«Была нормальная страна, где были музеи, где были специалисты по древностям. Возможно, у них не хватало денег на масштабные реставрационные (работы), но сохранение, учет — все было», — вспомнил в интервью газете ВЗГЛЯД довоенную Сирию искусствовед Алексей Лебедев, рассказывая о масштабах разрушения древних памятников в захваченных террористами регионах.
Очередной акт вандализма совершили террористы из ИГИЛ. На этот раз они взорвали колонны в древнем городе Пальмира в Сирии. При этом к колоннам были привязаны схваченные в окрестностях люди, которых таким образом казнили.
Пальмира была одним из богатейших городов поздней античности, располагаясь в оазисе Сирийской пустыни между Дамаском и Евфратом, в 240 км к северо-востоку от первого и в 140 км от второго. Развалины Пальмиры признаны ЮНЕСКО памятником Всемирного наследия.
Пальмира перешла под контроль боевиков в середине мая. Перед тем как оставить город, сирийская армия эвакуировала большую часть его жителей и наиболее ценные исторические реликвии центрального музея Пальмиры. После захвата города под угрозой уничтожения оказались древние развалины и храмы.
В начале октября боевики ИГ взорвали античную Триумфальную арку в Пальмире. Ее возведение датируется концом второго века нашей эры, временем правления императора Септимия Севера. Она была построена, как и весь город, в римском стиле.
В начале сентября террористы взорвали три погребальные башни в городе. Разрушению подверглась в том числе одна из самых известных башен — погребальная башня Элахбела (103 год нашей эры), под которой сохранился подземный склеп.
В августе боевики ИГ взорвали античный храм Баал-Шамин в Пальмире, построенный в первом веке нашей эры и посвященный верховному богу Баалу, сравнимому с греческим Зевсом. Он является частью комплекса руин древнего города Тадмор. Храм был частично восстановлен.
Газета «Взгляд» обратилась к доктору искусствоведения, руководителю лаборатории музейного проектирования Школы дизайна НИУ ВШЭ, бывшему заместителю директора Института культурного природного наследия Алексею Лебедеву с просьбой рассказать о судьбе культурного наследия региона.
— Алексей Валентинович, каков масштаб потерь памятников?
— Должен сразу сделать одну оговорку: все, что мы знаем о происходящем, известно со слов самих разрушителей. Мы знаем то, что они хотят нам показать и рассказать, и в этом смысле мы не можем объективно оценить масштаб разрушений, потому что тем самым невольно становимся людьми, которые принимают на веру то, что им пытаются «впарить». Имея в виду «добросовестность», «честность» и «порядочность» того, кто подает эту информацию, надо понимать, что она может быть, мягко говоря, не совсем точна.
Вторая сторона: если верить тому, что говорится, то эти разрушения велики. Алеппо и Пальмира — два уникальных исторических объекта. И они находятся под серьезной угрозой, и там уже есть необратимые утраты.
При этом надо понимать еще и следующее: некоторые вещи, о которых сообщалось, что они уничтожены, появляются на рынке.
Ролики, которые выкладывают боевики ИГИЛ, где они что-то разрушают, разбивают кувалдами и т. д., на меня производят впечатление постановочных. Это не хроника, а некоторая демонстрация, рассчитанная на оскорбление, плевок в лицо мировому сообществу. Шокировать, напугать, оскорбить, унизить — вот главная цель. Поэтому меня все время не покидает странное чувство двойственности ощущений: с одной стороны, гибнут памятники мировой культуры, с другой стороны, происходящее одновременно напоминает какой-то фарс. То есть там фарс и трагедия в одной упаковке.
— А если принять на веру предоставляемые фото- и видеоматериалы?
— Утрачено некоторое количество памятников, в основном Античности, а также Древнего Востока. Античный храм Бэла в Пальмире, который, судя по сообщениям, уничтожили боевики, был очень хорош. Я его видел, и это выдающийся памятник.
Проблема в том, что там нет ни одного объективного наблюдателя. Боевики нам поведали, что взорвали храм, вроде как целиком. Но там нет ни одного нормального журналиста и ни одного нормального специалиста по Античности, который бы мог сказать, насколько это серьезно.
Бывает так, что объект, выглядящий не очень поврежденным, на самом деле утрачен безвозвратно. А то, что выглядит разрушенным полностью, может быть отреставрировано и восстановлено. Не всегда внешний вид говорит о реальном масштабе утрат. Нужно серьезное обследование и изучение.
Пальмира — это целый город. Пока речь идет о единичных объектах, наиболее видимых и известных. Опираясь на то, что они нам хотят сообщить, я пока не вижу, собственно говоря, последовательного тотального разрушения. Я вижу уничтожение отдельных объектов с шумной пиар-кампанией вокруг каждой этой акции.
— Чем может быть объяснено то, что разрушение памятника использовали одновременно для казни?
— А когда показывали казни людей? Это же явно срежиссированные изуверские спектакли, постановки. Что тут можно сказать? Варварство такое. Я не специалист по радикальному исламу, но они все время декларируют идею о том, что человек должен общаться с Аллахом напрямую, и для этого ему не нужны никакие материальные посредники. И они с той же легкостью уничтожают и мусульманские памятники. Это не борьба с иной верой, а борьба с любыми материальными проявлениями культуры.
— У вас не возникает ассоциаций с историческими событиями предшествующих веков?
— Я не вижу прямых параллелей, и вот почему. В древние времена подобного рода вандализм имел, как ни странно это звучит, более прагматические цели. Иконоборчество в Византии было формой реализации религиозной доктрины. Были случаи, когда города сравнивались с землей, но смысл был в том, чтобы они никогда не возродились, как разрушенный римлянами Карфаген.
Здесь целью, по моим впечатлениям, является оскорбление, демонстрация безнаказанности, если угодно. Но это надо спрашивать у специалистов по исламу. Для меня это, честно говоря, настолько отвратительно, что я не могу даже здраво рассуждать на эту тему.
— Есть ли вероятность, что какие-то из разрушенных памятников будут восстановлены усилиями реставраторов?
— Если разрушена какая-то постройка, но все ее составные части целы и есть чертежи, можно ее восстановить из тех же деталей.
— Характеристики материалов позволяют это?
— Известняк, который применялся при постройке этих памятников, — один из самых мягких материалов. Он широко использовался, потому что легок в обработке. Но тем не менее он достаточно долговечен.
В истории нередки случаи, когда без всяких взрывов разбирали постройку, брали камень и использовали для другой постройки. Вот эта ситуация уже необратима. А если обломки валяются, надо смотреть, что сохранилось более или менее целым, и может оказаться, что здание подлежит восстановлению.
— Что делает в этой ситуации ЮНЕСКО?
— Время ЮНЕСКО наступит, когда в Пальмиру и Алеппо придут вменяемые люди, которые захотят восстановить утраченное. Я бы сказал, когда эта территория окажется под контролем договоропригодного субъекта. Тогда наступит время специалистов, время реставрации. А сейчас там террористы.
— Как обстояли дела с сохранением культурного наследия в стране до начала войны?
— Сирия — страна не очень богатая, но тем не менее это страна, где был туризм. Некоторая индустрия там работала, и лично я в 2007 году по всем этим памятникам проехался. Что такое Пальмира? Пустыня, в центре оазис, рядом небольшой современный городок. Ездят туда люди по дороге и смотрят.
Была нормальная страна, где были музеи, где были специалисты по древностям. Возможно, у них не хватало денег на масштабные реставрационные, но сохранение, учет — все было.
Естественное разрушение подобных памятников быстро протекает в условиях холодного климата, когда вода затекает в щели, в холодное время года замерзает и разрывает камень. А там сухо, снега нет, льда нет. Ну и стоят эти памятники там веками. И еще бы века простояли. Основная угроза таким памятникам, если это не войны и сознательные разрушения, — землетрясения. Вторая угроза состоит в том, что местное население может растаскивать это для бытовых нужд. Но в Сирии они как-то охранялись.
— Какая работа должна быть проделана после того, как боевиков выбьют из региона?
— Предстоит та же работа, которая всегда делается после боевых действий. Первое — инвентаризация, перечень того, что уничтожено, и оценка возможности восстановления. А дальше — работы по восстановлению или по консервации. Но тут есть вторая сторона дела — по правилам ЮНЕСКО.
Нужно сохранять древность, а не делать новодел, похожий на древность. Соответственно, если надо восстанавливать, придется решать вопрос о мере новодельности и искать средства.
— Где могут быть найдены эти средства?
— Имея в виду ситуацию, которая там сложилась, — международные организации. Сейчас ЮНЕСКО протестует, а на следующем шаге может и сбор средств открыть.
