Омилия

Не хочется смерти в безумной войне:
Сразят, закопают и точка.
Ещё не уютнее в мирной стране
Лишиться ума в одиночку.
Свобода без цели открыла нутро
У нечисти всех категорий.
И жрут паразиты чужое добро,
Наглея от лишних калорий.
Пока кто-то будет, копаясь во зле,
Искать, где собака зарыта,
Находятся души на грешной земле
И просят у Неба защиты.
Но я не могу – с паразитами в тень,
Как в самую грязную лужу.
Под куполом сердца рождается день
И брызгами света – наружу.
2010

Мрака страшиться причины нет,
Немощь его созерцаем мы:
Место, куда просочился свет,
Больше не будет уделом тьмы.

Грозным каким бы ни слыл порок,
Власть его сколько бы ни росла –
Сердце, в которое входит Бог,
Больше не будет уделом зла.

Дерзкой руке не дано попрать
Чаяний наших заветных строй –
Если пред Богом спешим предстать
С верой,
            смиренною и живой.

12.04.2010 г.
 

К. Патерсон «Мост в Теравифию» — книга и фильм — ретроспектива

Знакомство российского читателя с творчеством американской писательницы Кэтрин Патерсон состоялось во второй половине 80-х годов, когда издательство «Детская литература» выпустило ее повесть о судьбе девочки из числа так называемых «трудных подростков» — «Великолепная Гилли Хопкинс». Хотя более известна другая ее книга — «Мост в Теравифию». Впервые она вышла в московском издательстве «Центр „Нарния“» в 2003 г. А в 2007 г., после ее экранизации студией Уолта Диснея и Walden Media, была переиздана под несколько измененным названием — «Мост в Терабитию"1. Так что, для человека, пожелавшего ознакомиться с этим произведением, оно относительно доступно. Хотя бы в экранизированном варианте.

Повесть о блаженных

1.

- Ой, да что же такое делается-то! Люди добренькие, да за что же это? Как же мы теперь-то, отец родненький?
Почитай полдеревни высыпало к дому священника отца Феогноста, возле ворот которого стояла подвода, охраняемая красноармейцем. Еще два красноармейца с винтовками производили обыск в доме батюшки. Искали золото, драгоценности, а может и оружие. Всего можно ожидать от пособников белогвардейским бандитам. Комиссар в кожаной куртке и матросской бескозырке размахивал маузером перед носом испуганной попадьи, ругаясь жуткими флотскими словечками, так, что и понять-то было нельзя, чего от нее хотят.
- Сыночек, ты толком, толком говори. Чего надо-то?

Преображенская церковь издавна пользовалась репутацией «тихого пристанища». Прежде всего, потому, что она стояла на кладбище. А тишина, присущая местам такого рода, с незапамятных времен вошла в поговорку… Вдобавок, кладбище это было расположено на окраине, и дорога туда занимала около часа. Поэтому даже в те, не столь давно минувшие, времена, когда во всем городе (между прочим, областном и епархиальном центре!) имелось лишь три действующих храма, съездить помолиться в Преображенскую церковь отваживались разве что истинные подвижники. Исключение составляли только дни, когда в нее приезжал служить епископ. А вслед за ним туда жаловали и многие из прихожан собора и Успенской церкви – любители торжественных архиерейских Богослужений.

Как-то так устроилось в жизни, что в детстве я общалась, все больше, с бабушкиными подружками. Родители на работе. Я занята сама собой. Бабушка что-то делает, щиплет или прядет овечью шерсть для будущих носков и варежек и праздником для меня является приход бабушки Таисии – двоюродной бабулиной сестры. Это вносит оживление в нашу размеренную жизнь. Бабушки обмениваются словами приветствия, вкладывая в него все уважение, которое непременно надо выказать хозяевам дома. Потом неспешно обмениваются нехитрыми новостями о том, что теленок плохо пил молоко, а коза должна вот-вот окотиться. Крещенские морозы прошли, Бог даст пережить бы Сретенские, а там и тепло… А что, Павлуха-то опять на рыбалку ходил на озеро? И рыбы натаскал? Он такой…Ну а ты, Лидия, чем занимаешься? На санках катаешься? Смотрите там, угол у моего сарая не оторвите.

Когда депрессия захватывает дом Анастасии Сергеевны, она оказывает ей всяческое сопротивление. Депрессивные лица близких заставляют её забыть о собственных душевных страданиях, и она старается уделить внимание каждому.

Олег Николаевич, супруг Анастасии Сергеевны, любит поговорить, а потому рад всякому, кто соглашается его послушать. Но в период депрессии он умолкает. И Анастасия Сергеевна умеет в считанные минуты, мастерски, завести в нем нужную пружинку, и поток его речи, равнозначный потоку жизни, возобновляется и бежит с новой, пусть даже сокрушительной поначалу, силой. Главное, возвращается привычный ход жизни. Потом уж Анастасия Сергеевна ублажает мужа всласть чаями, пирогами да конфетками.

Никос Зервас. Дети против волшебников. М. «Лубянская площадь», 2005.

Выход в свет, вернее, приход этой книги к российским читателям, произошел практически незаметно. Лишь газета «Аргументы и факты» опубликовала небольшое интервью с ее автором (Н. Зервас. «Иногда стыдно за русских».// АИФ. - 2006. - № 5, с. 25). В отличие от постепенно стихающей, но все еще продолжающейся рекламной шумихи, сопровождающей выход в свет очередного тома из «эпопеи» Джоанны Ролинг о Гарри Поттере (или появление очередного фильма о нем), на сей раз реклама безмолвствовала. Возможно, молчание являлось следствием шока. А потом на некоторых Интернет-сайтах началась настоящая травля книги и автора, вплоть до заявлений, что книга достойна только того, чтобы выбросить ее в мусорное ведро. И не случайно. Можно было ожидать чего угодно – появления очередного подражания «гаррипоттериаде» или очередной пародии на нее, но только не этого.

В лесу под деревней Сухушей среди берез бродит сентябрь под руку с осенью. Они шепчутся шорохом падающих капель - моросит дождь, шуршанием опадающей листвы под ногами. Примите меня в свою компанию, она мне так по душе.

Эта возможность побродить по лесу- подарок последних дней отпуска. Как хорош гриб - белый крепыш. Молодой и по-осеннему крепкий. Одаривает радостью удачливости. Я никуда не спешу, брожу среди деревьев, любуюсь и примечаю робкую веточку летних голубых колокольчиков, рубины ярких плодов дикого шиповника и снова гриб, и еще один. Корзина приятно тяжелеет в руке, подтверждая пословицу: «Своя ноша не тянет». Рядом с пнем обманчиво притихший под дождем муравейник. У них передышка – дождь. Отдохните трудяги, у вас есть на это право. Звонкой оплеухой на щеку падает увесистая дождевая капля и мне смешно.

Закончился дождь и тут же начали свой танец в теплом еще воздухе мотыльки и стрекозы. Нарядная бабочка влетает в окно машины и с легкостью, пританцовывая в воздушном потоке ,вылетает в другое, приглашая с собой порадоваться прощальному теплу, простору поля.
Я влюблена. Давно и надолго, может быть навсегда. Я влюблена в осень.

Где зимний ветер навевает сны
о реках неземной голубизны, –
земля застыла, не истратив глины.
Но ангелы в привременном аду
летят и отражаются во льду.
А тот – отставший – смотрит на долины,

застыв на миг в небесном витраже.
И наши отражения уже
одно в другом сквозят неотделимо:
он – с трещинкой кровавой на губе,
играет солнце на его трубе
за долгий миг до гибели салима;

а это – я на новеньких коньках
как будто пролетаю в облаках,
а подо мной – долиною молчащей,
минуя горы, равно – города,
в безмолвии неведомо куда –
бредут волхвы заснеженною чащей…

Неуловимый отблеск золотой
качается над вечной мерзлотой.
А я скольжу по чёрной глади пруда, –
живущая в надежде и нужде
с молением о хлебе и дожде, –
и жду чудес, и не вмещаю – Чуда.

Вот вам Бог и порог,
Светлый дух тишины.
Вечный мир без единого стона.
И не жмите курок,
Нет причин для войны,
Просто время дурного сезона…

Наши мысли – весна,
Если в душах цветы,
А не чёрно-сухая аллея.
В добрый путь, а не «на»…
Вы кому-то нужны,
Так идите, идите смелее!
2010

Детектив

В младшей группе на парапете стояла большая фарфоровая кошка. Один глаз хитрый, прищуренный, другой — открытый, удивлённый. И однажды, то ли ей полетать захотелось, то ли замечталась она, но почему-то на пол свалилась. Полголовы с ухом и глазом откололось. Лежит, растерянно в потолок смотрит.

А рядом — Томочка, Анечка и Петечка.

— Не ты ли, Томочка, ближе всех стояла? — прищурился Петя.

— Что ты! Анечка — гораздо ближе, — ответила Тома, и глаза у неё сделались круглые-прекруглые.
А Вера Сергеевна сказала:

— Что ж, дорогие мои! Вот вам три часа. И пусть мужественный, честный и смелый человек мне наедине, на ушко, признается. Потому что всё равно тайное станет явным.

И ушла.

А Петя забеспокоился, и снова — к Томочке.

— Что надумала? Я всегда считал: смелая ты и честная.

Я живу не за тем, чтоб чего-то добиться,
Или резко понравиться всем.
У меня есть душа – она вольная птица
И не любит дешёвых проблем.

И по жизни своей за тузом не гонялся,
«Хлеб насущный дай, Боже, нам днесь!» -,
Так меня научили, чтобы жить не боялся,
Потому я пока ещё здесь.

И мечтал о любви, и порою влюблялся,
Но не радовал мнимый успех.
И гуляя вдвоём, я один оставался,
А душою тянулся наверх.

В облака, в синеву, за туманные дали,
Словно там находился мой дом…
Я пишу не за тем, лишь бы где-то признали,
И конечно забыли потом…

Просто я полюбил этот мир многогранный,
Будто сердце небесным ключом,
Мне открыли когда-то, совсем ещё рано
И вперёд подтолкнули плечом.
2010

Звонит приятельница, делится новостями из своего житья-бытья и предлагает сюжет для рассказа. Гости приехали хмурые. Нахмуришься тут! Хоть дорога из Москвы до Ржева стала уже привычной, но все равно утомляет. А тут еще автомобильные пробки у Зубцова из-за ремонта дорожного полотна. Обидно простоять в них час, а то и больше в десяти минутах от мамы-папиных объятий. Что же мы не ржевские? Знаем дороги в округе. Решено. Едем в объезд. По проселкам, через ручьи и глубокие лужи добрались…без номеров.

Где-то отвалились, не выдержав экстрима. А автомобиль новый, в банке еще ссуда не погашена .Получение новых номеров обернется беготней в ГАИ, страховую компанию и так далее. Да еще и приличных финансовых расходов не избежать. Решено возвращаться и искать пропажу. Шанс найти приблизительно такой же, что иголку в стоге сена. Вооружились вилами, граблями и поехали на поиски. Результатов никаких. На следующий день праздник – осенняя Казанская. Пошли всей семьей в церковь на службу. После обеда снова мужчины собрались на поиски потерянных номеров. Результат нулевой. Исчезла последняя надежда.

                            * * *
Всяко хищного хитрого зверя во мне излови,
облегчи не ручную поклажу – сердечную кладь.
Научи меня, Господи, той нетелесной любви:
не лицо дорогое – любить, не объятья – желать.

Зверь и впроголодь жив – не кормлю, не давала бы пить,
да сама угасаю – близнец не по крови родной.
Научи меня, Господи, так незлобиво любить,
чтобы алчущий зверь не метался по клетке грудной.

Научи меня, Господи, видеть очами любви
не своё отражение в муже – подобье Твоё,
чтоб не выло, не корчилось, изнемогая в крови,
то дитя, одичавшее с голоду, яко зверьё.

Я люблю талантливых артистов,
Для которых совесть не игра,
В том числе способных пародистов,
А не так – уродцев от пера.

Господа бездарные кривляки!
Я вам говорю не первый раз:
Самые обычные собаки –
Лучше и талантливее вас!

У людей свои пути-дороги,
Где не всякий друг тебе и брат,
А зверьё гораздо ближе к Богу,
Потому что звери не грешат!

2010

Ее так все в нашем храме и называли – «тетя Катя». И батюшки, и староста, и прихожане. Она пришла в храм уже в пожилом возрасте. Пришла, как и многие, от невыносимой скорби: в автокатастрофе погиб ее единственный сын Валерий. Мужа у тети Кати не было, невестка и внук жили отдельно, к тете Кате относились тепло, но не так, как Валера. Тот звонил каждый день, часто навещал маму. После его смерти она осталась совсем одна. Через несколько дней эта пустота стала настолько невыносимой, что она, сама себя не помня, побежала в церквушечку через дорогу от дома. Вбежала в храм и упала на колени. И вдруг слезы полились – а до этого их не было: как услышала о Валере, так словно что-то замерло внутри. А теперь вот прорвалось…