Омилия

                                (утро в Кисловодском парке)

Лицо умою

            источника водой святою,

Омою ноги

            утренней росою луговою,

Во Храме воздуха

             вдохну сосновый эликсир,

Взор поднимая

           на лазурный горный мир.

Я просто есть — как одуванчик в поле,
свекла на грядке, вишни на деревьях.
Я есть — как воздух, и не быть неволен...
Бреду по жизни, как собака в репьях —
в искринках радости, стихах и песнях —
но жизнь собаки, может быть, уместней.

Пряжа по небу разбросана — 
феи пряли поутру.
Степь, украшенная росами,
жемчуг шила на ветру.
В роще, над тропинкой пёсьею,
вертолётом —  стрекоза.
Синь повсюду, только с проседью:
мир стареет на глазах.
Скоро шалью паутинною 
ветви спутает паук,
и под зимней парусиною
завершит природа круг.

От горя можно объюродеть
и попросту сойти с ума.
Для счастья ужас неприроден —
уж лучше странника сума.

Забыты прошлые угрозы,
жизнь новым ужасом полна —
судьбы своей метаморфозы
везде изведаешь сполна.

И позавидуешь улитке,
что носит домик на спине —
твои нехитрые пожитки
в нём уместились бы вполне.

 Когда последний чемодан с дрожащими на осях колёсиками был поднят на багажную полку плацкартного вагона, я, подтянув до пупка съехавшие шорты, плюхнулся на нижнюю лежачую полку, зацепив локтем широкое, почти литое плечо своей жены. Она даже не дёрнулась. Искоса гляжув её пышное лицо. Сидит, дует губы, смотрит куда-то в потолок вагона и, видимо, думает о главном: то есть обо всём и ни о чём. Одна рука её пикантно гоняет веером удушливый, пропитанный потом воздух, другая грозно лежит на столике и назидательно постукивает пальцами. Я смотрю в родные черты лица, и мне хочется слагать стихи о великих женщинах-труженицах, управляющих в поле комбайнами, тракторами, бульдозерами или потеющих в касках у сталеплавильных печей.

Все мы кривы, все нуждаемся в исправлении, но ещё больше каждый нуждается в понимании, в заботливом внимании и любви, в поддержке, а этого днём с огнём не сыскать. Умников поучающих — толпы, а друга, на которого можно опереться в трудную минуту, не найти. Друг — это я другой, с ним можно поглядеть и на меня с другого ракурса. Друг — это не тот, кто говорит приятности, не тот, кто льстит моему самолюбию, друг — это тот, кто видит то же, что и я, но с другой точки. Вместе с другом мы становимся вдвое объективнее, вдвое умнее, вдвое рассудительнее.

Как стать другом ближнему? Как помочь другому быть самим собой, а не навязывать ему себя? Как спасти, а не подтолкнуть в пропасть упавшего? Как стать орудием Бога в деле спасения?

По сути есть всего два варианта воздействия на другого: извне и изнутри. Извне — это наш обычный метод, человеческий, когда мы лупим друг друга по острым углам, которые нас царапают и/или ранят. Вполне приемлемый метод, если не впадать в крайности, правда, малоэффективный, т.к. отбитые в житейской драке наросты нередко нарастают на душах вновь — по внутренним причинам.

Однако внешний метод всё чаще становится банальным зверством — мы стремительно утрачиваем чувство меры, утрачивается уважение к человеку как таковому, тем более согрешающему. Свои грехи не ранят нам сердце, потому легко забываются, зато чужие — абсолютизируются. На наших глазах происходит расчеловечивание и последующее за ним обесовление, потому путь внешнего воздействия утрачивает свою созидательную силу в обществе.

Мы мост воздвигаем над русским простором.

В грядущее смело идем с триколором.

Штандарты развейтесь над синей волной,

Скорей бы увидеть Судак и Джанкой.

М.Ц.

Все её фантасмагории — 
перекос души от горя,
перелом души от боли.
Шёл уверенно к беде
сквозь моря земной юдоли
весь корабль её воли,
и дошёл в своё нигде.

Искусственный интеллект как оружие 21 века: нейтрализация человека (продолжение)

Как-то раз один знакомый сказал мне, что ему очень нравилось служить в армии. Все продумано за тебя, расписано и предложено, как готовый шаблон с небольшими нюансами, на весь период службы. Но человек в системе полного регламента собственной жизни начишает глупеть.

Не приговаривай другого - пощади,
твой приговор погубит вас обоих.
С прощением попробуй совпади,
удерживайся на путях любовных.

Открытой дверью будь, а не стеной -
забором огородится могила.
Лети навстречу ближнему стрелой,
чтобы душа твоя о нём молилась.

Будь благодарен другу и врагу -
за встречу или за невстречу.
Таким сказал Господь: Я помогу!
Прощение - Христа предтеча.

Бархану, нашему псу

Что разлаялся, друг ты мой милый?

Что тревожишь ты пряную тишь?

Солнце щедро денёк напоило

И устало скатилось в камыш.

Я люблю запах березовых дров. Мыть посуду во дворике, нагретой солнцем водой.

Разноцветных улиток, героически храбрых котов, чай с мелиссой и мятой, летний букет с резедой.

Я люблю с каждым часом, с каждой вечерней звездой, все твои выкрутасы, весь твой мнимый покой.

 Я не буду его разрушать. Мне и так хорошо. Лягу в звездного неба спальный мешок, чтоб тебе не мешать, чтоб тобой не дышать.

 И глаза не прищуривать, глядя в твои, и зрачки не сужать.

                                                                                                              22. 07. 2017

Этот мыс на реке, облака вдалеке
Мне запомнились с раннего детства.
Камыши в тростнике, солнца луч на песке
И черемухи куст по соседству.

Ты, рябина моя, как ты манишь меня
Возвратиться в счастливые годы,
Где живой мой отец. Под биенье сердец
Вниз по Каме плывут теплоходы.

Не я нашла свою тропинку, 
она — меня;
и я расту на ней тростинкой 
средь ковыля.
Тропинка привела к дороге —
обычен путь:
приходят рано или поздно
куда-нибудь.
А если путь спешит навстречу —
да будет так! —
век тростниковый, быстротечный,
уж не пустяк.

Да, я такая — плачу от любви,
дождём рыдаю, бабочкой порхаю,
и на ветру пыльцою трепыхаюсь:
мой путь с другими не сопоставим.

Живу, как воздух, как роса, как звёзды —
ругать меня бессмысленно вполне.
Я — первый день, в который мир воссоздан,
мне жить иначе было бы больней.

Милей всего картофеля цветы,

Эстету, в ожидании урожая.

Хотя  довольно яркой красоты:

Волнуются поляны иван-чая,

Шиповник распоясал лепестки

И тихая сирень на них склонилась,

Синь неба и синеют васильки -

Такое городскому и не снилось.

            ...и худородная мира и уничиженная избра Бог…
                              1 Кор. 1, 28

У судей мирских не в почете,
Как повод для лишних проблем,
Немудрые люди по плоти,
Несильные люди совсем –

Мы правым делам не угодны,
На левые мы не годны.
Но Бог нас избрал, худородных,
Избрал наши низкие сны,