Евфимий Великий: кто будет судить наш век

Какие уроки нашему времени дает история четвертого Вселенского Собора?

Читая жития святых, естественно и правильно испытывать некоторый страх. Почему? Открывая Четьи Минеи, мы узнаем о тех, кто будет судить нас. «Разве вы не знаете, — говорит апостол Павел, — что святые будут судить мир?» (1 Кор. 6:2). Странно, скажет кто-то. Ведь из Писания мы знаем также, что Судья мира — Бог (см. Евр. 12:23; Пс. 74:8). Что же имел в виду святой Павел?

Очевидно, праведники будут судить не прямо, но фактом своего жития. Каждый из них родился в том же поколении, что и миллионы других людей, воспитывался и рос в равных с ними условиях, но — его внутренняя жизнь оказалась совершенно иной. «Почему мы с тобой жили на одной улице (или в одном городе), но я полюбил Христа, а ты нет?» — приблизительно так спросят нас эти неведомые обличители. В этом смысле любая страна, в которой вспыхнул огонь христианства и не потух, в каждом поколении имеет таких молчаливых, но грозных судей. И на нашей земле Господь щедро рассыпал семена, давшие праведные всходы во всех столетиях трагичной и до сих пор окончательно не осмысленной истории. Кто же будет судить наш век? Не знаю. Они, несомненно, есть, эти сегодняшние святые, но мир не узнает их, как когда-то не узнал и Самого Христа.

Уставший хвостик

Бежим по дорожке: Венечка, муж и я. Вернее, бежит Венечка, а мы следом идём. Первая весенняя прогулка к лесу. Пыль взметается из-под лапок, но она ещё сомневается в себе, не смеет насыщать собой всё пространство, разбуженное ногами и лапками.

Радость бегает по телу Венечки туда-сюда: от ушка к ушку, от глазика к глазику, от носика к хвостику.

— Эй, мир, я иду тебя познавать!

Вот первый цветочек — жёлтый, и Венечка уткнулся носом в него, как пчёлка. Нюхает, чем пахнет первый встреченный дружок. А вот ещё один — тоже жёлтенький, и его Венечка тщательно исследовал своим носом.

Но пора вперёд, там ждут, возможно, не только бабочки и птички, но и маленькие чихуахуашки... Веня любит встречи.

За два года, которые Ве живёт с нами, он переформатировал нас под себя — улучшил, одобрил, осчастливил, оВЕселил. Он всё вокруг себя превращает в исполненное счастьем своё подобие. Кажется, что и камушки рады, что бегут по ним крохотные лапки, и дорога, и травка.

Повернули налево, здесь земля ещё влажная... Нет, лапкам неудобно. Рано. Возвращаемся назад.

Просвет

Скучно и одиноко
В тихом раю домашнем.
Мирно свернулись в кокон
Прошлое с настоящим.

Это случилось рано,
Как пассажирский скорый,
Как силуэт тумана
Из-за рассветной шторы.

Матовый луч рассеял
Тени изящный выгиб.
Стали ещё острее
Строки вчерашней книги.

Словно конь...

Слово приходит готовым. Оно, словно конь, запряжённый и осёдланный кем-то неведомым. Не мной оно приручено, но бежит ко мне, чтобы потом убежать в жизнь. Я для него — дверь, ворота в мир людей.

Дух захватывает — тайна приоткрывается: тайна общения со словом.

Слова — они живые. ЖИВЫЕ!

Слова и смыслы. Потому поэзия — наша видовая цель, прав Бродский. Поэзия не в смысле рифмоплётства, а в смысле слышания Слова. Поэтом делает человека Слово, а не рифмы. Слово — Пастух всех слов.

А где-то есть и радуга и свет...

А где-то есть и радуга и свет,
И тайна, что томит теплом надежды,
А хватит ли любви на этот век?
А подорожник все такой, как прежде.

Здесь под ногами жухлая трава,
И пастухом записан милый сердцу,
Семь лет идет по городам молва,
А я наощупь прохожу сквозь дверцу.

И плач Рахили громом прозвучит,
Оплакивать любовь привычно миру,
Там женщина о вечности молчит,
Здесь приготовили глухим секиру.

Рассказ офицера

Служил я тогда в Александро-Невском Соборе. Подходит ко мне в храме мужчина и говорит: «Можно с Вами поговорить?» Киваю. Сели мы на лавку, и он начал: «Я в Афгане служил, хочу рассказать, как живым вернулся. Шли мы группой по приказу, далеко зашли, проходили через одну узкую долинку в горах, и нарвались на засаду. Мы назад, а оттуда тоже огонь.

В общем, попали. Мышеловка. Заняли круговую оборону, давай отстреливаться. Само собой, с базой связались, доложили, вертушки к нам полетели. А место узкое, кругом горы. Мы пока отбиваемся, ждем наших. Прилетели вертушки, давай снижаться, а по ним со всех высот такой ураганный огонь открыли, что они еле успели обратно подняться. Понятно стало, снижаться им без шансов. Ну, помогли нам ребята, как могли, а когда боезапас расстреляли, улетели.

Рыжий конь

Словно дом без о́кон и дверей,
я стою одна среди людей,
а внутри пожар, внутри огонь —
просится на выход рыжий* конь.
Ангелы и птицы встали в круг:
их послал на помощь верный Друг.
Небеса и те прогнулись чуть —
Господи, молитву не забудь
ниспослать тому, кто всё забыл.
Конь в узде — подай нам, Боже, сил!

_____

* И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч.
(Откр. 6:3-4)

 

koppel.pro

Прячь свою мýку: пеки из неё кулич...

Прячь свою мýку: пеки из неё кулич —
вкусным бывает хлеб из такой муки́.
Тайну сего искусства можно постичь,
если коснётся муза твоей руки.

Если коснётся ангел твоей судьбы,
мýку ему сквозь сито тщательней сей:
кушая хлеб, он вознесёт мольбы —
ветр унесёт стаи твоих страстей.

Великопостное

Рвусь в Небеса, но, по сути, птенец:
коротки крылья, и выбор непрост.
Хлебом насущным, Боже, Отец,
душу вскорми,
                 чтобы крыльями — в рост.

Рвусь в Небеса, только падаю вновь:
тянут к земле, как магнитом, долги.
Отче, как Ты поступаешь, любовь
вместо обид проявить, помоги!

Рвусь в Небеса! Крылья коротки, рвусь,
а в поднебесье кружит вороньё.
Боже, пусть душу минует искус,
Светом очистится сердце моё.

Окно открою в ночь густую...

Базе отдыха «Голубой залив»

Окно открою в ночь густую —
Сосновый бор стеной стоит,
И, суету смахнув дневную,
Он вновь молчание хранит.

Украдкой звёзды все погасли.
Курносый месяц не блестит.
И вялый ветер не напрасно
Лесною тропкой не спешит.

Он может просто заблудиться
В давно знакомой стороне...
«Кому ещё сейчас не спится?!» —
Хотелось громко крикнуть мне.

Страницы