Есть в каждом свет. И каждый грешен.
Но должен даже нелюдим
Скорбящих от души утешить,
Бульона принести больным,
Придти в тюрьму к лишённым воли…
Вот негр, пьяный в лоскуты –
Не только русский алкоголик,
Но и проверка доброты.
Он чёрен не душой, а кожей,
Он всё-таки не крокодил.
В подобном образе, быть может,
Христос у нас любви просил.
Чего же ропщет хмурый разум,
Что не узнать родной земли,
Что понаехало чумазых,
Которым место в Сомали?
Сегодня и завтра — две разные вещи,
Меняется жизнь, как погода, внезапно.
Сегодня ты весел вниманием женщин,
А пьешь с мужиками вдруг горькую — завтра.
Сегодня ты весел — в носу ковыряешь,
Ты в горы идёшь, чтобы там веселиться.
А завтра ты на костылях ковыляешь
На местный наркоз коридором больницы.
Сегодня ты весел — коньяк покупаешь.
И деньги бросаешь кругом без разбора!
А завтра ты нищий, могилы копаешь
За кружку портвейна бомжам и актёрам.
…иное упало на места каменистые…
Мф. 13, 5
Вышел сеятель сеять… Упало зерно
В каменистых местах — на гранитное дно.
Не в зыбучий песок — с ним фундамент не тот.
В каменистых местах и трава не растёт.
Дом построишь зато из гранитовых гор,
Если вовремя камни собрать — то собор.
Но пробился сквозь скалы пшеничный росток
И не ведал, что время уходит в песок.
А зерно-то взошло! По небесным словам
В каменистых местах возвели Божий храм.
Илия был человек, подобный нам…
Иак. 5,17-18
В Самарии Божья непогода:
Засыхают речка и ручей,
Нет дождей три с половиной года —
Не бывает никаких дождей.
И зимой, и летом только солнце,
Ни росинки в поле не найдёшь…
По молитве Илии прольётся
В Самарии долгожданный дождь.
Милый друг, не умирай от жажды,
Не суди сухой, как порох, век.
Помолиться Богу может каждый,
Каждый православный человек.
...Услышав об этом, пришли
хазарские евреи и сказали:
«Слышали мы, что приходили
болгары и христиане,
уча тебя каждый своей вере...»
«Повесть временных лет»
Год 6494 (986).
У Перуна и ус золотой,
И серебряный лоб, только душу
Одолело сомнение — слушал
Князь Владимир о вере иной.
Проповедник, хазарский семит,
Объяснял на доступных примерах,
Чем мудра иудейская вера —
И какие законы хранит.
Бог един!
И Ему посвящай
День субботний — седьмой — непреложно,
А свинину вкушать невозможно,
Если ты собираешься в рай.
1.
Атаман разбойников Давид
Ранним утром стал себе не люб —
Вдруг душа проснулась. И болит,
Словно почки или словно зуб.
Не утешил денег чемодан,
Не утешил подожженный дом.
И вздохнул сердечно атаман,
Проникаясь страхом и стыдом.
И потом в глухом лесном бору
Он делить добычу был не рад,
Мучась мыслью: «Если я умру,
То отправлюсь непременно в ад…
…и глазной мазью помажь глаза твои, чтобы видеть
Откр. 3,18
Почитай старательней «Отче наш…»,
Не твори суды, не общайся с мразью.
Посмотри на небо. Глаза помажь,
Чтобы лучше видеть, небесной мазью.
А то всё не так — говорить мастак,
Убедишь себя, что богат и светел,
Когда лишь несчастен и нищ, и наг,
Когда слеп, пока того не заметил.
Как утро молчит! И как вера светла на заре!
Но молчанье до срока —
Нем старец Захария. После молитв в алтаре
Не похож на пророка.
Но срок подступает — обещанный ангелом срок,
И не кажется странным,
Что утро молчит, как пророк — до сих пор не нарёк
Сына он Иоанном.
Как вера светла от молчанья и утренних сил!
Есть и в возрасте сила!
Поверим, как утру, о том, что сказал Гавриил
О рождении сына.
Говорю же, что мучимые в геенне
поражаются бичом любви!
Преподобный Исаак Сирин
В морозном январе иль теплом мае,
В надежде утра и в тоске ночи
Глядят на нас, непониманьем маясь,
Изжогой жизни,
Русские бичи.
Им крова нет.
Законы улиц строги.
И утирают лица от крови.
И знают, людям не до их изжоги,
А взглядом ищут веры и любви.
А кто не ищет?
Сердце ждет волнений.
Спешит любить и верить сгоряча.
Но как бы нам не мучиться в геенне
Под темным взглядом
Русского бича.
Неприбранный город. И не знаменит.
Ни храмовых комплексов. Ни пирамид.
Дома типовые. Хозяина нет.
Но жил здесь недавно — и умер поэт.
Обычный потерянный русский поэт,
Ему сорок шесть не исполнилось лет.
Не вышло подольше — обиды и быт.
Ни храмовых комплексов. Ни пирамид.
О нем справедливая власть промолчит.
Поэтому как-то еще не забыт.
А город неприбранный тем и стоит,
Что жил здесь и умер российский пиит.
Слову сбыться не просто —
Время чувствует дрожь…
На Васильевский остров
Умирать не придёшь.
На неделе Емели
От стоустой молвы
Не дожить до апреля,
Не доплыть до Невы.
Может, ради контраста
Сны несбывшихся строк
Отпевать будет пастор,
А не русский снежок.
Наваришь горячего супа, —
и жить веселей.
Ду Фу
Трудновато живем, но с охотой,
Что нам бедность, раз беден, кто скуп.
Есть вода — это больше, чем что-то —
Значит, будет готовиться суп.
А с нехваткой жиров и приправы
Разберемся и выход найдем —
По преданиям нашей державы
Сварим суп со своим топором.
Объясним мудрецам-инородцам —
Не берется народ на измор,
На Руси непременно найдется
На веселое дело топор.
Мало праздников на селе. И работы нет,
За которую платят. И человек без денег,
Наплевав на домашних, ужин и сельсовет,
И на окрик жены: «Куда опять, неврастеник?!»,
Наплевав на последние новости, на весь мир,
Что легко в смертельные игры с душой играет
Ради тощих баб и удобств городских квартир, —
Человек без денег хлопает дверью — живёт в сарае.
Мастерит чего-то, ладит — и гонит гостей,
Сверлит, точит, режет — а то кувалдой ударит.
Изменить хочет мир трагических новостей,
Он терпеть его не согласен, механик Гарин.
Голова болит. С кровати
Еле встал. Томит хандра.
Святый брате Вонифатий!
И зачем я пил вчера?!
Для чего, хлебнув отравы,
Сыпал гордые слова?!
Не заметил, как лукавый
В лоб меня поцеловал.
Выпил рюмку с ним — другую,
Наливая по края.
А с утра от поцелуя
Голова болит моя.
Не верь шишигам и халдейским книгам.
Будь на заутрене. И торопи отъезд.
И путь прямой лежит через Чернигов.
И мимо славный Леванидов крест.
Во стольный град, что под хазарским игом,
Что обложили данью. А окрест —
Разбойный свист. Ни милостей, ни выгод.
Но Бог не выдаст, а свинья не съест.
От свиста травы никнут и дубравы —
Прочь осыпаются лазоревы цветы.
И чёрной силушки стоят на переправах
