Омилия

Перекрёсток на пути –

Как дорогу перейти?

Не лети во весь опор,

А смотри на светофор!

Если он сигналит красным –

Стой! Вперёд идти опасно!

ХХV глава из романа "Наш генерал"

***

«…Каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытывает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А тот, у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня».
      Библия. Новый Завет. Послание к Коринфянам святого апостола Павла, гл. 3:13–15

«Народу много, а людей немного».
                                      Диоген Синопсикий, афоризмы

«Брат может не быть другом, но друг – всегда брат».
                                             Бенджамин Франклин, сочинения

На днях Ирма подхватила грипп и сегодня к нам нагрянула ее мать — достопочтенная и многообъемная калботони Цицино – оказывать "медицинскую помощь".

Зука, 14-летний Ирмин лоботряс, открывая дверь дражайшей бабушке, скривил мне неповторимую рожу, которая могла означать одно:

— Что сейчас будет!!!

Я и без него знала, что как только заслуженный медик нашего района примет форму стула, начнется представление.

Оккупировав кресло у кровати Ирмы, Цицино сперва для разминки первые пять минут выявляла преступную халатность дочери, умудрившейся подцепить грипп, тем самым накручивала себя все больше и больше. Потом ее понесло, как волну в девятибалльный шторм.

По жизни — ощупью, ползком и на лету:
ходить, как видно, не обучена природой.
Отыскивать заботой полноту
почти бессмысленно, не пережив исхода.
Доверчивость, как минимум, права —
она избыток пользовать стыдится.
Застенчивость — основа мастерства,
заносчивость — оторванность провинций.
Беспечность лилий гибельна вдвойне,
и всё же, в душах нарастает вечность.
Чем дышится трудней, чем вдох больней,
тем превосходней в людях человечность.
Глаза и крылья — ненасытный зверь —
но если на охоту снарядить их,
они, пройдя сквозь тысячи потерь,
секрет раскроют всех ловушек хитрых.
И Млечный путь, как Ариадны нить,
заблещет молоком своим небесным,
чтоб нам успеть за вечное схватить
воскресный день, в который мы воскреснем.

Рай — повсюду, как пыльца на травах:
он и на земле — на небесах.
Если судите других неправо,
строите свой раек на песках.
Рай всегда потерянный? Неправда:
он всегда со мной, всегда внутри.
Рай, быть может, иногда растерянный
из-за ряда встроенных интриг.
Собирать по крохам, словно пчелы,
рай свой можем — для чужой услады.
Мёд выходит, как вино, весёлый,
если за него не ждёшь расплаты.

Фрицу мы размалюем морду!
Что ты, мамка, рыдаешь по мне?
Я вернусь – живым или мёртвым -
Победителем в этой войне.

***
А мамка говорила без умолку,
Чтоб я писал, как окажусь в полку,
И что она зашила в гимнастёрку
Щепоть земли и лист травы плакун.

Пока еще могу в уме и в силе
Дойти до храма и зажечь свечу,
Хочу прийти к тебе, святой Василий,
И почести воздать тебе хочу.

В твоем соборе нынче служат редко,
Такое время − двадцать первый век.
Пятьсот уж лет прошло от той отметки,
Когда ты жил, блаженный человек…

— …Ты мою историю запиши, — предложила Нино, заметив мое бумагомарание рядом на скамейке. — Меня люди Джейн Эйр из Глдани называют.

Неслыханное словосочетание подстегнуло мой интерес.

— О, вот с этого места, пожалуйста, поподробней.

До конца уроков еще было два часа, и родители, ожидая своих чад, были настроены на активное общение. К нам тут же подсели желающие послушать.

— … Все свои студенческие годы я любила Гиви, — начала Нино. — Высокий, красивый, глаза большие, зеленые. Словом, было на что посмотреть.

— Наверно, вы были хорошей парой, судя по росту и цвету глаз, — вставила слушательница справа.

Ликует ли сердце, болит ли –
Пред Богом в блаженной тиши 
Целебным нектаром молитвы
Его напитать поспеши.

И злобы расстроятся планы,
Улягутся волны страстей,
Затянет духовные раны
Усердной молитвы елей.

Исполнив тепла и покоя
Сей мир, где скитаешься ты,
Молитва врата приоткроет
В нетленный Чертог чистоты.

И свет благодати прольётся,
И сгинет неведенья гнёт –
Для Истины сердце проснётся 
И вечного счастья вдохнёт!

30.07.2012 г. 

(Украинская фантастика)

Тарасику восемь лет. У него русые волосы и пушистые колючие ресницы. О себе он часто думает: «Я — смелый хлопчик». Но сегодня всё было не так. Сегодня вечером Тарасик боялся.

— У-у, москальская морда! — сказал Тарасик, немного картавя на слове «морда» и погрозил кулаком стоявшему в углу пластмассовому Спайдермену.

Лицо у Человека-паука, покрытое красной паутиной, не имело никаких национальных признаков, но в темноте все игрушки казались Тарасику москалями — и Нинзя, и трансформер Вася, и даже подаренная ему по ошибке длинноногая Барби.

— Тьфу! Тьфу! Тьфу, на вас! — Тарасик трижды плюнул в угол, где стояли игрушки, и спрятался под одеяло.

Ругательству «москальская морда» Тарасика научил Славик, его друг и одноклассник. Но ещё до разговора со Славиком, когда где-то говорили «Москва», «московское царство» и даже «московское время», Тарасик чувствовал угрозу, и его обычно весёлое сердечко становилось грустным и враждебным.

Авторизованный перевод старой песни

Песня «Отель Калифорния» была написана  Доном Фелдером, Гленном Фрей и Доном Хенли  (Don Felder, Glenn Frey, Don Henley). Сами авторы объясняли, что песня – о материализме и пустоте американского гламура.  Так сверкающий огнями Лос-Анджелес соседствует с безжизненной пустыней.  Группа «Иглз» (Eagles) выпустила одноименный диск в феврале 1977 года. Песня «Отель Калифорния» получила премию «Грэмми» в 1978 году. Смысл пенсии многие критики определяли как «путешествие от невинности к опыту». Мучительная и бессмысленная окруженная глянцем, пустота.

Тень всегда говорит предмету:
я — есть, а тебя — нету.
Тень мечтает затмить и свет,
тень как бы есть, а свет — нет.
Тенью блеснуть очень охота,
потому у теней одна забота:
как бы повыгоднее встать,
чтобы в чужих лучах заблистать.
Тенью и светом люди одеты:
одни — блестят, другие — горят
и многотенью свет свой дарят.

^{Зачем эти Мишки отравляют воздух, которым дышит человечество?
Алексей Лосев, эссе «Жизнь»}

Сознание щенком слепым дрожит,
Закапаны страницы в старой книжке.
Сомнения, как будто миражи,
Рождённые в расплавленном умишке…
Зачем живут на этом свете «мишки»,
И отравляют на планете жизнь.

И снова горе сердце и уму,
Средь негодяев девятсотой пробы
Несложно, увлекаясь, впасть во тьму.
Здесь каждый день в противоборье лобном,
В стране, где «мишки» не жалеют злобы –
Не стать таким бы «мишкой» самому.

Дробится время на секунды и минуты.
(Уже не на часы и не на дни.)
Как всё мельчает в городской бетонной ступе,
Как исхудало-бледны фонари!

Когда остановиться, разглядеть, услышать –
Березок севера столь трогательно грустный вид,
Как ветер темные листы едва колышет,
О чем звезда с звездою говорит* ?

* – Фет, Плещеев, Лермонтов

2014

М.Ц.
Я смотрю в тебя, как в зеркало:
я — не ты, и ты — не я,
всё же жизнь нас исковеркала,
одинаково дразня.
Чем-то схожи и царапины,
и глаза в одних слезах —
взгляд сторонний, даже папертный:
так глядят на образа.
Я — не ты, но одиночество
на двоих у нас одно:
нежеланье краткосрочного,
раз уж вечное дано...

А гений бывает глуп, 
пока не станет собой,
пока не станет судьбой.
 
Гений бывает глуп,
потому что всегда не свой,
потому что не занят собой.
Гений — служка у дара,
себя раздаёт даром.

Гений — не скуп:
он пока своё не раздаст,
хвалу за дар не воздаст
Творцу. 
Подлецу и прохвосту
его обмануть просто.

                       Подруге в день рождения.

Радуйся, подруга, радуйся!

В вечность год ещё один отчалил.

Радостью Христовой радуйся,

Ею покрывай свои печали.

Радуйся, что богатеешь ношею:

Скорби в ней, волненья и заботы;

Оттого душа твоя – хорошая,

Радуйся, что ей – полно работы.

Маленькое сердце — как Вселенная,
мир — скопление галактик и людей.
Жизнь вокруг — материя нетления,
хоть по факту — сборище страстей.
Сморщились, скукожились все цели,
умер тот, кто возведён в цари.
Сам Творец всё время на прицеле,
светом жизни стали фонари.
В бесконечном кружатся страдания,
страх и ужас — адских два крыла
проросли на судьбах мироздания:
ложный дух природа обрела.