Под небом, на земле – воды и пищи
Хватило б всем с различною судьбой.
Здесь лишних нет и самый грязный нищий,
Такой же человек, как мы с тобой.
Но что-то не светлы дела мирские,
Планета заболела от людей,
Которым вечно мало и другие
Мешают наслаждаться им на ней.
Для них весь мир – одно большое стадо,
Без имени, прописки и двора,
А слугам в жизни многого не надо,
На лоб и руку: метки-номера…
2012
По уже установившейся традиции начинать свои произведения с Омилии, помещаю главу из новой повести.
В коробочке лежал круглый предмет, тщательно завёрнутый в поролон. Не спеша разворачивать, Лена потыкала в поролон пальцем, словно боясь, что странный подарок вдруг улетучится. Но предмет внутри обёртки отличался твёрдостью, и, глубоко вздохнув, Лена бережно освободила его от мягкой оболочки.
Даже за новенькую машину с автоматической коробкой передач, она всё равно никогда бы не угадала, что оставила ей в наследство жившая тут старушка. На белом поролоне глянцевыми отблесками переливалось крупное фарфоровое яйцо, необыкновенной красоты. Заворожённым взглядом Лена любовалась, как по тёмно-бордовой глазури расплываются голубоватые искорки, образуя причудливую россыпь мелких брызг. Откуда-то из глубин памяти всплыло название «Бычья кровь», и почти сразу с названием, пришло понимание того, что судьба успела подготовить её к принятию необычного дара.
Вот сияет мечта -
dream.
А кругом полумрак -
dark.
Все дороги ведут
в Рим,
все трамваи идут
в парк.
Осторожный, как снег,
snow,
наступает глухой
Она везде — в дождях и снеге,
И в стае белых голубей…
Любовь! Я растворился в ней,
Не сгинув в хаотичном беге,
В петле дорог, часов и дней.
Она сломает все преграды,
Изменит линии судьбы,
Развеет пепел ворожбы,
И те, что ждут — те будут рядом
По непрестанности мольбы!
2012
«Плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия» (1 Кор. 15:50)
«Обескровить себя, обесплотить…»,
Это кажется только — всё просто.
Проще плакать на старом погосте,
Что пшеничного поля напротив…
Боже Праведный! — я не Апостол,
Хуже грешника вряд ли найдёте…
2012
Он чем-то похож на ангела: не своего ищет, прежде всего, но Божьего, и сердце его исполнено искренней любовью к Богу и людям. Игумен Серафим (Федик) на протяжении 15 лет является клириком Михаловско-Кошицкой епархии Православной Церкви Чешских земель и Словакии. Он несёт своё апостольское служение, окормляя словацкие приходы Рождества Б огородицы в селе Цейков и Преображения Господня в селе Кашов, а с декабря 2007 года — и первый венгероязычный приход во имя преподобного Моисея Угрина. На протяжении нескольких лет нашу редакцию и о. Серафима связывает искренняя дружба. Надеемся, очередное интервью с этим удивительно живым подвижником благочестия принесёт радость и пользу всем читателям.
— Дорогой о. Серафим, помнится, мы беседовали с вами в 2007 году, вы тогда были ещё протоиереем Иоанном, а сегодня вы уже не просто монах, но игумен. Скажите, внутри у вас что-то изменилось? Вы помните себя до принятия монашества? Можете сказать, что именно приобрели или, наоборот, потеряли, став «земным ангелом», как именуют у нас монахов?
— Да, время быстро течёт и очень незаметно. Все годы своего священнического служения я прожил, можно сказать, по-монашески — в целибате, и всё же, теперь многое изменилось. Конечно, для окружающих заметнее всего одежда. Теперь они видят меня в рясе, клобуке, мантии: немножко непонятно для них. Разумеется, это чисто внешнее изменение без внутреннего было бы только пустым зрелищем: без пользы для меня и окружающих.
Как хорошо с тобой сроднится,
Срастись, как птицы два крыла
В едином трепете. На лицах
Есть отблеск света. Тенью зла
Ложится ночь в изгибы линий,
Твоих морщинок мне не счесть,
Но мы от тени той хранимы,
Нам не страшна ни ложь, ни лесть.
Ласкает солнце край родимый,
И ночь уходит, новый день
Наступит тихо. Страхи мнимы,
Слетают листья, тает тень.
Какая лунность.. Нити света
Пронзают воздух. Тишина
Сковала время. Кто ответит
Любил ли ты? Любовь одна
Нам стала смыслом и отрадой,
В земной судьбе. Ищу тебя,
Дождь замерзая, станет градом,
А я оттаю - лишь любя.
Как далеко до вечной правды,
Но здесь - земная нам дана,
Так получилось, люди рады
прожить ее, испив до дна.
День выдался пасмурный. Поначалу подумалось, что зря я выбрался на барахолку. Ту самую, что на набережной Майна, возле знаменитого моста. Стенды торговцев стояли возле ограды. Продавцы всякой всячины дрожали от холода, но не уходили. Один индеец из Эквадора пытался всучить мне свитер из шерсти ламы. Свитер я не купил, но перевел подошедшему новому русскому слова продавца. Заодно рассказал тому про Эквадор и лам. Тот с радостью купил два свитера. Индеец остался доволен, и поблагодарил меня за рекламу. Это у меня получается, только вот зачем я помог ему с продажей свитеров? Не знаю, а почему нет? Соотечественник тоже остался доволен, но выпить с ним я отказался, сославшись на занятость.
Ты пришел в этот мир,
Не тушуйся – живи!
За окном-
Сентябри,
Октябри,
Январи…
Золотых куполов
Огнедышаший Свет,
И любовь, и разлука,
И вечный рассвет…
Поцелуй жарких губ,
И объятий дурман…
Эта жизнь-
Она есть,
Она – боль
И обман…
Она – Правда
Во лжи
Позабытых
Имен…
И улыбки печальной
Прощальный
Поклон…
Она – Вера и Честь,
И Распятье Христа,
Она будет и есть
Навсегда,
Без конца…
А Конец лишь Начало
Большого Пути,
По которому ты
Должен просто идти…
Ошибаться и падать,
Любить и страдать…
Кто-то будет тебя
На войну провожать
До Победы,
До Славы
Во Имя
Любви…
Будь здоров – Человек!
Приходи и живи!!!
Не тревожь сегодня, не тревожь меня
Друг ты мой, единственный, прошу.
У могилы мамы, у могилы я,
Вешним днём, за городом сижу.
Я не буду плакать, как просила ты,
Молча помяну без лишних слёз.
На плиту неспешно положу цветы,
Купленный букет любимых роз.
Детство, юность – счастье невозвратное,
Нам бы дорожить здесь каждым днём.
На душе тревога непонятная,
Для чего на свете мы живём?
Кружит память птицей одинокою,
Не поймать, да я и не хочу.
Всё смотрю в глаза твои глубокие,
Дует ветер, дует на свечу…
2012
Держу в руках весеннее тепло:
Вот – вот вспорхнет и растворится в марте.
И то, что с крыши капало, текло
Осядет лужицей на карте.
Промокнет Ледовитый океан.
И струйка расползется по Сахаре.
Капель замочит Пакистан.
Весна гудит. Весна в ударе!
Все мокнет. Карта у окна
Глядит на мир материками.
И скатерть красного сукна
В углу, и томик Мураками.
По комнатам расставлена посуда.
И с каждым часом струи возрастают.
О, дом в деревне! Тряпок груды
В борьбе с природой твердость обретают.
А я хожу, пытаюсь что-то петь,
Но голос скоро сядет от простуды.
О, дом в деревне! Мокнущая клеть
С горой разнокалиберной посуды!
В ноябре 2011 года исполнилось 150 лет со дня рождения митрополита Трифона (Туркестанова).
Митрополит Трифон был известен как смиреннейший, но и неподкупный иерарх, как человек святой благочестивой жизни. Его советы и мнения нередко были решающими не только для судеб его многочисленных духовных детей, но и при многих событиях, связанных с судьбой Русской Православной Церкви после революции...
Владыка известен и как автор духовного гимна-молитвы – столь любимого верующими акафиста «Слава Богу за всё!». Известно, что этот вдохновенный гимн Творцу и Его творению, написанный в страшное переломное время, десятки лет распространялся по России путем церковного самиздата, а в 1970-е годы был впервые напечатан за рубежом.
При первых публикациях авторство акафиста ошибочно приписывалось погибшему в ссылке священнику Григорию Петрову. Позднее, когда появление акафиста в печати стало возможным уже на Родине, произведение митрополита Трифона (Туркестанова) с указанием его авторства получило общецерковную известность.
Прошла гроза. И в воздухе чуть влажном
Повисли ароматы пряных трав.
По луже на кораблике бумажном
Несётся шмель, швартовые отдав.
Пустой причал, на кованой ограде
Сидит в раздумьях мокрый воробей.
Уносит ветер листик из тетради
За быстрый Днепр, за тысячу морей…
Ах, город мой, ты в белоснежном цвете
Черёмух стройных, вишен, абрикос…
Художник-Май вновь пишет на мольберте
Под стук дождя, в раскатах первых гроз…
Какая свежесть зелени весенней!
Вот Пушкинский бульвар под сенью ив.
Скамейки, фонари… в их свете гений
Особенно задумчив и красив.
Цветут вовсю по городу каштаны –
Белы, как после зимних снежных вьюг…
Теперь ты самый лучший, близкий самый,
Меня удочеривший Кременчуг!
21.03.12
Троицын день ясный,
Дверь отворив лету,
Гонит дурман праздный,
Душу влечёт к Свету.
Троицын день чистый
Дарит щедрот много,
Вышним своим смыслом
Ум обратив к Богу,
Сердце согрев вечным,
К жизни призвав новой,
Свежесть храня Встречи,
И… приобщив Слову.
Троицын день дорог
Всем, кто добром движим,
Кто устремлён в Город, –
В тот, где Отец ближе.
12.12.2010 г.
15 марта Герою Социалистического Труда, лауреату Государственной премии СССР почётному гражданину города Иркутска выдающемуся писателю земли Русской Валентину Григорьевичу Распутину исполнилось 75 лет.
Нередко соратники по литературному цеху, критики, читатели с любовью и уважением называют Распутина сибирским Чеховым. Он родился в посёлке Усть-Уда, что на берегу Ангары, в трёхстах километрах от Иркутска. Его детство прошло в этих же местах, в деревне с красивым, напевным именем Аталанка.
«Самое важное, — вспоминает писатель, — что я имел все-таки смелость и ум родиться в глухой Сибири… В деревне, где всё ещё присутствовало — язык, и старые обычаи, и традиции, и люди, как говорится, прежней ещё формации. То есть они были совершенно не испорченные…
Площадь Тургенева. Овальная. Старый дом, который я не сразу узнал. Из этого окна я когда-то смотрел на улицу вместе с бабушкой. Она рассказывала, как чей-то мальчик забрался на каменного слона в скверике, упал, и получил сотрясение мозга. Еще помню, как она показывала мне трещину в стене, которая возникла во время бомбардировки в блокаду. Сосед работал на фабрике по производству бижутерии. Благодаря этому, в коммунальной квартире, находилось много никчемной мелочи, интересной только для мальчишек. Особенно запомнился бронзовый паук, завалявшийся в ящике стола на кухне. Проволочные лапки, брюшко из стеклянного «брильянта». Обнаружив его, я уже не мог остановиться: искал по всей огромной коммуналке подобные «сокровища». Запах там был особенный: не сырости, а уюта и древности.
Когда мы с младшим братом разглядывали странную пожарную башню, возвышавшуюся над крышами, мы оживленно рассказывали друг другу, что неплохо было бы поставить в ней станковый пулемет. Окон много и обстрел замечательный!
Проснуться и услышать детский смех,
Увидеть мир и солнце над землёю,
И небо без войны, одно на всех,
Прозрачное, бездонное, живое…
Весенний дождь для грешных и святых,
Кому везёт и тем, кто за кормою.
На го'ловы: смирившихся и злых,
Как проповедь подумать над собою…
По правде жить, не ссориться и впредь,
Прощая помнить, что под небесами
Успели миллиарды умереть,
Но не Любовь с распятыми руками!
2012
Она приехала к Матушке-игуменье на неделю. К Матушке часто приезжали женщины средних лет. Кто за советом, а кто просто отдышаться — передохнуть от городской суеты в нашем закрытом мире под липами. Вот и она приехала. «Очередная паломница!» — подумала я, и не обратила на неё внимания. С паломниками мы мало общались — да и зачем?
Вообще, я не очень-то разговорчива с незнакомыми людьми, не выношу любопытства. Всякие там расспросы, что такая молодая и ушла из мира, а дома, небось — родные скучают, все подруги замуж вышли, деток рожают… Подобные вроде бы задушевные беседы мне неинтересны — только вред от них да расстройство. Нет, с паломниками я сама не заговариваю.
Мастер направил струю огня на кучку серебряных опилок и обрезков разной величины, что лежала на асбестовом коврике. Металл сначала потемнел, случайные ворсинки вспыхнули. Обрезки почернели, потом стали оранжевыми и начали плавиться.
Как раз в этот момент зазвонил телефон. Мастер смачно выругался, но прерывать процесс не стал. Да и не мог бы, без отвратительных для дела последствий. Металл как раз начал стекаться в одну большую каплю. Мастер схватил со стола старый ржавый надфиль и помог присоединить к большой капле расплавленного серебра, каплю поменьше, что начала «страдать сепаратизмом»: отделилась в маленький никчемный кусочек. Таковой был ему совершенно ни к чему.
Он на всякий случай провел пламенем по капле и выключил горелку. Теперь он быстро схватил небольшую, заготовленную заранее стальную пластинку, бывшую некогда плоским напильником, и прижал серебряную каплю к асбесту. Металл моментально сплющился и тут же начал остывать. Нужный эффект был достигнут.
Мастер подцепил плоскую серебряную каплю плоскогубцами и перевернул.
— Да, то, что надо. Теперь путь сама остынет, а то еще закалится…
«Не пожелай красоты её в сердце твоём…» (Пр. 6:25)
Не смотри ты ей вслед, не смотри,
Обнажая безумие страсти.
А поймаешься в сеть – хоть умри!
Отвернуться – ни силы, ни власти!
В сердце юном – вулкан и гроза
И мечта – неизбывная мука…
Как обманчивы эти глаза
И зовущие нежные руки.
Сколько можешь – cебя сохрани
От штормов и любой непогоды.
Да исполнит Господь твои дни
Красотой настоящей свободы…
2012
