Отшалили по сроку метели,
Власть зимы похищает весна.
Тихой вестью надежды капели
Будят мир от глубокого сна.
После плена – блаженна свобода!
И в стремленье забыть о былом
Как легко оживает природа,
Вдохновлённая вешним теплом!
Отшалили по сроку метели,
Власть зимы похищает весна.
Тихой вестью надежды капели
Будят мир от глубокого сна.
После плена – блаженна свобода!
И в стремленье забыть о былом
Как легко оживает природа,
Вдохновлённая вешним теплом!
Один человек решил посоветоваться со старцем Паисием Святогорцем об искушении: когда он общался с товарищами, имеющими гордый образ жизни, то и сам вёл себя так же. И сколько сил ни прилагал, никак не мог исправиться. Пока он размышлял, как лучше задать вопрос, кто-то принёс старцу в подарок прекрасный арбуз.
Паисий взял его и обратился к паломникам со словами:
— Поскольку принесли арбуз, одолжите мне нож, чтобы нам его разрезать. А потом я открою вам тайну, как сделать, чтобы арбузы росли сладкими и вкусными.
Затем старец начал резать арбуз на доли, давая каждому по куску.
Когда подошла очередь человека, который ожидал ответа, старец посмотрел на него своим спокойным, проницательным взглядом и сказал с улыбкой:
— Если сажать рядом арбуз и тыкву, то произойдёт следующее: тыква заберёт всю сладость от арбуза, и арбуз станет невкусным и несладким. А вот тыква, сколько бы ни приняла сладости, всё равно останется тыквой. Поэтому, если хотим иметь сладкие и вкусные арбузы, нужно сажать их подальше от тыквы.
И человек понял, что ответил ему старец: друзей тем более нужно выбирать с разбором!
Купили в магазине светильник в сад, который сам от солнца подзаряжается. С его светом, конечно, и времени на часах не увидишь, но — светит! Да и стоит не дорого.
Ткнули светильник в землю, под яблоню в саду, — и забыли про него. Благо, батареек менять не надо. И чего с него требовать? Светит — хорошо. А не светит — тоже не беда…
А светильник светил. Светил верно, исправно. Светил, конечно, когда было солнце. Когда его не было — страдал. Ему было мучительно стыдно, что не оправдывал он человеческих надежд. Ему было неловко, когда не замечали его света, вроде, как и нет его…
И светил Огонек, забытый всеми, осенью, слушая, как падают в саду налитые соком жизни яблоки. Светил зимой, забавляясь причудливым мерцаньем света в изгибах сугробов. Светил в страшные непросветные и бесконечные мартовское ночи. Светил летом, радуясь снующей над ним мошкаре…
В мире должен быть порядок. Поэтому люди придумали заборы.
Как хорошо смотреть на забор, окружающий твои владения, и уютным домашним теплом в душе осознавать, что вот по эту сторону забора — все твое! А по другую — тебя не касается…
Но в том заборе, о котором наша сказка, была брешь. Позорная для хозяина брешь.
Ходили по хозяйской земле чужие собаки, стыдливо потупив взоры. Жирные и наглые зайцы из соседнего леска лениво поедали капусту. Соседские мальчишки пролезали в эту дырку в сад и соблазнительно чавкали сладкими грушами…
И не было в мире порядка!
Нельзя сказать, что так было всегда. Когда-то этот забор, только что сколоченный, восхищал красотою своих досточек, похожих на солдатиков в парадном строю. У прохожих даже дух захватывало и слезу прошибало от изящной сплоченности забора. Забор был прост, красив и непреложен, как 365 дней в году и как самое устройство мироздания… Но случилась беда.
Твой визит, как всегда, в неурочный час.
Впрочем, сложно визитом назвать набег.
Не ждала я тебя, не звала на чай.
Ты врываешься в дом, как лавинный снег.
Как всегда, мои планы – «коту под хвост»...
Как всегда, ты забудешь сказать «прости»,
Прибирая к рукам мою жизнь, внахлёст
Навязав ей свой тёмно-нелепый стиль.
О, путь земной, что полон праха
Когда-то выбранных ролей,
Как мне дышать - почти без страха,
Не став себя знакомой - злей?
О слово странное – отрада,
Награда вещая миров,
Расположились у ограды
Сегодня стаи воробьев.
У нас во дворе живёт котёнок. Обыкновенный котёнок с разноцветной шёрсткой, озорными глазками и хвостом-трубой. Такие котята есть в любом дворе. Но всё же наш котёнок особенный. Почему? А вот послушай.
Однажды, когда разные котята, коты и кошки сидели и грелись на солнышке, во двор прибежала собака. Это была большая собака с лохматой чёрной шерстью и белым пятнышком на морде. Как все собаки, она любила гонять кошек, и оттого сразу кинулась на них. Конечно, все котята, кошки и коты тут же разбежались. Кто-то забрался на дерево, кто-то прошмыгнул под машину, а кто-то просто удрал. Только наш котёнок остался на месте. Он выгнул спину и спокойно глядел на собаку. А та была уже совсем рядом. Ещё миг, и, казалось, она его съест.
Собака добежала до котёнка, а он даже не пошевелился. Собака очень удивилась. Она стала лаять и прыгать из стороны в сторону, чтобы напугать его. Но всё напрасно. Котёнок по-прежнему стоял на одном месте. Тогда собака остановилась, успокоилась, махнула хвостом и ушла.
С тех пор этого маленького, но храброго котёнка во дворе никто не трогает. Его уважают все собаки, коты и даже люди.
Мне день сегодня круто насолил…
Ну что за олух! Вот же незадача!
Не день – американский крокодил!
Так, чтоб его зажарили Апачи!
Ведь знает же - солёное не ем!
Да видно мало у него проблем!
Придётся мстить…
Что ж, завтра злыдню дню
Проспав, я утро напрочь отменю!
Душа, не плач, пустые слёзы -
Печать на сломленном челе.
Несет печаль судьбы угрозы
На хрупком брошенном челне.
Трепещет дух во тьме исканий,
Душа, открой глаза свои!
В житейском море испытаний
Ты захлебнёшься без любви.
Душа, не плач, с тобою рядом
Стоит незримо Бог Живой.
Тебя, пронизанную ядом,
Он ждёт омыть Святой Слезой.
Живое Слово в мире смертном,
Как немерцающий огонь:
Одних - живит в горниле светлом,
Другим приносит Правды боль.
Всякому человеку знакомы потрясения. Вот сверкнет ослепительно молния, следом рванет, как хороший заряд тротила, гром, содрогнутся стены дома, — и невольно губы зашепчут слова молитвы…
Но бывают потрясения другие. Вот звучат в храме слова Апостола Павла: «Кто не любит Господа Иисуса Христа, анафема…» (1 Кор. 16:22). «Да будет проклят!» — есть и такой перевод. И понимаешь, что тоже молния ослепила, тоже громом колыхнуло, да посильней, пожалуй…
Как же так, скажут те, которых, увы, немало сейчас встречаешь, — религия должна давать заряд любви, терпимости, всякого там гуманизма, а тут так некрасиво получается — «будет проклят».
Перебирая свои архивы, я удивляюсь тому, для чего я столько лет храню все это старье, но еще больше удивляюсь тому, почему, перебирая его каждый раз, не выкидываю?
К чему эти полинявшие фотографии, картинки, записочки, понятные только мне, листочки, которые что-то поведать опять-таки могут только мне?
Вот, например, программы телепередач, которые я аккуратно вырезал из газет и в которых фломастером неумолимо отмечал наиболее интересное для просмотра. Они приклеены к моим первым, еще школьным, дневникам. Взять хотя бы вот эту телепрограмму на новогоднюю неделю 1975–76 годов…
Переставляя все уключины
На лодках времени – рассвет,
Уже ласкал воды излучины,
Как делал много тысяч лет.
И в каждой тысяче - рассыпались
Извечной истины - пути,
И пухом куталась под липами
Трава, готовая цвести.
В одном лесу среди осин и клёнов,
Как чудо, вырос Кипарис зелёный.
Такой неведомый и странный гость
Внушал лесным аборигенам злость.
Он в такт природе не менял окрас,
Чем недовольство вызывал не раз:
И в октябре и январем студёным
Был чужеземец, как всегда, зелёным.
Чтоб нрав хозяевам смягчить слегка,
Он злому солнцу подставлял бока,
По осени, надеясь, жёлтым стать…
Но ослеплял всех зеленью опять.
Бесценен дар Небес – неповторимость.
Не изменить себе нужна решимость.
Серпантиновым потоком
Вверх – не вниз.
Гор восторг и высь Востока:
Риск – не криз.
Справа – грань, а слева – гравий –
Бриз и блиц.
Шаг и шаткость… шорох края –
Долу – ниц.
Мы люди грешные и над собой не властны.
И часто мы себя не сознаем.
И оттого бываем так несчастны,
Что на земле кумиров создаем.
Наш русский, мудрый, сильный и великий,
Такой родной непонятый народ,
Неузнаваемый, слепой и дикий,
И все в тебе давно наоборот.
Ты шел на смерть за жен и вдов солдатских,
Ты возрождал из пепла города,
Ты заживо зарыт в могилах братских.
И ты стрелял в невинных без суда.
Писал стихи и посылал на плаху,
Так жизнь любил, что смело шел на смерть.
В хмелю дарил последнюю рубаху,
Проспавшись, мог и нищего раздеть.
Да, в подвигах тебе не много равных.
И водку лучше всех умеешь пить.
Народ мой русский, славный и бесславный.
Когда же ты по-русски станешь жить?
Чтоб заново учиться доверять,
Чтоб говорить на чистом языке,
Спешите окна свету отворять
И не держите сердце на замке.
Спешите людям радость раздавать.
Спешите удивляться вашим детям.
Так просто – необдуманно летать.
Нет ничего прекраснее на свете.
«С чего начинается человек?» — спросили однажды Мераба Мамардашвили.
«С плача по умершему», — ответил он.
— Кем ты хотел быть?
— Всегда философом.
— Почему?
— Тяга к смерти.
Но тяга к смерти — не как тяга умереть.
А как символ жизни.
Нет, вы только вдумайтесь: в 1949 году мальчик приезжает учиться на философский факультет МГУ; он хочет стать философом в стране, где не было философии; и в сталинское время философия для него — это реакция достоинства жизни перед лицом антижизни…
Он считал: в основе философии лежит удивление.
А философ — представитель того, что нельзя выразить.
И часто повторял: философия — это ад.
О, путь мирской!
Цветной иллюзион.
Из тысяч нитей
невещественных
эмоций
руками соткан он
души…
Живое полотно.
И, чем трезвее
каждый шаг
(здесь и сейчас),
тем иллюзорней
путь
мирской.
Реальность – Небо…
Топает взрослый
«малыш»
каждым неверным
шагом
по материнскому
сердцу,
которое, страдая,
становится
горящей свечой
перед алтарём
Неба…
Мой друг, скажу тебе по секрету: самые лучшие дети – спящие. Не веришь? Спроси у мамы. Она обязательно тебе скажет, что когда спишь, ты просто чудо. Во сне ты не капризничаешь, не озорничаешь. Ты лежишь, улыбаешься, немного сопишь носом и растешь! Разве не чудо?
Конечно, чудо. Потому спать – это хорошо. Особенно ночью, а лучше и днем вздремнуть на часок-другой. Так ты быстрее вырастешь.
А чтобы тебе крепче спалось, послушай историю про семерых мальчишек, которые проспали не ночь, не день, а целых две сотни лет. Только не думай – это не сказка. Это произошло на самом деле. И оттого эти мальчики считаются святыми.
Когда-то очень давно, когда на свете не было даже твоих бабушки и дедушки, жил мальчик Максимилиан. Он был сыном градоначальника города Эфеса. И потому уже с детства находился на военной службе. У Максимилиана было шестеро друзей: Мартиниан, Константин, Иоанн, Дионисий, Антоний и Иамвлих. У друзей всё было общее – и военная служба, и игры, и вера. Они верили в Единого Бога, во Христа. И эта вера их делала ещё ближе друг к другу. Потому что настоящий друг – этот тот, с которым у тебя одни мысли.