Омилия

Душа моя, что сделал я с тобой!
Завшивела вконец... и занедужила...
А ведь когда-то было... Боже мой!
Была одета и в шелка и, в кружево.

Заплата на заплате... Видит Бог -
Бродила ты околицей нехоженной...
Теперь вот - не пускают на порог...
Словами обзывают нехорошими.

На мне вина... теперь бы отмолить
Всё то, что жизнь перемолола в крошево.
Нескладно как... Но... как-то надо жить...
Не скажешь ведь - Прощай. Всего хорошего...

Терпи, душа. Поправим твой наряд.
Заштопается то, что отстирается...
Так вышло... Кто же в этом виноват...
Есть время для греха...
           Есть время каяться...

Покажите мне свет, покажите мне выход отсюда:
Из глубин потаённых мятущейся в мраке души!
Я устал и ослаб, так что даже не верится в Чудо...
Боже мой, защити, поддержи, подскажи...

Мрак и холод - кошачьею лапой по сердцу...
Ни звонка, ни визита... Внутри и вокруг - пустота...
Как же мне в темноте отыскать потаённую дверцу
За которой томится забытая мной Доброта?

Как случилось, что сам я, своею рукой, добровольно,
Всё раздал, разбазарил, разрушил, отверг, погубил?
Предавал и лукавил...и бил - и жестоко и больно...
Что ж теперь мне понятно - за что я остался без сил.

На Тебя лишь надеюсь - Судья справедливый и строгий,
Милосердный и добрый, живущий на небе Отец!
Не бросай своё чадо на этой тяжёлой дороге,
Если путь ещё долог, если это - ещё не конец.

Мне бы капельку Веры - немножечко, чтоб укрепиться...
Мне бы капельку Силы - принять, одолеть, превозмочь...
Мне бы каплю Надежды - чтоб заново в Мире родиться...
Мне бы искорку Света - прожить эту длинную ночь.

Такая или нет —  какая разница?
Другой не будет,
не сумею быть другой.
Не потому, что не смогу отважиться,
а потому, что стала я собой.

Какою быть — не спрашивай!
Не спрашивай!
Не притвориться, не сыграть теперь.
Я приоткрыла тайну жизни страшную,
и затворила за собою дверь.

Мой гроб некрашеным стоял —
всегда некрашеным.
Что проку красить то, что не живёт?
Вернусь однажды я —
к тебе вернусь однажды я,
когда Господь пшеницу соберёт.

Встав на путь больших скоростей,
Всё сложней становится мир.
Суета, поток новостей –
Гонят, оставляя без сил.

В сложном мире счастлив ли ты?
Распознал: где явь, где подлог?
Ждёт душа глотка простоты,
Ждёт минут без бурь и тревог.

У души лекарства свои,
Ей бы – в избавленье от мук –
Просто крепкой чистой любви,
Просто тёплых дружеских рук.

Сложного заумная суть
От людских сердец далека,
К сложному в беде не прильнуть…
Простота – ясна и легка.

Простоты венчает урок
Истины святой высота:
Прост превечный в Троице Бог
И душа по сути проста.

16.02.2011 г.

Часть Первая: Богослужение Великой Пятницы

Великая Пятница — уникальный день по православному календарю. 

Как объясняется в журнале Православие и Мир, «Это тот день в году, когда не служится Божественная Литургия: она считается совершённой Христом на Кресте… Пятница — день крестной смерти Христа — постный в течение всего года, в саму же Великую Пятницу соблюдается строгий пост: по уставу в этот день в принципе пища не вкушается»¹.

И снова рвут его платье —
рвут, как прежде,
не ведая, что творят.
Словно смысл их в том,
чтобы целое разрывать на части.
И что потом делать с этим рваньём?
Кому оно нужно?
Никому!
И всё-таки рвут, рвут целое,
словно получают радость от этого.
Кто не умеет сшивать лоскуты
и штопать дыры,
тот рвёт платье на лоскуты,
чтобы потом плакать над ним.
А что ещё остаётся тем,
кто плакать над собой не может?

Колыбельная

Звёзды спят, и тихо-тихо
Ветер шелестит листвой.
С оленёнком олениха
Спят под старою сосной.

И у пальм, в стране далёкой
Долговязый спит жираф.
Мышь сопит в норе глубокой,
В лапке зёрнышко зажав.

Дремлют зайчик и лошадка,
Сонно шелестит камыш.
Все уснули сладко-сладко,
Ты один ещё не спишь.

Ангел радостно, не строго,
Тихо смотрит. Кротко ждёт.
Он твою молитву к Богу
Ночью звёздной понесёт.

И расскажет, не скрывая,
Обо всём, тебя любя.
Спи, малыш, душа святая.
Бог благословит тебя!

На санках

Санки с горки мчатся сами.
Все быстрее я лечу,
Потому что вверх ногами,
В снег лицом упасть хочу!

Мистер Воробей

В классе тихо. Только Миша
На доске примеры пишет.

Мистер Воробей летит,
С удивлением глядит:

«Кто шуршит, как озорник:
Шур-шур-шур, шик-шик-шик?»

«Мел, о мистер Воробей!»
«Вот не знал, что у людей

В многозвучье осенних рапсодий
Средь дождливых и солнечных тем
Есть одна из прекрасных мелодий –
Восхитительный бал хризантем!

В предвкушении чуда природы
Я вступила в заветный предел…
И в бурлящем потоке народа
Странный трепет душой овладел.

(разговор о книгах, о медицине и не только о них)

Известна забавная история о том, как двум людям показали фотографию человека, предварительно отрекомендовав его одному — как героя, другому — как бандита. И они сразу же принялись искать в его лице кто — признаки мужества и благородства, кто — злобы и жестокости. И, разумеется, нашли их. Однако человек, изображение которого им показали, на самом деле не был ни героем, ни негодяем. Таким его только увидели люди, поверившие в то, что им рассказали о нем. Но, в зависимости от этого, насколько различным было их мнение о внешности одного и того же человека!

А и в самом деле, удивительно, насколько противоположно разные люди подчас воспринимают одно и то же. Например, свое детство.

Осень-Печальница плачет дождём,
Слёзы роняет на жёлтые листья.
Грозди калины пылают огнём.
Сумерки, вечер, темнеет так быстро…
Свежим потоком ворвался в окно
Воздух осенний – пахучий и пряный.
Тихое счастье… Какое оно
В месяц дождей и прохлады желанной?

Выйду я в сад, полной грудью вберу
Запах, похожий на ладан Афонский.
Мокрую лавку под клёном протру,
Влагу смахну с каждой узкой полоски.
Сяду на лавочку, шарф простелив,
Зонтик шатром над собою раскрою.
Дождь барабанит знакомый мотив,
Клён-дирижёр машет веткой-рукою.

Улетели птицы на восток,
Заиграла осень серенаду,
И последний сорванный листок
Окунулся в зыбкую прохладу.

Потемнела мудрая земля,
Обливаясь горькими слезами.
Шелестит листок календаря,
Словно время рвётся под ногами.

Спрятал небо северный туман -
Серебрится дымкой на рассвете.
Прячет осень прошлого изъян
На затёртом памятью портрете.

Унесли ветра обрывки фраз,
Горизонт сердито багровеет...
Безотрадный взгляд уставших глаз
Любящее сердце отогреет.
 

Это произошло давным-давно, когда деревья ещё разговаривали с человеком, и человек понимал их.

Каждый день человек приходил в лес. Деревья склоняли свои кудрявые головы и говорили ему: «Здравствуй!», а он поднимал своё лицо к небу и здоровался с ними в ответ. Чтобы занять его, они шептали ему самые интересные истории, которые рассказывал им ветер. Они дарили ему свои плоды, когда он был голоден, и прятали его в своих густых кронах от холодного дождя и жаркого зноя. Они ласково утешали его, если он печалился. А когда он приходил счастливым, они ликовали вместе с ним.

Человек любил деревья и чем больше он их любил, тем красивее они становились.

Однажды утром он пришёл в лес, а все деревья стоят в золотых одеждах.

«Как вы прекрасны!» — воскликнул он.

«Для тебя мы надели эти наряды — чтобы ты радовался, глядя на нас», — сказали они ему.

А нам лежать с тобой, мой друг, на площади,
Пусть омывает осень нас дождем...
А мы с тобою, друг, плохие спорщики...
Давай, от жизни вместе мы уйдем.

Давай, уйдем с тобой в страну волшебную,
Туда, где все окутано добром;
Где за закатами и за рассветами
Вся жизнь земная станет только сном.

     Солнышко светило, улыбаясь каждым лучом.  Листья на деревьях неподвижно загорали, подставив свету спинки. В воздухе разливалась ленивая дремота. Муся лежала на травке и глядела в небо, заслонившись лапкой от ярких лучей.

     Небо было тёмно-голубым, а облака - белоснежными, словно зимние сугробы. Каждое облако медленно плавала в вышине, постепенно меняя форму. Все они были такими разными и такими необычными! Вот облако-цветок, даже с чем-то вроде стебелька и листочка сбоку. А вон там - птица. Открыла огромный клюв - сейчас ка-ак закричит!

     А это что? Муся посмотрела налево. Из-за вершин деревьев появился всадник на ослепительно-белом коне. А может, на единороге? Он держал в руке копьё, а конь, распустив по ветру хвост и гриву, грациозно приподнял облачное копыто. Муся восхищённо смотрела во все глаза. Казалось, прекрасный рыцарь охраняет лес от всяческих бед.

Когда-то был на свете город, где люди не умели улыбаться. То ли они такими рождались, то ли разучились улыбаться из-за каких-то бед и напастей — сейчас это уже не объяснит никто. Но, как бы то ни было, существовал где-то город, жители которого не умели улыбаться. Если не наяву существовал, так в сказке.

Однажды откуда-то пришел в этот город добрый чудак. Пришел и стал учить людей улыбаться. Вот что он им говорил:

— Научиться улыбаться непросто. Ведь настоящая улыбка не может быть злой, коварной, лицемерной. Настоящая улыбка- только улыбка добрая.

… Апрельский рассвет робко проступал через полупрозрачную утреннюю дымку – не то туман, не то действительно дым от горевших домов – в трёх километрах на западе чадил пожарищами осаждённый Кёнигсберг, над которым после налёта авиации всю ночь полыхало яркое оранжевое зарево. Ночь однако была относительно спокойной, почти без стрельбы, если не считать редких пулемётных очередей, доносившихся со стороны города-крепости.
Татьяна знала, что обычно такие тихие ночи бывают накануне больших наступлений. В течение последней недели по дороге, у которой стоял фольварк*, где разместился прифронтовой госпиталь, непрерывно двигались тягачи с тяжёлыми артиллерийскими орудиями, грузовики со снарядами, вереницы танков, «катюш» и колонны солдат. Судя по всему, готовился решительный штурм Кёнигсберга, и вся эта мощь должна была обрушиться на головы тех, кто укрылся за стенами, казалось неприступных каменных фортов. Разлившаяся предрассветная тишина напоминала тишину перед грозой.
Татьяна подошла к цистерне с водой и наполнила чайник. Из дома неторопливо вышел главный хирург – майор Трофимов, заметив её, он негромко произнёс:

Бедна страна — деревни пУсты,
Проселки сгинули в кустах,
Сухой подлесок редко хрустнет,
Забор трухлявый точно прах.

Завоет старая собака,
Такой тоской наполнив лай!
От перекошенного знака
Взметнутся кисти птичьих стай.

Исхожен мир — прохладна вера,
Играет медленный фокстрот,
Дорога, родину измерив,
Бежит опять за поворот.