Олег Селедцов. Произведения

Изыди, Лазарь!
И рассыпалось эхом и росами,
Степным рассказом
Над плечами речными, плёсными.

Над лесом вечным,
Над вершинами, нам не видеть их.
Дугою млечной,
И гудит, и гудит: Изыдите!

До сих пор не могу прийти в себя. Не стало Валентина Григорьевича Распутина. Почему-то всё время в эти первые сутки после его ухода вспоминается горький плач новгородцев у гроба святого князя Александра Невского: «Закатилось солнце земли Русской»...

Закатилось солнце нашей литературы. Ушёл последний великий русский прозаик, значение которого для нашей культуры мы и наши потомки ещё не раз будем переосмысливать.

Помню, как в далёком уже девяносто первом я. Молодой выпускник филологического факультета приехал работать в Бодайбо. Для ректора моего ВУЗа и многих преподавателей этот мой поступок был явной глупостью. Ведь у меня «красный диплом», а значит и право выбора места работы. И вдруг Бодайбо — таёжная глушь, только самолётом можно долететь и всё такое. А меня неизъяснимо тянуло туда, в эту забытую властями, обделённую благами цивилизаций Матёру — мою Родину. И не последнюю роль в том моём выборе оказала проза Валентина Распутина. Это правда, хотя выглядит это сегодня, пожалуй, как ребячество.

Великой, непобедимой диванной армии посвящается.

Тут недавно смотрел по телевизору американскую комедию 1985 года «Шпионы как мы» (реж. Джон Лэндис) и уже в дебюте фильма вскочил, как ошпаренный фосфорной бомбой, с любимого диванчика, выпучил глаза, ущипнул себя, не сплю ли. С экрана на меня смотрела... А впрочем, процитирую этот фрагмент целиком для ясности восприятия.

Официальный представитель госдепартамента США проводит брифинг:

— Дамы и господа, как вы знаете из интервью министра по делам Южной Америки, он опровергает все сообщения, что мы каким-то образом вмешиваемся в дела парагвайских вооружённых сил и тем более парагвайской авиации...

Ах, как недавно, помнишь, было: вышли мы.
Как сотрясали стены ветхие речами.
Как растопить хотели снег былой Зимы.
Как нараспев аудиториям кричали,

Что, мол, пора уже давно седлать коней,
И что мечи пора свои достать из ножен.
И все рядились: мы смелее, мы честней.
Мы на отцов своих продажных не похожи.

Мы все без малого пророки. Я — пророк.
И шелест крыльев, чуть прислушайся, за каждым.
Шагай за нами, россиянин, с нами Бог!
На покаянье? Вот дорога, мы укажем.

На покосившемся кресте грустит туман.
Нет никого, хоть здесь когда-то кто-то жил.
И тихий вечер посвящен в духовный сан.
Чин литургии в старой церкви отслужил.

С кадилом сумерек по храму бродит тень,
Молитв и судеб вороша водоворот.
И регент ветер, не грешивший в этот день,
На мертвом клиросе ектинии поет.

Случайный дождь на службу капельки привел.
В сакральный час вдруг осветился «Храм в пыли».
И во Святая, где когда-то был престол,
Христовы Тайны снова чашу обрели.

Свершилось. Чудо! Чудо!! Ожил храм.
Благодарение пропел на хорах гром.
И, причастившись, где-то в прошлом, где-то там,
Забытый ангел плакал бережно псалом.

24 июня 2004 г.

Умолкли сражения жаркие речи,
Закатом сереет восток.
И друг мой, что носит меня через сечи.
На землю уставший прилег.

Мне ж лечь во степи на привале зазорно,
И даже склониться устав,
Лик свято лелею я нерукотворный
Воскресшего Бога-Христа.

А лик тот живой, ты поверь, ты послушай,
Взгляни в небеса от земли.
И славят Его все бессмертные души,
Что в небо со мною ушли.

Взгляни, ты увидишь… Но тих мой приятель.
Закрылся шатром небосвод.
Лишь алая струйка – наследница рати,
По древку зачем-то течет.