 

Я вспоминаю, как импульсивный и горячий Апостол Пётр отсёк ухо у солдата, пытавшегося схватить Христа. Реакция стремительная, и своевременная. Но в то же время - совершенно не случайная. Господь исцелил воина, ухо вновь возвратилось на то же место. Но ведь какова цена этому случаю? Тот самый воин позже уверовал в Христа и встал на путь спасения!

Я сейчас не призываю отсекать всем уши. Но задуматься над тем что произошло. Всем нам надо крепко задуматься. 

* Путь меча есть неправедный путь, но кто же этот человек, который пугается этой неправедности, объявляет ее "злодейством" и бежит от нее? Это тот самый человек, который в течение всей своей жизни не только мирился со всевозможною неправедностью, поскольку она ему была "нужна" или "полезна", но и ныне постоянно грешит со спокойною душою, грешит "в свою пользу" и даже не вспоминает об этом. И вдруг, когда необходимо принять на себя бремя государственности, служение, которое, по глубокому слову Петра Великого, есть подлинно "дело Божие" и потому не терпит "небрежия", - тогда он вспоминает о том, что он непременно должен быть безгрешным праведником, пугается, аффектированно объявляет эту неправедность "грехом" и показывает себя "в не тех"...

*Тот, кто перед лицом агрессивного злодейства требует "идеального" по своему совершенству нравственного исхода и не приемлет никакого иного, тот не разумеет основной жизненной трагедии: она состоит в том, что из этой ситуации нет идеального исхода. Уже простая наличность противолюбовной и противодуховной, ожесточенной воли в душе другого человека-делает такой безусловно-праведный исход до крайности затруднительным и проблематичным: ибо как не судить и не осудить? как не выйти из полноты любви и не возмутиться духом? как не оторваться и не противостать? Но при наличности подлинного зла, изливающегося во внешние злые деяния, идеально-праведный исход становится мнимым, ложным заданием. Этого исхода нет и быть его не может, ибо дилемма, встающая перед человеком, не оставляет для него места. Она формулирует то великое столкновение между духовным призванием человека и его нравственным совершенством, которое всегда преследует человека в условиях его земной жизни. Божие дело должно быть свободно узрено и добровольно принято каждым из нас; но мало утвердить себя в служении ему, надо быть еще сильным в обороне его. Всегда возможно, что найдутся люди, быть может - кадры, союзы, организации людей,- которые, "свободно" отвергнув Божие дело, утвердятся в противоположном и поведут нападение (2). И вот злодей, поправший духовное призвание человека и понуждающий к тому же других людей, ставит каждого, приявшего Божье дело, перед дилеммой: предать дело Божие и изменить своему духовному и религиозному призванию, соблюдая свою "праведность", или пребыть верным Богу и призванию, избирая и осуществляя неправедный путь. Из этого положения нет праведного исхода: ибо предающий дело Божие и изменяющий своему духовному призванию только по недомыслию может считать свой исход праведным. И это отсутствие нравственно-совершенного образа действий перед лицом наступающего злодея - необходимо понять и продумать до конца.

При объективном отсутствии праведного исхода самая проблема его оказывается ложною и самое искание его становится безнадежным делом, за безнадежностью которого иногда с успехом укрывается робость и криводушие. Напротив, мужество и честность требуют здесь открытого приятия духовного компромисса.

Если в повседневной жизни и в обычном словоупотреблении компромисс состоит в расчетливой уступке человека, блюдущего свой личный (или групповой) интерес и надеющегося, что меньшая жертва спасет большую выгоду,- то устанавливаемый нами духовный компромисс совершается не в личном интересе и не стремится спасти никакую выгоду. Это есть бескорыстное приятие своей личной неправедности в борьбе со злодеем как врагом Божьего дела. Тот, кто приемлет духовный компромисс, думает не о себе, а о Предмете, и если думает о себе, то не в меру своего житейского интереса, а в меру своего духовного и нравственного напряжения; и если думает все-таки о себе, то меньше, чем тот, кто укрываясь дрожит над своей мнимой праведностью. Компромисс меченосца состоит в том, что он сознательно и добровольно приемлет волею нравственно-неправедный исход как духовно-необходимый; и если всякое отступление от нравственного совершенства есть неправедность, то он берет на себя неправедность; и если всякое сознательное, добровольное допущение неправедности волею - создает вину, то он приемлет и вину своего решения. Если ему до того было доступно величайшее счастье-жить, приближаясь к требованиям совести, то теперь он отказывает себе в этом счастии, как в невозможном. Перед лицом сущего злодея совесть зовет человека к таким свершениям, которые доступны только Божеству и Его всемогуществу и для которых ни мысль, ни язык человека не имеют ни понятий, ни слов.

Подробнее здесь.