Омилия

В комнате гулкой, свежепобеленной

Я перед Пасхой в детстве мечтал

Сколько мне радости в жизни отмерено

Как не угадывал – не угадал

В серой толпе озабочены лица

Каждый стремится счастье найти

Но забывает Богу молиться

И потому не находит пути

А куличи пахнут весной

И свежим ветром,

Шафраном первым и травой,

По-детски светлой,

Пахнут коровьим молоком

Из старой кружки,

Как после дойки вечерком

нальёт старушка

своим внучатам озорным;

И солнцем пахнут,

Не желтым солнцем – золотым

В твоих руках,

В них мать- мачехи букет   -

Цветок - простой.

Куличи пахнут Воскресеньем и весной.

Сóлоно в чаше, но пить её буду –

ропот теперь ни к чему;

помню, как Ты указал на Иуду,

хлеб подавая ему.

Солоно-горько, но пить её надо –

страх и сомнения прочь:

Ты – в глубине Гефсиманского сада,

красная, душная ночь…

Солоно, тошно, глоток, словно пламя,

кажется, жизнь утекла,

а перед взором – гора со крестами,

Ты в окружении зла.

Пью до конца чашу жгучую эту,

«эго» сжигая черты…

Знаю, за тьмою - сиянье рассвета

в красках Твоей полноты.

           Великий Пяток, 14.04.2017

Только несколько малых шагов
Остается стрелкам пройти –
Звонкий голос колоколов
Радость велию всем возвестит.

Возвестит, что воскрес Христос
И что смерти уж больше нет.
Время кончилось горьких слёз:
Всё наполнил божественный свет.

Молчит, молчит душа моя,

какою-то усталостью объята,

а в храме батюшка читает про Распятье,

воск падает на пальцы, жжёт.

Так хочется сказать себе: "Пройдет

усталость эта и тоска на Пасху!".

И греет глаз фонарик ярко-красный

у девочки с мечтающим лицом.

Она наверно думает о том,

как понесет фонарик теплый свой

по улице,

сквозь дождь,

домой.

Название статьи отсылает читателя к главному тезису протестантизма, с которым тот вышел на историческую арену: «только Писание». Желая очистить путь верующим людям от всего ложного и лукавого, от «бабьих басен», придуманных развращённым властью, жадным до наживы клиром, Мартин Лютер (1483-1546) не нашёл ничего лучшего, как смести в мусорную корзину всё, кроме самого текста Священного Писания. Его понять можно, ибо, как заметил свт. Игнатий (Брянчанинов), «в Церковь Римскую вкрались многие заблуждения. Хорошо бы сделал Лютер, если б он, отвергнув заблуждения латинян, заменил эти заблуждения истинным учением Святой Христовой Церкви (т. е. Православием — С.К.); но он заменил их своими заблуждениями; некоторым заблуждениям Рима, весьма важным, вполне последовал, а некоторые усилил» (Лютеранизм. Письмо от 1 марта 1844 г.) Мог ли Лютер на практике осуществить сказанное свт. Игнатием — вопрос, одно очевидно: развитие западной цивилизации происходило под знаменем предельного рационализма, а «уму не под силу долго разыгрывать роль сердца» (Франсуа де Ларошфуко). Хотя, из того же сугубо рационального корня выросло прекрасное дерево западноевропейской философии, она в итоге, по признанию самих же западноевропейских философов, зашла в тупик — именно по причине следования не тем путём. Провозглашённое Мартином Хайдеггером (1889-1976) «назад к досократикам» — это как раз об этом: о том, что русская духовная традиция сохранила, благодаря памяти, что источниками вероучения являются Священное Писание и Священное Предание, и что одно без другого — неполно. «Святыня веры благодатно передаётся из поколения в поколение. И эта благодатность передачи стала возможной только потому, что, как сказал Григорий Богослов, „теперь (т.е. со времени Сошествия Св. Духа — С.К.) Дух Святый живёт с нами, сообщая нам яснейшее предание о себе“»2. Славянофил А. Хомяков (1804-1860) полагал, что Предание — это жизнь Святого Духа в сердцах людей, не прерываемая на протяжении веков.

Господи, коснись меня, уврачуй
Разреши от горечи и стыда.
Я тогда как перышко улечу
В небеса далекие навсегда.

Как дитя на цыпочки поднимусь
Может так заметнее с высоты...
Я Тебе поверила одному
Нет ни слез ни горестей- только Ты.

Свечками и вербами к алтарю,
Долгими молитвами на пути...
Глупая и грешная я молю:
"Господи, услышь меня и прости!"

Как ярко солнце, как слепит глаза!
Ни облачка, ни ветерка, ни тени!
Так неожиданно водой сползла
Лавина зимней белоснежной звени.

Контраст сильней меж небом голубым
И серой не раскрашенной землёю.
По пыльным голым веткам словно дым.
Сухой газон с поношенной листвою.

И тишина, готовая к прыжку!
Всё, замерев, вот-вот начнёт живиться.
До Пасхи миг, и я в себе ношу
Зерно, чтоб вдруг из смерти возродиться.

И Воскресеньем душу обновить,
Как и природу радостным цветеньем.
Сейчас - молчок! Голгофа в нас болит!
И даже птицы не тревожат пеньем!

Сколько ещё мне, песчинке,
В море житейском гулять?
Если бы сроки мне знать!
Может стелила перинки
И выметала соринки,
Чтобы готовой предстать.

Бдите - сказал - и молитесь,
Ибо не знаете час!
Двери откроются враз,
Встретит желанный Спаситель.
Девы, светильник зажгите,
Сколько елея у вас?

                  I

А хор молчит…

            Не он поет

                     во Дни Святые –

Меж слезных слов

                  родных церковных песнопений

                                      в сиянии сгорают звезды золотые.

Спать ночами теперь не велено,
Стала совесть моя строга –
От Великого Понедельника
До Великого Четверга.

А потом, до восхода Пятницы,
Каждый час – как удар бича.
Капли крови на землю катятся,
И Святая Кровь горяча.

В третий час мы Тебя оставили
Меж разбойников умирать.
Мы распяли Тебя, ославили,
А теперь пришли погребать.

Мы дождались часа девятого, –
Содрогнись, Иерусалим!
Неужель мы навек проклятые
Перед Богом Христом Своим!

Кто-то скажет: – Не я же, Господи!
Я тогда ведь еще не жил! –
Забывая про кару грозную:
Каждый чем-то греху служил.

"Выйдя же в день тот из дома, Иисус сел у моря. И собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сел; а весь народ стоял на берегу. И поучал их много притчами, говоря: вот, вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока. Когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его; иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать."

Мф. 13: 1-8

Воскресенье было Вербное,
Дождь покапал и прошел.
С литургии вышли первые,
И смотрели, кто пришел.

Не на ослике, не в шелковом
Одеянии стоял.
И лучи от глаз иголками
В сердце падали, звеня.

Загудел народ измученный,
Он не понял ничего.
И пропало солнце с тучами:
Снова стали ждать Его.

09. 04. 2017

Я приехал из ночи в весенний рассвет,
Я оставил полярную мглу и тщету.
Все надежды оставил
Всех прожитых лет,
Чтобы заново душу понять на свету.

Я приехал смотреть, как ломаются льды,
Как, разлившись, несет к океану река
Темный скарб и осколки Полярной звезды,
И пугливое время,
Чье бремя тоска.

Возвращаются силы в безвольную плоть.
В храме, тесном от веры и познанных бед,
Освящается верба, и входит Господь
В новый город души.
И в весенний рассвет.

Все неудачи начинаются с ног. Об этом твердит всем уличным и переулочным пешеходам и домашним лежебокам большой знаток отдыха на кровати с закрытыми глазами Иван Иванович Расходушкин. Кстати, он не просто невпопадь твердит, - он ещё и философски предсказывает.

Одному из местных предпринимателей, редкому скупердяю и скволыжнику, он нагадал на ближайшую перспективу -  припаркованный у ворот автокатафалк, другому - разбитую вдрызь машину и потерю договора с ОСАГО, третьему - кражу придомового электростолба, четвертому - проигрыш в суде дела по разделу соседского имущества, пятому - вороватую невесту и злобивую тёщу, шестому - турне в тундру по горящей путевке...

Есть такие люди – из немногих,

В ком и сила, и тепло огня:

Им не в радость торные дороги,

Сытость и мещанство «у окна».

Их святыни – Камские пороги,

Быстрая, искристая лыжня,

Где белы берёзки-недотроги,

Где резвится птичья малышня…

Белая пряжа путается легко, 
Свет через ставни белый, как молоко, 
Белые перышки, отблески на лице, 
Белая лилия вся в золотой пыльце. 

Тайна вершится, а нам лишь обрывки фраз: 
"Благословенна дева в сей день и час!" 
Время не длится - захлестывает волной, 
Свет материнства отсчет начинает свой. 

Сердцебиенье, звенящая тишина, 
Кроткая дева сияньем окружена, 
Трепетом крыльев скрещенных над головой 
И в целом мире лишь голос ее живой. 

Предвозвестившие все, что случилось тут 
Тени пророков, как ладана дым текут .
Можно ли было надеждам пропасть вотще... 
Тихо, лишь пыль золотая кружи́т в луче... 

День допит. Расшифрован. Дописан.
Переплавлен, дожит, наконец.
На столе три апрельских нарцисса,
За окном – любопытный скворец.

И опять одиночество в теме,
Словно детский кораблик в пруду.
И опять замедляется время,
Ничего не имея в виду.

И нисколько не трогает душу
Романтическая ерунда.
Чистоту ли такую нарушу
В наступающий вечер, когда

Очень хочешь чего-то такого,
Что давно уже в сердце живёт.
Только нет подходящего слова,
Чтобы дать этой радости ход.
2017