На ярмарке

Святочный рассказ

Отец Максим стоял на дощатом помосте и с высоты его взирал на аляповато размалеванные павильоны и палатки, которыми была заставлена городская площадь, и на толпящийся возле них местный и приезжий люд. Потом он украдкой покосился на стоявших рядом с ним почетных гостей, включая мэра их городка Суземска, а также прибывшего из областного центра, города Михайловска, высокопоставленного чиновника, по слухам — заместителя самого губернатора. Впервые в жизни отцу Максиму доводилось находиться среди столь важных персон и смотреть на народ не с низенького амвона убогой кладбищенской церквушки на окраине Суземска, где он служил уже четвертый год, а, как говорится, свысока. Да скажи ему кто-нибудь еще пару лет назад, что в Суземске возродят Рождественскую ярмарку и пригласят его на открытие оной ярмарки в качестве почетного гостя — отец Максим ни за что не поверил бы в возможность подобного чуда. В самом деле, разве такое могло произойти в государстве, где уже восьмое десятилетие упорно, хотя и безуспешно, насаждался воинствующий атеизм? Но теперь, после недавних всесоюзных торжеств по поводу тысячелетия Крещения Руси, верующие люди наконец-то могут вздохнуть свободно и почувствовать себя в собственном Отечестве не изгоями, а полноправными гражданами.

Остынь, творец духовных виршей!

В детстве мне посчастливилось стать свидетелем одной любопытной не стареющей сценки.

В редакцию заводской многотиражки явился молодой поэт. Он принес рукописи своих стихов. Заявил, что по ночам его посещает вдохновение. Спать в такие моменты он не может и работает, работает, работает, корпит… Поэт предложил редактору рукописи своих стихов о Родине. Тот внимательно прочел первый лист, затем — быстрее — второй. Следом, мельком взглянул на прочие страницы и обратился к автору:

— Скажите, а вы действительно в этом уверены? Ну, вот в этом? — и процитировал его четверостишье:

Моя ты Родина большая,
Тебя вовек мне не обнять!
Но хоть ты и такая большая,
Я постараюсь все ж обнять.

Весёлая считалочка

Во дворе моём друзья,
Так их много у меня!

По двору сейчас пройду,
Всех по пальцам перечту.

Котик Барсик он - ОДИН
Всеми нами он любим.

Кошка Маша – она ДВА
Убегает со двора.

Козлик Яшка – это ТРИ
Его рожки подросли.

А ещё у нас в квартире
Есть щенок – и он ЧЕТЫРЕ.

ПЯТЬ – цыплёнок, он мой друг,
И ШЕСТОЙ - большой петух.

Гусь СЕДЬМОЙ, он с длинной шеей,
Так шипит, бежим скорее!

Утка ВОСЕМЬ, плавно шла,
В речку встала – поплыла!

И ещё мой друг Полкан,
Он ДЕВЯТЫЙ, великан!

Пёс большой, но вы не бойтесь,
Он мой друг, вы познакомьтесь!

А ДЕСЯТЫЙ – это Я!
Мы все вместе, мы – друзья!

Нас всех сразу и не счесть,
Хорошо, что пальцы есть!

Крестоносец

Эта история произошла достаточно давно. Я вспомнила ее, увидев икону Архангела Михаила, точь-в-точь такую, какая лежала тогда в витрине на ярмарке «Православная Русь», и которую мы с моей подругой заметили одновременно.

— Ой, смотри! — моя подруга показывала, на небольшую икону Архангела Михаила. Я пригляделась. Строгий светлый лик казался неуловимо знакомым. Не черты его, а именно выражение, одухотворенное и непреклонное.

— Так это же вылитый Эд! — вырвалось у меня.

— В крещении он Иоанн, — напомнила подруга.

Двенадцатилетний Эдик, ее сын, брал у меня уроки гитары. Мы занимались два раза в неделю, он делал заметные успехи, и все шло к логическому завершению, к тому моменту, когда учитель говорит ученику: «Мне больше нечему тебя учить». Недавно он спел мне первую песню собственного сочинения, и пел ее с тем самым выражением лица.

Маленький подлиза

Мой дружок котенок Васька,
Любит очень поиграть.
А ещё поесть колбаску,
И запрыгнуть на кровать.

А вчера разбил он вазу,
Что стояла на столе.
Убежал на кухню сразу
И забылся в сладком сне.

Вечером стянул он шляпу,
Полосатый озорник!
Разорвал газету папе.
Вот какой он наш шутник.

Наиграется, устанет,
С блюдца молочка попьет.
За подол меня потянет,
Тихо в комнату войдет,

Прыгнет к папе на колени
Вот, подлиза, вот чудак!
Любит нас он без сомнений
Без него и мы никак. 

На льдине замороженной реки

Смеркается за окнами. Чуть слышно
Крадётся синий вечер. Снег на крыше
Блестит алмазами в лучах луны,
Взошедшей в небе круглым шаром. Тихо дышит
Уснувший город и о чём-то видит сны
Со сладкою улыбкою ребёнка,
В снегах укутавшись, как в байковых пелёнках.
И вновь, и вновь краса февральской ночи
Безмолвно о Спасителе пророчит…
Она воспета в гимнах в честь Творца.
Когда не спится, можно к звёздам вскинуть очи,
К просторам неба, им же нет конца.
И свет Его, Господнего лица
Вдруг высветит в душе такие дали -
О их существованьи мы не знали!..
Бездонные овраги и глубúны
Наполнятся и негой, и теплом.
И даже в зимний холод куст калины
Покажется пылающим костром.
Оттает в сердце лёд. Польются слёзы,
И в лютые февральские морозы
Подснежники в душе вдруг расцветут.
И аромат изысканной мимозы
Уж в воздухе витает… тут как тут…
Звенит в пространстве зимнем напряженье,
И тихо так… до головокруженья…
Зима живёт последние деньки
На льдине замороженной реки.

Потеряли Азбуку

Потеряли звери Азбуку давно.
Разговаривать друг с другом тяжело.

Как общаться ослику ИА?
Знает он две буквы И да А.

И ворона вся печальная: КАР-КАР,
- Ой! Для птиц это такой большой удар!

ЖУ-ЖУ-Жу - в обиде матушка пчела:
- Насекомых вы забыли сгоряча!

Разругался весь лесной народ
Разбрелись: кто в лес, кто в огород.

Всем давно друг друга не понять!
На кого уж им теперь пенять?

Не теряйте Азбуку друзья,
Людям без общения - нельзя.

Вы составьте много добрых слов,
С каждым словом чувствуя любовь.

Не навреди

Когда идешь своей дорогой,
Когда горит огонь в груди,
Когда мечтаешь, пишешь, строишь,
Чужой душе не навреди.
Стремясь помочь чужому горю,
Рассеять тучи впереди,
Укрыть любимых от простуды,
Ты их душе не навреди.
Ты мудр и прав, ты прям и честен.
Но слабых строго не суди.
И, оказавшись с ними вместе,
Ты их душе не навреди.
Имеет право на ошибку
Любой из грешных на земле.
Все в этом мире слишком зыбко,
Но все, поверь, в своем уме.
У каждого своя дорога.
Дорога поиска пути.
Смири свой гнев, остынь немного.
Чужой душе не навреди.

Не могут сломить напасти...

Не могут сломить напасти,
Смятенье и боль подлога, –
Когда, отвергая страсти,
Душа обретает Бога;
Но если, не дав согреться,
Слепая хула скопилась,
Она оскверняет сердце,
Она отнимает Милость.

Достигнув заветной цели,
Удаче мы тянем руку.
Но годы спустя, оценим
Минувшие дни как муку.
............................
Не может тепла участье,
Коль здрав, привести к ознобу.
Не может наскучить счастье,
Коль счастье высокой пробы.

8.12.2010 г.

Лошадь Вронского

Я — лошадь Вронского,
и жизнь моя
ошибкою его
обречена.
Грехом
и промахом
успех
проходит мимо.
Падение
легко осуществимо.
Победа —
смерть:
я это чую, знаю,
но скорость
всё равно
я набираю.

Я — лошадь Вронского,
одной мне жить
невмочь.
Жаль, что нельзя
судьбу мне превозмочь.
Я так уверенно бегу
и так красиво,
но промах Вронского
проносит счастье
мимо.

Ах, Вронский,
не горюй!
Судьба моя
быть лошадью
твоей.

Совсем
не зря
зовут меня
Фру-Фру*...

Я —
лошадь Вронского
и потому умру.

* Фру-Фру  - от фр. frou-frou (шелест).

Ты веришь…

Ты так красиво, так легко идёшь,
Не замечая жадных глаз прохожих.
И лет на…много выглядишь моложе
Своих подруг, да и соседок тоже!
И вот ещё – ты ненавидишь ложь,
Терпеть её, корявую, не можешь!

Ты любишь снег и первый дождь весны,
Кленовый жёлтый лист обыкновенный.
Далёкие огни ночной вселенной...
И веришь в своё счастье неизменно.
Устав от всех – ты просишь тишины
И помощи у Ксении Блаженной…
2012

Я пришла...

Я пришла издалече. С любовью.
И упрямством уставшей души.
И склонились легко к изголовью
Листья вербы. Куда-то спешит

Мир, наполненный горькою правдой
Или ложью обманчивых глаз,
И всего только здесь нам и надо,
Как любить. Разве трудно сейчас

Стать чуть лучше, чем злые моголы,
что любили, как мы, матерей!
Вновь прозрачно и тихо - на долы
Падал свет от небесных морей.

Ведь всего только нужно, что верить,
Для меня нет желанней наград,
Я пришла ниоткуда - измерить
Всю длину этих улиц, что в ряд

Разбегались от центра вселенной,
Разлетались от боли сердец,
Есть ведь истина сути нетленной,
И не важно, позор иль венец

От людей в этом мире дарован,
Все людское – пустая молва,
где и правда томится в оковах,
И роднее бывает листва,

Чем слова, что порою как горечь,
Лишь тревожат наш хрупкий покой,
Так порою вечернею море
Все наполнится плотной волной.

Мы – садовники…

Беседы с родителями

“…некто имел в винограднике своем посаженную смоковницу, и пришел искать плода на ней, и не нашел; и сказал виноградарю: вот, я третий год прихожу искать плода на этой смоковнице и не нахожу; сруби ее: на что она и землю занимает?
Но он сказал ему в ответ: господин! оставь ее и на этот год, пока я не окопаю ее и обложу навозом, – не принесет ли плода; если же нет, то в следующий год срубишь ее“.

Глава 13 Евангелие от Луки

Мы слишком много говорим, но мало делаем простых, угодных Богу дел. Мы заняты работой, собой. Мир, с его водоворотом подхватил и несет нас и, кажется, нет ни сил, ни желания плыть против течения.
Мы говорим, что у нас растет потерянное поколение.

Что есть Любовь?

Я вновь «К Корúнфянам…» открою,
С благоговением к святым.
«Что есть любовь?» – прочту запоем,
Трудом утешусь неземным:

…Любовь долгá и терпелива,
И милосердствует она.
Без зависти, не горделива,
Не превозносится, скромна.

И не бесчинствует, не злится,
Не ищет выгоды своей.
Не раздражается: сердиться
Вовеки не присуще ей!

Любовь не радуется, если
Увидит ложь перед собой.
Взмахнёт крылом, прольётся песней
При встрече с Истиной живой.

Всё покрывает, всему верит,
На всё надеется всегда.
Переживает все потери –
Всё переносит без труда.

Любовь вовек не перестанет,
Хоть и пророки замолчат,
И упразднится масса знаний,
И повернётся всё назад.

Тогда настанет Совершенство,
Всё обновится сразу вновь.
Займут законное главенство
Надежда, Вера и Любовь!

Из этих трёх – Любовь главнее,
На ней всё держится в веках.
Любовь об Истине радеет.
Любить, иль нет – в твоих руках!

Чужая вещь

Валька приходит домой раскрасневшийся, с блестящими глазами. В руках что-то прячет за спиной.
-Что там у тебя? – спрашивает мама в синем фартуке в горошек, встречая сына в коридоре.
-Ничего… - мнется Валька.
-Ничего? - удивляется мама.
Маму не проведешь! Валька вздыхает и показывает матери руки. Там, в его маленькой розовой ладошке, лежит и красуется машинка. У неё красные лакированный бока и темные зеркальные стекла. Загляденье! – любуется Валентин.

-Откуда у тебя машинка? – спрашивает мать.
-Во дворе нашел. – важно заявляет мальчишка. – В песочнице.
-В песо-о-о-чнице? – растягивает мама и снова глядит на машинку. – Красивая.
Валька тоже смотрит. Машинка кажется ему еще прекраснее. Гоночная, наверное, вон у неё какие фары круглые, а нос тупой – чтобы она не ехала, а летела! Сейчас как разгонюсь у себя в комнате, мечтает Валька. Мать же продолжает:
-Но ведь она чужая…Её, возможно, потерял какой-нибудь маленький мальчик.

Тени на тропинке рисовали

Тени на тропинке рисовали
Вечера прохладные следы,
Тихо по листве лучи стекали
Первой загоревшейся звезды.

Весело хрустел костер дровами,
Сон касался кончиков ресниц.
Дни роняли слезы за плечами,
Повергая душу мою ниц.

Пять талантов серебра, от Бога
В дар полученные, расточил.
Не заметил, как своей свободой
В узы смерти жизнь я заключил.

Невечерний свет ласкал вершины,
А в душе холодный мрак царил.
В бой готовы Ангелов дружины
Против легионов темных сил.

Поле битвы оценил Архангел,
Но приказ начать не отдавал;
Слушал все, что говорил мой Ангел,
С ликом строгим на меня взирал.

Слезы первые в огонь упали,
Покаянья потекли слова,
Трубы ангельские заиграли,
И бежала демонов орда.

Утро капли янтаря роняло
На ночную темную лазурь.
Милость Божью сердце прославляло,
Тишину вкушая после бурь.

4.02.2012 г.

 

 

Строгая Любовь и обидчивые христиане

Тот великий диалог, в котором на вопрос Христа «вы за кого почитаете Меня?» Петр ответил: «Ты – Христос, Сын Бога Живого» (Мф. 16:16), был предварен не менее важными словами.
Господь спрашивал: «За кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?», и ученики отвечали, что одни почитают Его за Иоанна Крестителя, другие – за Илию, а иные – за Иеремию или иного от пророков. На эти упомянутые имена стоит обратить пристальное внимание.

Все трое были сильны в духе, жестки в слове, гонимы людьми. Что в них напрочь отсутствует, так это дух льстивого ласкательства и человекоугождения. Они не чесали слушателей за ушком и не облизывали их, как кошка-мать – свое потомство, но к ним скорее относится сказанное: «Я поражал через пророков и бил их словами уст Моих» (Ос. 6:5).

Страницы