Вы здесь

Таланты в оборот (Денис Таргонский)

Нужны ли Церкви таланты?

Прогрессивная часть общества — это те люди, которые смогли реализовать свой потенциал, добиться успеха и признания. Но где-то в тени существуют еще и неудачники, которые ничего особенного так и не смогли сделать в этой жизни, как говорится, зарыли в землю свой талант.

Более внимательные размышления заставляют иногда посмотреть на вещи иначе. Характерный пример. Дело было на одном из сельских приходов Волыни. Каким-то чудом туда попал пенсионер с консерваторским образованием, который от всей души хотел послужить Богу своим прекрасным голосом. Но совсем неожиданно его благочестивое стремление встретило отпор, потому что слишком уж выделялся оперный голос среди скромных вокальных потуг клиросных бабушек. И в результате взрывоопасная смесь обиды и разочарования надолго отбросила его от храма. Казалось бы, он был прав: неужели Церкви не нужны таланты?

Церковь не нуждается ни в великих артистах, жертвующих свои таланты, ни в эффектных голосах. Она нуждается в сердце человека: Милости хочу, а не жертвы (Мф. 9:13), Церковь с радостью принимает всякого человека, одаренного или простака, но при этом ждет, пока человек почувствует нужду в Боге, а не в подходящей концертной площадке для демонстрации своих способностей. По слову свт. Николая Сербского, наши таланты и добродетели — это лишь горючее, которое зажигает Своим огнем Господь, и Он ничего не может сделать, пока это горючее не просохнет от влаги тщеславия и гордыни в духовно трезвящем пространстве храма. Тогда лишь талант и становится благословением, а не проклятием.

Стать звездой?..

Святой Иоанн Дамаскин был очень талантливым человеком, известным оратором и писателем и тем самым снискал большое уважение в миру. Когда же он пришел в монастырь, то игумен прежде всего запретил ему петь, писать и проповедовать — все то, благодаря чему он имел вес в обществе. И больше этой скорби, этой внутренней ломки души, отрезвлявшейся от хмеля тщеславия, ему никогда не приходилось переживать. Когда он, нарушив благословение, написал на смерть своего друга панихиду, которую мы до сих пор поем в храмах, то теми же руками, которыми писал, в наказание убирал все нечистоты в монастыре. Такое жестокое благословение игумен дал вовсе не потому, что не любил искусство, но для стяжания смирения и терпения. И через некоторое время Иоанн снова пел, писал и проповедовал. Но он вынес спасительный для себя урок: талант является не целью, а лишь средством, которое предназначено для бескорыстного служения ближним, ведь любовь — это служение.

Таковой была сущность земной жизни Христа, Который явил делом, что, возлюбив своих, сущих в мире, до конца возлюбил их (Ин. 13:1). Ведь Свои Божественные совершенства Он всецело отдал для служения человеку. Именно это Он хотел сказать разгорячившимся в религиозном энтузиазме ученикам, когда перед Тайной Вечерей снял с Себя верхнюю одежду, и, взяв полотенце, препоясался и начал умывать ноги ученикам, и отирать полотенцем, которым был препоясан (Ин. 13:4–5). С точки зрения христианской этики если ты имеешь больше способностей или возможностей, имеешь более твердую социальную или духовную платформу, то, значит, больше людей ты можешь охватить своим вниманием и любовью и соответственно привлечь к себе любовь Божию. Иными словами, важно не работать таланту, а работать талантом: Ибо Я дал вам пример, чтоб и вы делали то же, что и Я сделал вам. Раб не больше господина своего… (Ин. 13:15–16).

Личный пример Христа говорит о том, что наши таланты вовсе не усовершенствуются, когда о них будут трубить в новостях или на первых страницах газет — скорее наоборот. Вот как ответил однажды святитель Иннокентий Московский на услышанное им восклицание «Мечтаю стать звездой»: «Пожалуйста, но только не становитесь звездой на чьем-то поношенном мундире! И что же это за жизнь, если ты существуешь для удовлетворения чужого зрения, чужого слуха, для разгорячения чужих желаний и мыслей? Жить на виду у всех — значит загнать свою личную сокровенную жизнь в далекий, забытый самим тобой угол».

Поэтому степень совершенства наших талантов всецело зависит от правильного их использования для служения. Вот что выносит из своего жизненного опыта Ф. М. Достоевский на страницы дневника: «Высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего „я“ — это отдать его целиком и всем безраздельно и беззаветно». Поэтому, когда меня пробивает тоска зеленая, что я не такой одаренный, как мой любимый гитарист Ричи Блэкмор из группы «Deep Purple», я вспоминаю о том, что святые Отцы просили забрать у них дарования Божии. «Ибо услышав о имении дара и получив меньше, — пишет блж. Феофилакт Болгарский, — мы можем поскорбеть, что обделены в дарованиях. Но, услышав о служении, не так огорчимся, ибо оно указывает на труд. Что же ты скорбишь, когда Он другим повелел трудиться больше, а тебя пощадил».

И результат труда важен, но все же не так, как расположение сердца, с которым человек что-либо делает. Именно в этом, самом главном, стратегическом масштабе жизни человека Господь уравнял перед Собой всех людей независимо от величины их дарований — будь то дворник, усердно подметающий улицу, или всемирно известный художник, небрежно набрасывающий эскиз будущего шедевра. Этот удивительный принцип оценки деяний человеческих Господь раскрыл, когда сравнивал то, что клали в храмовую сокровищницу богатые с одной стороны и бедная вдова — с другой: Истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила, ибо все от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела (Лк. 21:3–4).

Искусство служить

Господь смотрит на сердце человека, и иногда в самые неожиданные для нас моменты жизни, когда мы уверены, что творим добро, Он не находит там места для Себя. «Иногда можно давать милостыню втайне, но так, что все будут видеть,- замечает блж. Феофилакт Болгарский, — а иногда у всех на виду, но этого не заметит никто». То есть Господь ценит таланты человека не по внешнему эффекту, а по сердечному мотиву. Важен не результат, а усердие — таков религиозный контекст человеческой деятельности. Никто, например, кроме родного отца, не сможет узнать в каракулях сынишки красивейший в мире пейзаж и совершенно серьезно оценить его старания на высший балл. «Труд человека и мал, и велик, — пишет прп. Ефрем Сирин, — мал на самом деле, велик по воле, желание которой беспредельно. Человек не много может сделать по силе своей, но многое по желанию и воле своей». Поэтому если чей-то маленький вклад в глобальное дело «борьбы за мир во всем мире» остался случайно незамеченным, то это не значит, что он не оценен Богом. Ведь, наверное, нет такого человека, который бы не ощущал радость на душе после того, как он сделал что-то хорошее.

Эта тихая незаметная радость быть с Богом и пребывать в любви со всеми и есть та награда, которую обещал Господь Своим ученикам в обмен на их таланты и доверие. Это внутреннее счастье быть незамеченным и понуждало святых Отцов прятаться от признания и попросту забывать поставить свое имя под иконописным шедевром, которым восхищаются поколения людей. Такого рода великолепное «безумие» в действительности только и можно назвать самым умным поведением.

Когда однажды в Оптину пустынь приехал архиерей, то при осмотре обители спросил у сопровождавшего его старца Анатолия, кто же это так благолепно устроил скит. Старец, который и был его устроителем и начальником, ответил:

— Игумен благословил устроить этот скит.

— Но кто этим управлял?

— А братия усердно трудилась, — как бы не услышав, продолжал он.

— Но кто же был устроителем?

— Отец игумен поставил управляющего…

Так владыка и не понял, кто же все так благолепно устроил в скиту. Искусство служения Богу и людям в любви и есть талант жизни, вложенный Господом в каждого человека.
Святые

Таков главный лейтмотив предложенной Христом притчи о талантах. Уже нарицательным стало евангельское изречение «закопать свой талант». Но чаще всего совсем не евангельское понимание вкладывается в эти слова. Не о том, как пробиться в люди и удачно реализовать свои способности, учил здесь Христос. Наоборот, именно на вершине Парнаса удобнее всего закопать свой талант, и где-то на задворках бомонда проще всего отдать его в оборот.

Качество серебра, данного в распоряжение рабам, не интересует Хозяина, это все равно принадлежит Ему. Он ждет другого: доверия, усердия или хотя бы уважения. В этом, самом важном, все рабы равны между собой. «Под талантами здесь разумеется то, что находится во власти каждого, — или покровительство, или имение, или научение, или что-нибудь подобное. Поэтому никто не должен говорить: я имею один талант и ничего не могу сделать. Можешь и с одним заслужить одобрение. Ты не беднее евангельской вдовицы, не ниже по званию Петра и Иоанна, которые были из простого народа, необразованные, — и однако за то, что были усердны и делали все для общего блага, получили небесное наследие. «Подлинно, ничто так не любезно Богу, как полезная для всех жизнь» (свт. Иоанн Златоуст).

Отдать свои таланты в оборот — это, по мысли Павла Флоренского, значит отдать себя всего на служение ближним. И Господь, даже если нет у нас такого желания, все равно хоть один талант, хоть одну возможность, но даст человеку — в надежде, что он все-таки его реализует и найдет свое счастье в служении любви.

www.otrok-ua.ru

Комментарии

<p>Может я что не так понял, но смысл осень простой и он последовательно раскрывается в житии. Сначала Иоанн смирился и старец порадовался за него и уж после этого Богородица благословила старца снять послушание. Вот текст из жития, где эта последовательность на мой взгляд видна:&quot;Тотчас приготовив сосуды и орудия для чистки, начал он с усердием исполнять повеление, касаясь нечистот теми руками, которые прежде умащал разными ароматами, и оскверняя нечистотами ту десницу, которая чудесно была исцелена Пречистою Богородицею. О, глубокое смирение чудного мужа и истинного послушника! Умилился старец, увидев такое смирение Иоанна, и, придя к нему, обнял его и целовал голову, плечи и руки его, говоря:</p>
<p>- О, какого страдальца о Христе сделал я. Вот истинный сын блаженного послушания!&quot;</p>
<p>Иоанн же, стыдясь слов старца, пал ниц пред ним, как пред Богом, и, не превозносясь похвальными речами отца, но еще более смиряясь, молил, чтобы он простил прегрешение его. Взяв Иоанна за руку, старец ввел его в свою келлию. Иоанн так обрадовался сему, как будто ему возвратили рай, и жил он со старцем в прежнем согласии.</p>
<p>Спустя немного времени, Владычица мира, Пречистая и Преблагословенная Дева в ночном видении явилась старцу и сказала...&quot;.<br />
Именно на этом сердечном переживании старца о своем духовном чаде построил сюжет своего романа &quot;Иоанн Дамаскин&quot; о. Николай Агафонов. Думаю Богородица не пригрозила старцу, а разрешила внутренние переживания старца о своем духовном, чаде о его ошибке. Это традицонная практика взаимоотношения старца и его духовного чада: &quot; Послушный, как мертвый, не противоречит и не рассуждает, ни в добром, ни во мнимо худом; ибо за все должен отвечать тот, кто благочестиво умертвил душу его &quot;(Иоанн Лествичник). Ведь старец чувствовал ответственность перед Богом за Иоанна. Тот, кто не может смирится перед старцем в монастыре, не может угодить Богу: &quot;Тем, которые взяли на себя о Господе попечение об нас, должны мы веровать без всякого собственного попечения, хотя бы повеления их и несогласны были с нашим мнением, и казались противными нашему спасению; ибо тогда-то вера наша к ним искушается как бы в горниле смирения. Признак истинной веры в том и состоит, чтобы без сомнения покоряться повелевающим, даже тогда, когда мы видим, что повеления их противны нашим ожиданиям&quot;(Иоанн Лествичник). Ефрем Сирин писал, что, святые люди это не те, которые не грешат, но знают как каятся.<br />
Может быть есть какой другой более возвышенный смысл. Буду рад за новое для меня очень интересное видение. Антоний Суроржский говорил, что каждый из христиан имеет часть опыта церкви, но только в любви и общении и взимообогащении этот опыт может обрести полноту.<br />
На счёт панихиды извините за некорректность.Просто его стихи вошли в состав панихиды, а сам чин естественно со временем только развился в то, что мы сегодня знаем как панихиду. Но это точно так же как Златоуст не написал тот чин Литургии, который мы сегодня слушаем. Литургическое творчество не статично. Если есть возможность почитайте выше упоминаемый роман о. Николая Агафонова. Думаю он углубит ваш жизненный опыт и расширит понимание Церкви.</p>

Уважаемый Денис!
Я ни с чем и не спорю, и сейчас Вы в Вашем комментарии изложили все вернее, обозначив и источник, на котором основывали суждения.
Не спорю, но призываю к бережному и точному обращению с текстами. Да, речь шла именно о старце, назначенном игуменом, а не о самом игумене. И в статье это лучше поправить.
А стихиры те замечательные, о которых речь ("Кая житейская сладость пребывает печали непричастна..." и еще семь стихир) входят в чин отпевания мирских человек. Очень люблю их: регентую-то уже 18 лет. В панихиду они не входят. В приходской практике, к сожалению, их не поют и на отпевании, а сокращают все, кроме последней, восьмого гласа: "Плачу и рыдаю".

Простите и меня, если обидела, но я очень люблю творчество преподобного Иоанна, высоко ценю его поэтический дар и ангельский ум, на клиросе пою его тексты много лет, и такие неточности переношу тяжело.

C уважением, Марина Алёшина

Марина Алёшина

В этой статье покоробило неточное, упрощенное, уплощенное изложение событий из жизни преподобного Иоанна Дамаскина...

Не говоря уж о том, что игумен в той истории прямо не участвовал, и составленное тогда преподобным Иоанном - не панихида, изменена сама трактовка, лишающая эту историю глубинных смыслов, оставляя только один, подтверждающий мысль автора. Ведь Божия Матерь, явившись, укорила именно старца. Да как укорила.

Простите за выступление, но нельзя, нельзя так обращаться со Святоотеческими текстами!