Вы здесь

Дары язычников

Повесть о святом мученике Порфирии Ефесском 

Она вошла в собор, когда Литургия уже закончилась. Надо сказать, что в тот день праздновалась память святого мученика Порфирия, пострадавшего за Христа почти тридцать лет тому назад1. Это случилось именно здесь, в Ефесе, во время посещения города нечестивым императором Юлианом Отступником2. Вероятно поэтому местный епископ, престарелый Владыка Иоанн, будучи уроженцем Ефеса, отмечал день памяти своего святого земляка с особой торжественностью, и лично совершал в его честь праздничную службу. А после нее подолгу молился в одиночестве в соборном алтаре.

А пока епископ, отложив всякое житейское попечение, молился Богу о мире всего мира, в притворе собора молодой диакон Донат занимался делами житейскими. Он разбирал приношения прихожан, раскладывая их на две кучки. Направо что получше — для храма и для клира. Налево что похуже — для нищих, эти и такое съедят! Увы, доля нищих опять оказалась больше, чем доля клира. Но что поделать, если эти люди, называющие себя христианами, так скупы и самолюбивы. И потому поступают по известной поговорке: на Тебе, Боже, что нам негоже. Ни веры, ни страха Божия, ни любви…

В этот миг отец Донат заметил вошедшую. И обернулся к ней.

— Что тебе здесь нужно? — спросил он, исподлобья разглядывая женщину лет пятидесяти пяти в богатой одежде из тонкого льна, ее пальцы, унизанные кольцами, ее нарумяненные щеки, ее брови, подведенные сурьмой, ее иссиня-черные накладные волосы и объемистый сверток в ее руках, в котором под тканью, расшитой красной шерстью, угадывались очертания пузатого кувшина. Что это еще за птица пожаловала?! Впрочем… Это же Аллия, хозяйка гостиницы на Мраморной улице. А прежде, говорят, она держала бордель и сама блудила напропалую. Но что за нелегкая принесла ее в святой храм? Ведь она же язычница!

— Я принесла дары. — ответила женщина. — Муку, вино, масло…

— Вот как! — ехидно проговорил отец Донат. — Дары, значит, принесла… И кому же?

— Его звали Порфирием. Его казнили за то, что он принял вашу веру. Как раз в этот день, двадцать восемь лет назад.

Вот как? Выходит, она принесла дары святому мученику Порфирию, память которого они праздновали сегодня? Но что общего между страдальцем за Христа и язычницей? Не больше, чем между Христом и велиаром, между светом и тьмой3. Уж не кроется ли здесь какой-то подвох? От этих язычников всего можно ждать…

— И кто же он тебе? — презрительно поинтересовался диакон.

— Он был моим любовником.

— Что?! — возмущенно вскричал отец Донат. — Да как ты смеешь порочить святого! А ну, вали отсюда, иначе я тебя отсюда вышвырну вместе с твоими погаными дарами! Пошла вон, шлюха!

Женщина молча направилась к выходу. А отец Донат огляделся по сторонам в поисках метелки. В самом деле, после такой гостьи нужно хорошенько вымести притвор, чтобы очистить его от языческой скверны, которую нанесла сюда эта тварь!

— Что ты наделал?!

Отец Донат обернулся. Экая незадача! Надо было потише, чтобы Владыка Иоанн не услышал. А он услышал и идет сюда. Теперь придется объяснять ему…

— Зачем ты прогнал ее? — строго спросил епископ, подойдя к отцу Донату. — Как ты посмел?!

— Владыко, эта женщина — язычница и блудница. — принялся оправдываться диакон. Хотя был уверен — он поступил правильно. Таким, как эта Аллия, место не в Божием храме — в аду!

— Но наш Спаситель приходил в мир ради спасения грешников. — возразил Владыка Иоанн. — И не отверг ни кающегося мытаря, ни блудницы, омывшей Его ноги миром и слезами, ни уверовавших в Него язычников...

— Но эта пришла не каяться и не креститься! Она сказала, будто была любовницей святого мученика Порфирия, в честь которого мы сегодня служили. Мол, она ему дары принесла! Знаем мы эти дары язычников! Наверняка она их втихомолку идоложертвенной водой окропила… старая ведьма!

— Верни ее. — приказал епископ.

— Но Владыко…

— Ты слышал, что я сказал?! Ступай за ней. И скажи, что я хочу поговорить с ней. 

* * *

Отец Донат нагнал Аллию, когда та уже сворачивала на соседнюю улицу.

— Эй ты! Постой!

Женщина вздрогнула и остановилась. Тем временем отец Донат поравнялся с ней.

— Меня прислал мой епископ. Он сказал, что хочет поговорить с тобой.

Мысленно отец Донат добавил еще одно слово. В самом деле…

Зачем Владыка хочет говорить с ней?

— Вот как?! — похоже, Аллия была удивлена этим не меньше отца Доната. — Что ж, я согласна. Идем.

* * *

— Владыко, я привел ее. — голос отца Доната отвлек епископа от раздумий и воспоминаний о невозвратном прошлом. Что ж, возможно, теперь ему наконец-то удастся разгадать эту давнюю тайну…

— Хорошо. А теперь ступай. Если понадобится, я позову тебя.

И вот они остались вдвоем: Иоанн, епископ Ефесский и бывшая ефесская блудница Аллия. Люди, между которыми, казалось бы, не могло быть ничего общего. И все же — было…

Епископ заговорил первым:

— Здравствуй, Аллия.

— Здравствуй… — женщина пристально всматривалась в лицо епископа. А затем промолвила:

— Я тебя не знаю… Значит, ты епископ здешних христиан? И о чем же ты хочешь говорить со мной? Разве нам есть о чем разговаривать?

— Да. Ты сказала, будто знала мученика Порфирия. Ты можешь рассказать мне о нем?

— А что, сам не знаешь? — в голосе Аллии звучала горечь от недавней обиды. — Что ж, так и быть, расскажу.

* * *

Ты ведь знаешь, кто я такая. Да кто здесь об этом не знает?! Другое дело — как дошла я до жизни такой. А никак! Ведь я привыкла продаваться. Меня и замуж-то не выдали, а продали. Родители мои были бедны, а он даром, что офицер, так еще и римский гражданин. Завидный жених, только что мне в отцы годился и уже одну жену в могилу загнал! Не хотелось мне за него, да кто спрашивал? Пойдешь, и все тут! Свадебный пирог солон был от моих слез…так ведь с солью еда слаще!4

К счастью, замужем я недолго промаялась: вскоре война с галлами началась. Поехал мой супружник на войну, да так там и сгинул. Справила я по нему положенный траур. А сама думаю: дальше-то что? Пока еще остались от покойного мужа кое-какие деньжонки. А ну, как кончатся? И что тогда? Чем я тогда жить буду? А жить-то надо…

И тут узнала я, что на соседней улице заведение продается. Ну, я его и купила вместе со всеми девками-рабынями, едва денег хватило. Да что ты на меня так смотришь? Дело-то оказалось прибыльное. Ко мне мужики валом валили. И моряки, и солдаты, и купцы, и жрецы. Ну, этим-то, как говорится, сама Венера велела… А то смешней, что ко мне украдкой и те бегали, которые из себя порядочных корчили. По соседству с моим заведением библиотека была. Вот они и пойдут вроде как туда, книжки читать, а сами шасть налево5 — и ко мне! Зато если встретимся где-нибудь на улице, нос воротят и вид делают, что знать меня не знают и знать не желают. А ведь кое-кого из них я сама обслуживала. Тех, кто побогаче, да со связями. А еще тех, кто был мне интересен. Да только таких почти не было. Разве что он. Да еще Мим.

Мим его ко мне и привел. Потому сперва о нем расскажу.

* * *

Этот Мим был актером из нашего театра, играл в пантомимах, оттого ему такое прозвище и дали. А имени у него не было. Потому что Мим был рабом. И по его словам, состоял при театре с самого рождения.

— Меня матушка плясавши родила. — похвалялся он. — Она танцоркой была. Вот прямо на сцене мной и разродилась — хозяин ее и брюхатую плясать заставлял. На сцене я родился, на ней, видать, и помру, как моя матушка. А и ладно! Потешу напоследок честную публику. Чем не смерть для нашего брата актера!

Ко мне Мим захаживал каждый раз, когда ему удавалось разжиться деньгами. Обычно я обслуживала его сама — если, конечно, в ту пору у меня не было более выгодных посетителей Он был мне забавен: с виду — вылитый Силен6, а как начнет шутки откалывать — обхохочешься! Вдобавок, он всегда приносил мне пропуска в театр7, да не на галерку, а пониже, где сидит публика почище. А до зрелищ я до сих пор большая охотница, особенно, когда дают что-нибудь веселенькое. Отчего бы и не посмотреть?

Так вот, в тот день заваливается ко мне Мим. И давай с порога ломать комедию:

— Эй, Аллия! А вот и я-а…и-а…и-а! Глянь-ка, кого я привел! Любимец публики! Несравненный Порфирий! Пляшет по лидийски, скачет по фригийски, вытанцовывает по ионийски, по-сирийски коленца выделывает! Радуйся, Венера — в твой дом пожаловал первый пантомим Эфеса! Эван-эван-эвоэ!

Тут Мим пустился в пляс с притопом и прихлопом. Зато его спутник стоял, как неживой, и лица на нем не было. Да что это с ним? Горе, что ль, у него какое стряслось?

Тем временем Мим полез ко мне обниматься. А сам шепчет мне на ухо:

— Утешь его, Аллия. Ты умеешь… Это мой друг. У него на днях дочь умерла8. Жаль парня. Уж ты постарайся, а за мной не останется.

Что ж, отчего бы и не утешить? Он — актер известный и наверняка не бедный. Заплатит, не поскупится. Да и… жаль его.

С тех пор он и стал бывать у меня…

(продолжение следует)

______________

1 О святом мученике Порфирии ничего не известно за исключением обстоятельств его чудесного обращения и страдании за Христа. Желающий может убедиться в этом сам, прочитав его житие.

2 Юлиан Отступник (361–363) был племянником святого равноапостольного императора Константина. В силу личной ненависти к христианам и христианству он, вступив на престол, попытался возродить язычество, однако не преуспел в этом. Святой мученик Порфирий пострадал во время посещения Юлианом города Ефеса.

3 Перифраз 2 Кор. 6, 8.

4 Языческий (римский) обряд бракосочетания (конфарреация) сопровождался принесением в жертву Юпитеру пшеничного пирога (или лепешки). Им же угощали новобрачных и гостей.

5 Реальный факт: в древнем Ефесе слева от библиотеки на так называемой Мраморной улице находился публичный дом. Оба здания сохранились до наших дней.

6 Силен — в античных мифах уродливый и вечно пьяный спутник Бахуса (Диониса).

7 В театрах того времени вход был бесплатным. Однако требовался пропуск — костяная табличка с указанием ряда и места. Самыми лучшими и почетными считались места ближе к сцене. Простонародье и рабы сидели на самом верху — так сказать, «на галерке».

8 В одной из редакций жития святого мученика Порфирия говорится, что он уверовал во Христа после смерти дочери. Поэтому я решила упомянуть о ней в рассказе, не связывая, однако, обращение героя ко Христу с его семейной трагедией.

Комментарии

Спасибо, уважаемая Татьяна! А сюжет-то известный. Язычник-актер, играя кощунственную пьесу, вдруг уверовал. Объявил себя христианином и был казнен. Собственно, это все, что известно о мученике Порфирии. Просто здесь герои - его современники и очевидцы его гибели. Причем выводы из истории они сделали разные...хотя во многом сходные.

Собственно, поэтому старый епископ находит общий язык с Аллией, а молодой дьякон, маскималист и прагматик - нет.

Епископ, скажем так, хочет понять, почему произошло чудо. Но поди пойми, почему Бог совершил чудо!welcome