Благая весть или нудная дидактика?

Франсуа Мориака часто называли католическим писателем, однако сам известный романист утверждал, что он католик, пишущий романы. Это не одно и то же. Вслед за ним многие писатели отрицательно относились к подобному религиозному делению их творчества. Образно говоря, такая «вывеска» занижает интерес читателя к произведению еще до ознакомления с ним. Она словно говорит о том, что книга будет дидактичной и малоинтересной. Однако если вернуться к формулировке Мориака и, перефразировав ее, спросить: так есть ли разница между православными писателями и православными, пишущими романы? – каков будет ответ? На мой взгляд, разница есть и существенная. Главные герои «православного, пишущего романы», в отличие от идеализированных героев «православного писателя», совершенно обычные люди из плоти и крови, им не чуждо ничто мирское, они постоянно лавируют между пороком и добродетелью, и, к слову, не всегда удачно. Но цель их жизни остается неизменной – поиск Бога, причём этот поиск не всегда должен заканчиваться хорошо, что естественно. «Познание приумножает скорбь», - гласит Екклезиаст. Страдания либо открывают нам Истину, либо навсегда отталкивают от нее, третьего не дано.
     В своей статье «О романе» (пер. Л.М. Цывьяна) Франсуа Мориак также подмечал: «Любой романист, будь он даже отчаянно смел, приближает нас к Богу в той степени, в какой помогает нам лучше познать себя. Меня никогда не трогали рассказы, единственная цель которых возгласить какую-нибудь христианскую истину. Ни одному писателю не дано ввести Бога в свое повествование снаружи, если можно так выразиться. Бесконечное Существо не соизмеримо с нами; единственный, кто скроен по нашей мерке, - это человек, и лишь в человеке, как сказано в Писании, пребывает Царствие Божие. Повествование, стремящиеся быть назидательным, даже если оно написано прекрасным романистом, оставляет впечатление надуманности, сконструированности, и Божий Перст в нем выглядит бутафорией. Но зато всякий, кто последует за Шери у Колетт и дойдет – через какую грязь! – до продавленного дивана, где тот нашел смерть, не сможет постичь до самой глубины значения слов “ничтожность человека без Бога”» (речь идет о романах французской писательницы Сидони Габриели Колетт «Шери» и «Конец Шери», - примеч. Е.С.). 
     Можно заметить, что произведения писателей ищущих или обретших Бога глубже и богаче духовно, чем писателей, не придающих значение религии. У последних, в большинстве случаев, это танец на поверхности мысли. Хотя среди художественных книг, приобретенных в церковных лавках, тоже встречаются «слабые». Только если произведения светских писателей все чаще страдают от неоправданного употребления ненормативной лексики, кровавых и порнографических сцен, то произведения православных писателей – от упрощения и дидактики. Если в первом случае понятно, о чём идет речь, то во втором стоит пояснить, что имеется в виду.
     Упрощение проявляется в том, что «православный» писатель, считая «невоцерковленного» читателя человеком «темным» в вопросах веры, пытается всё доходчиво ему объяснить. Это походит на разговор серьезного взрослого с неразумным ребенком. Но даже детям не нравится, когда с ними обращаются как с младенцами, не говоря уже о взрослом читателе, познавшем всю жестокость и трагичность жизни. Сюда можно отнести и героев несколько иного склада, так называемых «героев классицизма» XXI века. Возьмем повесть Юлии Сакуновой «Принц и кактус». Ее героиня – 25-летняя москвичка, мечтающая о счастливом замужестве, постится, молится, посещает богослужения, избегает различных праздных мероприятий (ей даже в голову не приходит, что там можно найти подходящую партию). Лишь в конце произведения Лера позволяет себе маленькую вольность – регистрируется на православном сайте знакомств и, будто по мановению волшебной палочки, вскоре становится счастливой матушкой. Соглашусь, что повесть интригует, легко читается, автор обладает и чувством юмора, и чувством стиля, но реальной жизни там нет. Нет жизни с ее коллизиями и несовпадениями.
     Здесь также вспоминается роман Александры Савовой  «Кипарисовые четки», где, оказавшись в центре стихийного бедствия – наводнения, герои чудом спасаются - их выбрасывает на необитаемый остров, причём героиню до этого смывает волной с балкона многоэтажной гостиницы, а героя эта же волна бьет обо все, что встречается на пути. Очнувшись уже на острове, они находят, что целы и невредимы (не считая незначительных ушибов). Такое «чудо» приводит Стефана и Елену к вере в Бога, а дальше вся их жизнь начинает состоять из одних «божественных чудес». По вере людской действительно происходят чудеса и исцеления, но они не входят в правило, как представляется в книге. В написанное не верится, даже гибель главной героини в конце не вызывает сочувствия, а кажется попыткой писателя вернуть свое произведение к сложности реальной жизни.
     Другой же часто встречающийся негативный аспект в современной православной прозе – это дидактика. Она выражается в том, что на протяжении всего произведения или в самом конце делается нравоучительный вывод на тему: «Мораль сей басни такова…». Но здесь надо отдать должное «православному» писателю. Ведь «темный» читатель заметно вырастает в его глазах от уровня ребенка до уровня школьника. Такой писатель сажает своего «ученика» за парту и начинает втолковывать ему важную теорему, в конце которой, облегченно выдохнув, подытоживает: «Ну, а теперь записываем вывод…». Свою задачу выполнил? Выполнил. «Урок» объяснил? Объяснил. Да только многие такие «объяснения» поставили крест на очень хороших произведениях. Возьмем книгу увлекательных рассказов калужской писательницы Надежды Смирновой «Коснись сердца моего, Господи». Актуальные сюжеты, разноплановые характеры, диалектические особенности разговорной речи героев – все это завораживает читателя до последних страниц. Но после каждого рассказа автор дает строгие наставления по поводу духовной жизни, причем они выделены курсивом, как основная мысль произведения. Читая аналогичную литературу, я часто вспоминаю Чехова и его «почерк серым по серому». Многие рассказы Антона Павловича обрывались на полуслове, но сколько было «слов» в этом молчании. Чехов не возвышался над героем «всезнающим Богом», он не был для читателя «обличающим Судией», но - очевидцем событий, а право принятия решения оставлял за героем и читателем. Мы никогда не узнаем, как поступит его «невеста» , вернувшись в родной город. Не сможем ответить, сложится ли жизнь «студента» , еще такого молодого, но уже начавшего искать Истину. Антон Павлович дает возможность читателю ответить на эти вопросы самому, и из года в год каждый отвечает по-своему, а произведения писателя живут уже более века.
     Но не будем забывать о том, что в течение семидесяти лет века минувшего, религия в нашей стране была под запретом, поэтому направление православной прозы только начинает развиваться и крепнуть. Немало можно встретить интересных авторов, которые продолжают традиции русской классической литературы – целостной, глубокомысленной, основанной на христианской морали. Среди таких авторов: священник Александр Дьяченко, протоиерей Александр Торик, монахиня Евфимия (Пащенко), Станислав Сенькин, Наталья Сухинина, Татьяна Шипошина, Майя Кучерская, Игорь Винниченко. И многие другие авторы, не столь известные, но ждущие своих читателей.
     Впрочем, с высказанной еще Федором Тютчевым проблемой о том, что изреченные мысли становятся ложными, писатели продолжают сталкиваться и сегодня. Как же не превратить свое творчество в ложь?
     В Евангелии сказано: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки»  (Мф.22:37-40). Возлюбив Бога и ближнего – вот где скрывается разгадка. Писать от чистого сердца, постоянно совершенствуя мастерство литератора. Отодвинув тщеславие и гордыню, неотступно, к сожалению, преследующих творческих людей. Наверное, к такому честному труду пред собой и читателем стремится каждый, уважающий себя писатель. Ведь литературный труд ведет не только к лавровым венцам славы, но и к терновым венцам мученичества. За каждое написанное слово автор будет нести ответ и в этой жизни, и в будущей. «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься»(Мф.12:36-37), – предупреждает Христос. Подобно лекарю, писатель может спасти или убить, только не тело, а душу, что еще ужаснее. Это понимали многие русские классики литературы, в том числе и Лев Толстой. Человек, прошедший свой многострадальный путь к познанию Бога. Путь веры и сомнения, отчаяния и надежды. Лев Николаевич однажды просто, проникновенно заметил: «Слово — дело великое. Великое потому, что словом можно соединить людей, словом можно и разъединить их, словом можно служить любви, словом же можно служить вражде и ненависти. Берегись такого слова, которое разъединяет людей». 

2012

  Чехов А.П. рассказ «Невеста»(1903)
  Чехов А.П. рассказ «Студент»(1894)