***
Запоминать движение волны
И гордых скал величественный абрис,
Свет маяка, закат и дерзкий парус,
И взгляд невесты: кроткие черты
И чашу поднесённую воды…
***
Запоминать движение волны
И гордых скал величественный абрис,
Свет маяка, закат и дерзкий парус,
И взгляд невесты: кроткие черты
И чашу поднесённую воды…
С рассветом холодным на сердце взыграло
Сединным, родным, самоцветным Уралом.
И думалось крепко, и жадно дышалось.
Чем стал для меня этот город: Реж?
Когда скрипит, упрямится, строка
Когда ты суетой измят и выжат,
Мне хочется – хотя бы напрокат,
Как в детстве – взять просмоленные лыжи,
И сына повести в сосновый храм,
(В который не ступал, должно быть, годы),
И открывать, как будто, по слогам,
Премудрости классического хода.
Сегодня в небеса никак не наглядеться:
И радость, и вина мои передо мной.
Я «доченькою» звал тебя в игристом детстве,
А нынче – камнем стал, и горькой тишиной.
Дела и суета: одно, другое вечно…
Прости меня! Прости! Не ново на Земле
Укутывать в стихи девичий сон и плечи,
Но где сыскать таких, чтоб вымолить тебе
Со святыми упокой, Христе, душу раба твоего Владимира,
идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание,
но жизнь безконечная
Век, не серебряный, и не машинный,
Мастак пути удавкой заплести.
Меняле под начитанной личиной
Не скажешь по старинке: «Гой еси!»
В нём суета, надменная плутовка,
За трюком трюк, потехи, словеса –
И вот уже почти не сыщешь тропку,
Сокрытую в болотах и лесах.
Рукою властной он шлёт меня
То в пламень адский, то просто в пламень.
Мой горний Мастер – светлее дня,
А я – лишь камень, лишь серый камень.
К моим надеждам главу склоня,
Любовью в сердце и взглядом строгим
Мой горний Мастер, светлее дня,
Приметил что-то в моей породе.
Чтоб вышла доброй тугая сталь –
И жар, и холод, и молот нужен.
Мой горний Мастер до света встал,
Чело тесёмкой стянул потуже,
Так – да святится любой удар,
Алмазной гранью рубцуйтесь, раны,
Гряди, рассвет мой! Светила жар
Души коснётся, и в ней взыграет.
Я, конечно, другой. И за быстрой рекой
Не тревожил поля ни серпами, ни косами,
Не ковал жеребца, не удил «на живца»
Судака и сома верным дедовским способом,
Я почти не помню деда.
Помню только: Волга, небо,
Я – мальчишка-непоседа,
Тот, которого всегда
«Мой разбойник» называл он,
Обнимал рукой беспалой,
И вихров моих касалась
Колким снегом борода.
Мелет мельница года…
Есть такие люди – из немногих,
В ком и сила, и тепло огня:
Им не в радость торные дороги,
Сытость и мещанство «у окна».
Их святыни – Камские пороги,
Быстрая, искристая лыжня,
Где белы берёзки-недотроги,
Где резвится птичья малышня…
Как от матушки Волги
Путь не близкий – не долгий.
Ощетинены холки
Придорожных холмов
Там, где ветры – повесы
По полям да подлескам
С колоколен безкрестных
Шапки рвут с ходоков.
***(впервые)
Серые тени,
Лифт и ступени,
Крыши при полной Луне,
Тёмная зала...
И показалось -
Ты улыбнулась мне
Со святыми упокой, Христе, душу
рабы Твоей Александры,
идеже несть болезнь, ни печаль,
ни воздыхание, но жизнь безконечная.
Облака над матушкой – рекой,
Волны и ветра, ветра и волны,
Тихий сон и первый непокой,
Белых чаек суета и гомон,
Девчушка несмышлёная Весна
Вовсю кропит вокруг весёлой грязью
По белоснежности февральской бязи
И смехом будит сонные леса.
А на щеках, должно быть, блажь и хмель
Нежданных слёз, что спешно утираю:
Не от того ль, что Солнце так играет,
Или мятежный вспомнился апрель?..
Белый снег от самого порога
И рябины гроздья надо мной!
Улицей пройтись родной, негромкой
Об руку с любимою женой.
День как день, каких у Бога много
Для трудов земных и для молитв.
За все дни, что прожил я убого —
Господи, помилуй и прости!..
Принести и радость, и печали
Через мост, к перилам и крыльцу —
К храму Троицы Живоначальной,
К Богу Вседержителю Отцу.
А от храма — прямо и направо
К дому, к окнам — тем, что нет родней.
Во дворе — рябина, словно пава
В окружении статных тополей.
Там, на кухоньке, хлопочет мама,
С книгою, как водится, отец…
Надо бы с цветами к ним нагрянуть,
Чтобы видеть радость их сердец.