Исчезнет шлейф ушедших лет
И грез ночных развеет прах.
Но горькой памяти скелет
Таит, как риф в тумане, крах.
Торчит желание отомстить,
Не спит, как злая вошь.
И как всю жизнь не тосковать
О том, что не вернёшь?
Исчезнет шлейф ушедших лет
И грез ночных развеет прах.
Но горькой памяти скелет
Таит, как риф в тумане, крах.
Торчит желание отомстить,
Не спит, как злая вошь.
И как всю жизнь не тосковать
О том, что не вернёшь?
Прозрачный лес скрипичных птиц
Закапан солнца акварелью,
Истканный в воздухе свирельном
Блистанием слепящих спиц.
Цветные карамельки витражей.
Икона "Утоли моя печали"...
А в Храме пару юную венчали.
И я стоял, поодаль, у дверей.
"Венчается раб Божий..." Имярек.
И я ему завидовал немного.
Но лик с иконы поглядел - так строго!
Будь счастлив - незнакомый человек!
Сияли витражи. И в Божий Храм
Струились, по косой, цветные нити.
Я у дверей стоял, безмолвный зритель.
Да много ли для счастья надо нам?
Два голубка на белом рушнике.
Меняют кольца... Всё в Господней воле.
Малинов звон с высокой колокольни...
Свеча дрожит у жениха в руке...
А я стоял... и плакал у дверей.
А беды - потихоньку отступали.
Икона "Утоли моя печали".
Цветные карамельки витражей...
Мерцает мобильный дисплей голубой,
Имён в нём всё меньше и меньше.
Как будто безжалостно смыло водой
Знакомых, приятелей, женщин.
Уйдёт этот вечер, и страхи минут
В цветочном умрут аромате.
А следом ночные желанья придут,
Которые вечно некстати.
На фоне усугубляющегося экономического кризиса всё очевиднее проступает кризис духовный, который, вероятно, первичен. Равнодушие людей к ближнему маскируется, прикрываясь психоэмоциональным флёром и красивыми словами, за которыми часто пустота. О том, как сохранить живое сердце в непростых условиях нашего времени мы беседуем с кризисным психологом из Минска Константином Владимировичем Яцкевичем.
— Как бы вы охарактеризовали нынешнее время? В чём его главные вызовы и угрозы?
К 60-ти летию со дня смерти
А я пил горькое пиво, улыбаясь глубиной души…
Как редко поют красиво в нашей земной глуши…
АЛЕКСАНДР ВЕРТИНСКИЙ
Я не современный человек и люблю читать книги не по мобильнику, а вживую, делая на страницах карандашом пометки, отчеркивая понравившиеся места на полях ногтем, если под рукой не оказалось карандаша, загибая листы, оставляя в минуту раздумий книгу на столе разогнутой,– в общем, делая все то, за что, страшно вытаращив глаза, ругают визгливым шепотом строгие библиотекарши…
Зная такую мою слабость, близкие мне люди иногда дарят мне книги. Так вот недавно у меня появилась книга «Александр Вертинский. «Дорогой длинною…»», которую я тут же с интересом прочитал… Я люблю Вертинского…
Однажды, подходя к зданию Патриархии, Святейший Павел заметил у входа много иномарок и поинтересовался, чьи это машины. Ему сказали, что это машины архиереев. На что Патриарх с улыбкой сказал: «Если они, зная заповедь Спасителя о нестяжательстве, имеют такие машины, то какие же машины у них были бы, если бы этой заповеди не было?»
«Четыре истории о Сербском Патриархе Павле»
Юрий Максимов
Бывает же такое: любящие вроде люди от души хотели сделать приятное, а вместо этого получился целый мешок проблем. Такой вот неутешительный вывод сам собой напрашивался отцу Георгию, когда он со своего балкона рассматривал полученный на юбилей подарок.
Хотя тема и заявлена, однако здесь не предполагается направленной речи о пользе поэтического мировосприятия. Может быть, поэтому и не выказывается далее в этом тексте какой-то логически построенной последовательности или аналитически выверенной системы, хотя, разумеется, существует определённая последовательность, соответствующая, может быть, стадиям взлёта утки с поверхности болота.
Узенькая дорога у села Калюткино шла между обрывами – по обе ее стороны все было изрыто, котлованы, карьеры, ямы, воронки... Земля на срезах коржами: слой красный, слой розовый. Едешь, будто в раскаленный ад спускаешься. Съежился я весь от такого пейзажа, дрожью обкатился.
– Глину роют! – просипел таксист, заметив мое внимание к карьерам. – Вы к кому едете-то?
– В храм ваш едем Сретенский...
– А, к ненормальной!
– Почему ненормальной?
Водитель лишь ухмыльнулся в ответ.
Я живу не собой... Не собой —
всё своё я давно растеряла.
Пусть толпятся несчастья гурьбой,
их для гибели всё ещё мало.
Дальний свет не слепит мне глаза,
ближний враг или друг — всё едино.
Собирается в сердце гроза,
но душа покрывается льдиной —
жажда правды который уж год
ищет Богом посаженный плод.
Сокрытый между пристальных деревьев,
Неслышным шагом тёмно-синий вечер
Вдруг облекает в символ сокровенные явленья:
Там тонкий пламень замедляет бег над грудой сучьев,
Где над поляной молчаливо простирая плечи,
Приникли будто – в Невещественном согреться, –
И озаряет их морщинистые кроны
Как бы последний предзакатный луч...
И –
Это время для безмолвной песни.
Когда на верхи тёмных сосен
Взбегает ветер сизокрылый,
И сыпкий дождь ковылье косит
Своею свежестью унылой,
Твой тихий шаг, как тёплый облак,
Росою облекает камень,
Где сад, как верный славы облик
Твоими насаждён руками.
Блажен, кто Божьим Словом ранен:
Сладка ему святая боль,
А мир земной и чужд, и странен,
И жизнь его — скорбей юдоль.
Но уповающий на Бога
Вовек не будет посрамлен:
Господь порою взыщет строго,
Но и возносит тоже Он!
Франсуа Мориака часто называли католическим писателем, однако сам известный романист утверждал, что он католик, пишущий романы. Это не одно и то же. Вслед за ним многие писатели отрицательно относились к подобному религиозному делению их творчества. Образно говоря, такая «вывеска» занижает интерес читателя к произведению еще до ознакомления с ним. Она словно говорит о том, что книга будет дидактичной и малоинтересной. Однако если вернуться к формулировке Мориака и, перефразировав ее, спросить: так есть ли разница между православными писателями и православными, пишущими романы? – каков будет ответ? На мой взгляд, разница есть и существенная.
Я люблю здесь мгновение каждое,
Эту зелень и свежесть люблю!
Я люблю вас, родимые граждане,
И рассветы для вас я стелю.
Я люблю вас, берёзы печальные,
И тебя я люблю, ветерок.
Небосвода кольцо обручальное
Словно радости светлой глоток.
Не наслушаюсь жабьего пения –
Много нежности в нём и тепла…
Дарит Родина мне вдохновение,
И весна от цветенья бела.