Предчувствие

Предчувствие не выразить словами,
И нет, наверно, трепетней  огня,
Чем это испытание стихами
В преддверии сегодняшнего дня.

Свихнувшиеся мысли, словно пчёлы,
Насытившись, исчезли, наконец.
И первый луч, по-летнему весёлый,
Расплавил безысходности свинец.

Я больше не держу в руках синицу,
Журавлик тоже сгинул без следа.
Я память, будто раненую птицу,
Несу из ниоткуда в никуда.

Старое счастье

Можно, пожалуй, судьбу не допрашивать,
Без толку ей досаждать —
«Долго ли старое счастье донашивать,
Долго ль его ушивать?»

В старом, такого всего обнаружено —
Вспомнить, порою, смешно!
Старое счастье, как старое кружево,
Прелести не лишено.

Вот оно счастье — тепло и доверчиво
Кошечкой дремлет в груди,
Мне и сказать-то ему вроде нечего —
Да и боюсь разбудить.

Визит в деревню

Ехать в вагоне поезда
(простой состав
подмосковная электричка)
рассеянно смотреть за окно,
где мелькают чьи-то дома,
проносятся чьи-то жизни.
Не о чем особо не думать,
кроме того, что плечо ноет от тяжести,
да ещё болит голова:
городская усталость дает о себе знать, наверное.
Через час пробираться по полупустому вагону —
в тамбур, к выходу,
потому что
поезд уже замедляет ход перед знакомой станцией.

Предтеча

И малый свет в душе сильнее тьмы,
И боль невыразимая всё реже,
И люди по привычке ждут зимы,
И вечные слова — одни и те же.

И солнечная жизнь всего одна,
И день обычный, может быть, последний,
Как эта наступившая весна
С каштанами на улице соседней.

А мне сегодня тихо у икон.
Смотрю в надежде зыбкой на Предтечу.
Из тишины пустыни вышел он,
И я спешу безмолвию навстречу.

Жабы квакают в канаве

Жабы квакают в канаве,
Подпевает соловей.
Дом мой в серенькой панаме
Кур пасёт в тени ветвей.

Сливы юные танцуют,
Пляшет ветер озорной.
Облака в страну иную
Мчатся светлою рекой.

И картофель в огороде
Бойко шепчется с лучком.
Между ними кошка бродит,
Машет радостно хвостом.

Весь мир сегодня чёрно-бел

Весь мир сегодня чёрно-бел,
Отточен длинный карандаш.
Жаль, в двух словах не передашь
Всего, о чём сказать хотел.

И вечер кажется чужим.
Над безответной тишиной
Висит молчание стеной,
Сливаясь с холодом моим.

Остатки сил, обрывки фраз
И лица редкие друзей,
И ты, мой добрый иерей…
Как не хватает вас сейчас!

Отпускай...

Тот, кто держит в небе журавля,
но тоскует по ручной синице,
вечно недоволен, мол, всё зря:
счастье — в лапах бестолковой птицы.

Небо держит птиц, а не рука;
в крыльях, а не в лапах сила птичья.
Лишь бескрылым кажется горька
участь птиц — охотникам за дичью.

Лапам и когтям земля дороже,
а крылатым небо подавай:
хоть не птица я, летаю тоже.
Чтоб взлететь, синицу — отпускай...

Подруге

Тебе когда-то было только «пять»,
И возраст мог в ладошку умещаться.
Хотелось необъятное объять,
Когда смеялся март с тобой в пятнадцать.

Ещё виток, и хоть не целый мир,
Но шею друга обнимала точно;
Затем другой возник ориентир —
Сжимали руки маленькую дочку.

Легко «пятёрки» складывать в года,
А проживать приходиться годины,
Но ты не унывала никогда —
И вот уж руки обнимают сына.

Страницы